Поздняя повесть о ранней юности - Юрий Нефедов

Выполняя просьбу командира полка и опуская цветы, я вспомнил день похорон генерала во второй половине марта 44-го, огромное количество военных и особенно старших офицеров, выступавших и клявшихся отомстить за гибель любимого командира. Протиснуться близко было невозможно, разглядеть и запомнить кого-либо тоже, но сейчас поразила мысль о неисповедимости господних путей: как же неожиданно пришлось встретиться в далеком Закавказье с одним из героических комбригов прославленного танкового корпуса, находившегося в один день и час со мною в одном и том же месте. А если бы господние пути можно было хоть немного предвидеть, я бы ужаснулся тому, что меня ожидало ровно через три недели.

Время шло очень быстро, отпуск заканчивался, и я уже получил билет на тот же поезд Киев — Баку. Мама напекла целый чемодан пирожков, купила большой кусок сала, чтобы было чем угостить моих товарищей, остававшихся в Кировабаде.

Точно в день окончания отпуска я появился на КПП дивизии с чемоданом в руках. К моему удивлению дежурным был тот же сержант из роты управления, который дежурил и в день отъезда:

— А в чемодане что? Небось, мама пирожков напекла? Так угощай! Когда ты уехал, я Бабкину сказал, он радовался, как ребенок. Видно, любит он тебя.

Дома осталась девушка, которая любит, здесь встретили с любовью, и я, как на крыльях, влетел в расположение полка, сразу же столкнувшись в дверях с Петром Николаевичем:

— Хорошо, что приехал. Сегодня гуляй и готовься, завтра все поедем в Тбилиси в окружной арсенал на неделю.

Чемодан с пирожками был опустошен мгновенно, а с салом справились за два дня, прикончив его уже в Навтлугах, в арсенале. Там собрали человек сорок оружейников со всего округа, и мы неделю выбраковывали два огромных склада стрелкового оружия: отечественного и трофейного. Наш майор за это время нашел на территории четыре оружейных мастерских на новеньких автомашинах, полученных по ленд-лизу от американцев еще в годы войны. Он сумел обаять тамошнее начальство, и домой мы прикатили в будке, набитой неисчислимым количеством великолепного инструмента и оборудованной экзотическими металлорежущими станками.

Из всех новостей, привезенных из отпуска, Володя Портнов оценил выше всего два: объяснение с Любой и настоятельные рекомендации моих друзей учиться. Мы внимательно рассматривали привезенные объявления о приеме в Горный и Металлургический институты, водили пальцами по перечню специальностей, выясняли, соображали, догадывались…

— Вот смотри, геологоразведочная специальность. Это по твоему складу ума и характеру. Я немного писал о геологах, которые ищут нефть, и чуточку знаком с их работой, — говорил Володя, сдвинув в дугу свои широкие брови и склонив голову над большим, с газетную страницу, плакатом.

А я в это время уже видел себя пробирающимся сквозь непроходимые таежные дебри с тяжелой ношей за плечами…

— Но самое главное, что ты, приехав домой, попадешь в окружение учащихся друзей и это поможет преодолеть барьер неуверенности, который за годы войны и службы ты приобрел. Они будут твоими маяками.

Внутренне соглашаясь с Володей, я думал, что придется выбирать между учебой и необходимостью помочь маме материально. Вспомнились бесчисленные объявления о приеме на работу, о начале строительства автозавода и еще очень многое. А военное училище? О нем я думал все чаще, но молчал. После приезда уже был в Доме офицеров и сдал для проверки две тетради с заданиями, выполненными в отпуске.

В один из дней последней недели ноября поступила команда подготовить машину для поездки на охоту. Опять сняли радиостанцию, установили аккумуляторы, подготовили оружие и снаряжение.

В этот раз поехала та же команда: полковники Девятко И. А. и Высоцкий А. Н., подполковники Шамин В. Г. и Алексеев А. С. Рудик Белянкин был в отпуске и уехал в Москву к маме, работавшей хирургом в Центральном военном госпитале.

Первый день и вечер охоты были безрезультатными. Ночевали офицеры у знакомого по прошлой поездке председателя колхоза, а мы с Владимиром Резвовым в машине. Время сна и питание были совершенно нормальными. Старшина Захар Закиев, наш комсорг полка, к тому времени уже заведовал продскладом вместо двух проштрафившихся сверхсрочников и снабдил нас всем необходимым.

Второй день также был неудачным, но к вечеру, когда уже стало темнеть, сначала полковник Высоцкий, а за ним командир полка, свалили двух больших кабанов. По дороге домой заехали к председателю колхоза, у которого ночевали офицеры. Он встретил с истинно восточным гостеприимством: усадил по-турецки на ковер, две женщины подали чай в больших пиалах, а затем огромное блюдо горячего вкусного плова. Принятого по русскому обычаю возлияния не было. Гости очень уважительно отнеслись к национальным традициям хозяев.

Большая комната, в которой мы сидели, была вся завешена и застелена коврами. На одном из ковров висела фронтовая гимнастерка хозяина с погонами старшего сержанта, орденом Красной Звезды и двумя медалями «За отвагу». Присутствие в его доме четырех старших офицеров-фронтовиков было ему очень приятно, он рассказывал о своей службе и настоятельно приглашал заночевать, тем более уже начался густой моросящий дождь.

Командиры, ссылаясь на то, что задержались более положенного срока, приняли решение ехать и очень вежливо отказались от предложения хозяина, пообещав еще не раз побывать у него. Несколько часов мы двигались по размытым дождем проселочным дорогам. Примерно в половине второго добрались до Евлаха и выехали на асфальтированную трассу Баку — Тбилиси. До Кировабада оставалось 65 километров. На выезде из города у закрытого шлагбаума нас остановили на посту ГАИ три офицера и предупредили, что на тридцатом километре из кювета копали и грузили в самосвалы глину. Участок опасен и попросили ехать осторожно.

Машина, выехав на хорошую дорогу, пошла быстрей и прекратилась болтанка. Дождь продолжал сеять, как через мелкое сито, не прерываясь ни на минуту. Офицеры прекратили разговоры и задремали на мягких сидениях. Я сидел на ящике, в котором мы возили продукты, спиной к задней двери и не отрываясь смотрел на дорогу.

Неожиданно я увидел и испугался: голова Резвова медленно опускалась на грудь, он засыпал, машина уходила к правой или левой обочине, голова резко взбрасывалась вверх, машина снова выравнивала ход. Не имеющий опыта действий в подобных ситуациях, но многократно наслышавшийся подобных историй еще на курсах шоферов от Флегонова, я попросил Резвова остановить машину. Объяснив командирам, что произошло, выскочил из машины и вместе с водителем бегал вперед и назад по дороге в свете фар. У подполковника Алексеева оказался термос с чаем. Резвов выпив кружку чая, сказал, что сонливость прошла, и мы тронулись дальше.