Мария Антуанетта - Елена Морозова

После неудачной попытки покинуть Тюильри жизнь во дворце словно замерла; королевская семья тайно готовилась к побегу; многие придворные захотели уехать, их никто не удерживал. Королева, всегда неохотно покидавшая дворец, теперь пользовалась любой возможностью выехать в город, чтобы приучить охрану к своим отлучкам. Собрание заставило короля написать обращение к своим представителям при иностранных дворах: «…враги конституции не перестают повторять, что король несчастен, словно для короля может существовать иное счастье, кроме счастья его народа. Они говорят, что его власть унижена, как будто власть, основанная на силе, более могущественна и прочна, чем власть закона. Наконец, они говорят, что король не свободен. <…> Это нелепая клевета, если принимают за лишение свободы согласие, многократно выраженное королем, оставаться среди граждан Парижа». Монморен, долго уговаривавший короля не подписывать эту ложь, способную сослужить ему плохую службу за границей, так как за нее тотчас уцепятся принцы-эмигранты, в конце концов поставил рядом свою подпись — опасаясь новых эксцессов со стороны Собрания. За это обращение Собрание устроило королю овацию. В день Пасхи Людовику XVI вместе с семьей пришлось отправиться в церковь Сен-Жермен-л'Осеруа, что в приходе Тюильри, где вел службу присягнувший священник.

«…О планах бегства известно только четырем французам, трое из которых находятся за границей», — писал Ферзен своему другу фон Таубе. Тем не менее парижане были уверены, что в Тюильри что-то замышляют, поэтому, чтобы удобнее было охранять королевскую семью, Прованса с женой и свитой заставили перебраться из Люксембургского дворца в Тюильри. Отчаявшаяся и измученная, Мария Антуанетта держалась из последних сил; государи соседних стран выражали сочувствие, однако, как и писал Мерси, вопрос о конкретной помощи, особенно финансовой, обходили стороной. Но если пару месяцев назад королева считала: «…прежде чем мы не уверимся в помощи нам Испании и Швейцарии, равно как и в помощи императора, мы не станем ничего предпринимать» — теперь она ждать не могла. А уверенность и поддержка Ферзена не давали ей опускать руки.

Ферзен принимал участие как в разработке тактики побега, так и в материальной его подготовке. От имени королевской семьи он сделал заем в два миллиона ливров, хотя на побег требовалось 15 миллионов. Ему приходилось отдавать свои деньги и деньги своей любовницы Элеоноры Сюлливан, точнее, ее покровителя Кроуфорда, но их все равно не хватало. Баронесса Корф также внесла свою лепту в финансирование побега. (Когда, наконец, брат решит предоставить Марии Антуанетте кредит, будет поздно.) Тем не менее за полгода до побега Ферзен заказал громоздкую берлину темного зеленого цвета, обитую изнутри золотистым шелком. В этом шестиместном экипаже с комфортом могли разместиться королевская семья и двое сопровождающих, ибо королева ни за что не хотела разлучаться ни с королем, ни с детьми. Берлина была заказана от имени русской баронессы Корф, вдовы, проживавшей вместе с матерью в Париже и собиравшейся отбыть на родину. В те времена в таких прочных тяжелых каретах ездили по Европе богатые русские путешественники и немецкие банкиры, так что на дороге она не должна была привлечь особого внимания. А вот во дворе дома Ферзена на улице Матиньон, куда ее доставили от каретника и где она простояла довольно долго, любопытных, являвшихся поглазеть на нее, оказалось хоть отбавляй. (И это в то время, когда все газеты писали, что король собирается бежать!) Так как дорога предстояла долгая, а рассчитывать на трактиры особенно не приходилось, в карете имелись ящики для запасов провизии и необходимых вещей, включая ночные горшки. Иного способа путешествовать королевская семья себе не представляла.

Та же баронесса Корф раздобыла для путешественников паспорт. Она действительно собиралась покинуть Париж и просила паспорт для себя и своей матушки, госпожи Штегельман. Через несколько дней она повторно обратилась к русскому послу Симолину, сообщив, что нечаянно бросила свой паспорт в печку вместе с ненужными бумагами, и просила выдать ей новый. Интересно, возникли ли у Монморена, к которому Симолин снова обратился за паспортом на имя баронессы Корф, подозрения, отчего русская баронесса столь рассеянна? Людовик своего министра иностранных дел в планы побега не посвящал. Говорят, паспорт на имя госпожи Корф получала Элеонора Сюлливан, которая и передала его Ферзену.

Встретить бежавшего из Парижа короля предстояло генералу-роялисту маркизу де Буйе, на «скромность и рвение» которого полагалась Мария Антуанетта. Но так как генерал, по его словам, мог доверять только двадцати своим батальонам, а Мец уже заразился якобинскими настроениями и вдобавок находился далековато от границы (что могло задержать прибытие помощи), он предложил ехать в Монмеди, укрепленный городок на границе с империей Габсбургов. Туда вели две дороги: короткая — через Реймс и Стенэ и в обход — через Шалон, Сент-Менегу и Верден или Варенн. Желая сократить расстояние, планировали ехать через Реймс, но король решил, что его могут узнать, ибо во время коронации все население этого небольшого городка высыпало поглазеть на своего монарха. В Вердене муниципалитет и население поддерживали патриотов и якобинцев, в Варение не было почтовой станции. Предпочли Варенн. В конце апреля король велел Буйе расставить солдат от Шалона до Монмеди. Буйе попросил разместить королевскую семью в двух легких английских дилижансах, а проводником взять надежного и знающего маркиза д'Агу. Еще он просил организовать движение австрийских войск со стороны Монмеди, дабы устранить подозрения о скоплении французских войск в этом направлении. Ферзен его просьбы поддержал. Король обещал взять с собой д'Агу, но ехать отдельно от королевы отказался. Вздохнув, Буйе отправил офицера своего штаба Гогла проверить дорогу между Шалоном и Монмеди. Напряжение нарастало. Король никак не мог решиться назначить дату побега.

Пока король колебался, королева готовилась к отъезду — именно к отъезду, ибо ее приготовления нисколько не походили на приготовления к бегству Не желая чувствовать себя гонимой беглянкой в собственной стране, она хотела прибыть в Монмеди во всем блеске. Она заказала два походных несессера (второй — для отвода глаз) в форме корзины для пикника со всем необходимым для наведения красоты и один послала сестре Марии Кристине, правительнице Нидерландов. Ей же она отправила и несколько роскошных платьев — также якобы в подарок, полагая, что, когда она окажется на свободе, сестра с легкостью перешлет их ей в указанное место. Так как на новом месте ко двору, без сомнения, съедутся все верные подданные короля, королева упаковала и корону. Одежду дофина и Мадам Руаяль тоже отправили в Брюссель. Для путешествия всем заказали новые костюмы, а для дофина, которого намеревались переодеть девочкой, — хорошенькое платьице. Самую горячую дискуссию вызвал состав тех, кому предстояло ехать в берлине. Сначала предполагали, что Мадам Елизавета бежит вместе с Провансом и его женой, иначе говоря, занимает место у них в карете. Но привычка никогда не разлучаться с братом взяла свое, и вопреки разуму Елизавета настояла на своем праве занять место в карете короля. На оставшееся место Ферзен рассчитывал поместить графа д'Агу, но о своих правах заявила мадам де Турзель. Гувернантка давала слово не расставаться с дофином и нарушать его не намеревалась. Из уважения к обычаю королева поддержала ее; она еще раньше включила ее в состав отъезжающих в королевской карете; неожиданностью для нее стало настоятельное желание Елизаветы ехать вместе с ними.