Странник. Зима Мира - Пол Андерсон

Это не было просто сборищем каких-то бродяг. У них было сложное и богатое общество, со своими традициями, не меняющимися в течение многих столетий. Более того, оно не было статичным, как большинство остальных, оно постоянно развивалось.

И все же… И все же…

Будучи рожденным в индивидуалистической, наращивающей темпы развития промышленности капиталистической стране, Джоссерек привык к свободе выбора религий и что ритуалы мало где соблюдаются. Но почему-то его взволновало то, что эти же черты он обнаружил и здесь. Искатели знаний — женщины, мужчины, проводники, одинокие мыслители или, напротив, обычные люди, которые лишь изредка тратили время на это — не были ни пророками, ни магами, ни мудрецами. Самое подходящее название, которое он мог для них подобрать, — «философы», хотя часть философского поиска происходила у них в мускулах и потрохах, а не в мозгу. Большинство людей отличались безразличием, агностицизм прочно укоренился в их внутреннем мире. Как утверждали рогавикианские историки, мифы и магия существовали в прошлом, но уступили место более точным наукам с легкостью, которая показывала, насколько непрочными они были.

Церемонии, в отличие от художественных представлений, были короткими и скромными и носили скорее светский характер, чем религиозный. Ему сказали, что у семей есть более сложные церемонии, которые развивались многими поколениями. Но, насколько он мог судить, они свидетельствовали только о связях между членами семьи и служили для преодоления отчужденности между ними. Можно было даже с любовью помянуть предков, но не возникало даже мысли, что они могут присутствовать при этой церемонии благодаря каким-то сверхъестественным силам. Об этом и хотела рассказать ему Никкитэй, когда находилась в лирическом настроении. Она все держала в тайне и не давала этому никаких логических объяснений. Просто не разглашала их, и все.

«Проклятье! — подумал Джоссерек. — Они совсем не похожи на жителей киллимарейчанских городов! Они создали единое общество среди огромных просторов первобытной природы. Они не должны чувствовать себя так… обособленно?

Нет, снова неправильное слово, и опять я не знаю, какое слово было бы верным. Они ведут себя как кошки. Что, наверное, мне только кажется. Человек — животное, живущее в стае, как собаки. У него тоже есть собачья потребность в мистических узах к чему-то, более высшему, чем он сам».

С грустной улыбкой взирал он на эти просторы, поросшие колыхаемой ветром травой, над которыми парил ястреб-перепелятник, выискивая жертву.

«Да и сам я — холостяк, солдат фортуны, бывший изгой, кто я сейчас — все тот же неудачник? Но ведь прибыл я сюда не в поисках приключений, а выполняя задание в интересах своей страны, которую, несмотря на свои насмешки, хочу сберечь.

И я люблю Доныо… Что ж, она предана своим мужьям (может быть, в какой-то степени и я сам?). И своим детям, друзьям, родине. Верно?»

Джоссерек задумался. Неужели убийственная ярость, которую зажгло в сердце каждого рогавикианца — каждого, без исключения (хотя во всем остальном они оставались нормальными) — неужели она происходит из их любви к своей земле? Но, к примеру, киллимарейчанец бы сражался за свою нацию. Его соплеменники могли бы перенести войну за пределы родной страны, если бы того требовали политические интересы, а не просто, чтобы уцелеть, подобной мысли в головах северян даже возникнуть не могло. Но и его готовность к самопожертвованию имеет пределы. Если он поймет, что его усилия бесполезны, война безнадежно проиграна, он смирится с поражением, даже оккупацией, и постарается извлечь все, что можно, из такого положения дел. Но было очевидно, что на подобное рогавикианцы просто не способны. Однако вот что парадоксально: в то время, как киллимарейчанцы, одержав победу, не скоро простят тех, кто нанес их городам и землям серьезный ущерб, рогавикианцы же, как свидетельствует вся история, в тот самый момент, когда последний захватчик изгнан с их территории, уже готовы возобновить отношения, словно ничего и не случилось.

Быть может, ключ к ним лежит в их семьях, их структуре и функционировании? Сущность жизни в том, чтобы нести жизнь дальше; у любой расы этому подчинено все остальное. Но что касается этой расы… Джоссерек вдруг понял, что он просто запутался. Среди всех остальных народов рогавикианцы настолько мудро подходили к вопросу воспроизводства, что у них не было прироста населения.

Они никогда не поднимают свою численность выше той, что может прокормить их территория. Поэтому — то ли в результате действия естественных ограничительных механизмов (например, трудно найти партнера в полигамном браке), то ли из-за чумы, голода, междоусобиц — происходит регуляция их населения. Человек принадлежит к животным, у которых отсутствует регулятор размножения. В результате время от времени он подвергается участи кроликов или леммингов. Но, будучи разумным существом, он может предвидеть ее, и для этого у него есть самые различные способы: широко распространенное безбрачие, поздние браки, половые акты в периоды, когда невозможно зачатие, контрацептивы, аборты, убийства новорожденных и престарелых, эмиграция. Как правило, от неуправляемого роста населения страдают цивилизованные народы, первобытные же контролируют рождаемость. И то, что это удается северянам, не должно было бы удивлять Джоссерека.

Однако в их случае все подчинено радикальному ограничению численности населения с тем, чтобы реальные возможности и уровень технологии могли обеспечивать невысокий его уровень. Многоженство и рождение незаконнорожденных детей подвергалось осуждению. Существовало общепринятое мнение, что жена не должна рожать больше шести детей. Все это удерживало население на низком уровне. История говорит, что на время несчастий, когда смертность намного превышает рождаемость, существует молчаливое согласие относительно ослабления действий этого правила, но когда все приходит снова в норму, по такому же невысказанному вслух согласию восстанавливается и статус-кво.

Генетика заинтересовала Джоссерека. Женщины-красавицы привлекали внимание более зрелых поклонников или своих ровесников, и они могли выбирать лучших. Менее желанные женщины довольствовались и мужчинами помоложе себя и вообще выходили замуж один раз или два. Таким образом мужья последних получали значительную часть их наследства, и некоторые из них вступали в следующее поколение членами более преуспевающих семей. Может быть, именно это и объясняет тот факт, что здесь никогда не было ни аристократии, ни правительства, ни государства, ни власти, ни руководства, кроме, может быть, самых примитивных форм, да и то лишь при условии согласия с их существованием всех остальных.