Мария Антуанетта - Елена Морозова

В отличие от королевы, Людовик, изменившийся до неузнаваемости благодаря парику и скромному костюму лакея, лучше всех разбирался в топографии Парижа и пришел к месту встречи, как и было условлено, ровно в полночь. Вскоре подошла Мадам Елизавета с сопровождающей ее дамой; когда принцесса садилась в карету, показался патруль во главе с Лафайетом. Но Ферзен так естественно сыграл кучера, ожидавшего припозднившихся хозяев, что ни Лафайет, ни следовавший за ним караул не заинтересовались одиноким экипажем. Королева опоздала минут на сорок. Вместо того чтобы ехать прямо, Ферзен начал петлять по улицам, но на вопрос короля, не заблудились ли они, ответил, что хочет проверить, нет ли за ними погони. В результате заставу Сен-Мартен они пересекли на два часа позже условленного времени и долго искали опередившую их берлину. Пока знатные путешественники размещались, начало светать. Место кучера занял доверенный человек Ферзена, а сам он вновь стал умолять позволить ему сопровождать карету до Монмеди. Но король поблагодарил его и велел ехать в Бельгию, дабы затем из-за границы прибыть в Монмеди. «Прощайте, мадам Корф!» — произнес Ферзен, глядя на королеву…

Эта прощальная фраза, скорее всего, приписана Акселю Ферзену — ведь под именем баронессы Корф значилась мадам де Турзель. Королева значилась под именем мадам Роше, гувернантки; король — под именем Дюрана, лакея, Елизавета — под именем Розали, служанки, а Мадам Руаяль и дофин превратились в Амели и Аглаю, дочерей мадам Корф. Сопровождающие путешественников гвардейцы переоделись слугами. До ближайшей почтовой станции путники ехали молча, не веря, что им удалось незаметно выбраться из хорошо охраняемого дворца. На побег из дворца ушли все силы, и теперь, когда Тюильри остался далеко позади, все расслабились; дофин спал на коленях у Турзель. Чем дальше берлина удалялась от Парижа, тем больше беглецам казалось, что они разыгрывают спектакль с переодеваниями, какие в свое время любили ставить в Трианоне. А в театре Марии Антуанетты все пьесы всегда оканчивались хорошо…

В Шалоне, по словам Мадам Руаяль, многие, узнав короля, желали ему доброго пути. Людовик перестал бояться, охотно высовывался из кареты и милостиво кивал своим подданным. И он, и королева почему-то полагали, что, в отличие от столицы, в провинции по-прежнему любят своего доброго короля. Беглецы даже позволили себе сделать несколько остановок, чтобы размять ноги. Спокойствие короля передалось королеве. Поэтому, когда почти с трехчасовым опозданием беглецы подъехали к условленному месту возле Пон-де-Сомвель и обнаружили, что их никто не ждет, настроение у них не испортилось. Погода стояла хорошая, и они, не думая о дурном, отправились гулять, а потом устроили пикник, пока сопровождавшие их гвардейцы занимались мелким ремонтом кареты.

Тем временем продуманный план стремительно рушился. Не дождавшись короля, Шуазель решил, что ему не удалось выбраться из Тюильри, и не только увел гусар, но и выслал вперед Леонара, дабы тот предупредил в Сент-Менегу, Клермоне и Варение, что «казна сегодня не проедет». Поэтому посланный королем вперед курьер не встретился ни с одним из отрядов, которые столь старательно собирали для эскортирования короля. Утром в столице обнаружили, что король бежал, и к одиннадцати утра возле Тюильри собралась огромная толпа, выкрикивавшая угрозы в адрес беглецов. Видя, что ничего не происходит, толпа отправилась шататься по улицам, круша все, на чем были надписи с именем ненавистного короля. Отовсюду слышались требования провозгласить республику. Во все концы отправили гонцов, призывавших граждан к бдительности, дабы не дать королю бежать за границу. Воззванию, найденному в спальне его величества, никто не поверил; народ волновался и грозил королю, а главное — королеве.

Прождав до вечера, беглецы растерялись. Сопровождавшие короля гвардейцы были молоды и не привыкли командовать. Король никогда не отличался решительностью, а королеве было неудобно отдавать распоряжения в присутствии супруга. В конце концов решили ехать как запланировано — в надежде, что отряд встретится им по дороге. Карета покатила в Пон-де-Сомвель. Но ни там, ни дальше, в Сент-Менегу, они никого не встретили. Маленький Сомвель миновали быстро, однако в Сент-Менегу пришлось сделать остановку, чтобы сменить лошадей. К этому времени коммуну уже оповестили о бегстве короля, и ярые якобинцы пристально вглядывались в лица проезжающих. Заглянул в карету и почтовый служащий Друэ. Лицо человека, значившегося в бумагах как лакей мадам Корф, показалось ему знакомым. Вытащив из кармана ассигнацию (кажется, ту самую, которую он получил от короля в уплату за лошадей), он убедился: перед ним король и, судя по составу сидящих в карете, его семья. На всякий случай Друэ проследил за каретой до Клермона, где подслушал, что беглецы следуют в Варенн, и кратчайшей дорогой помчался в указанный городок.

В одиннадцать вечера измученные путешественники прибыли в Варенн. Кони выдохлись окончательно, но где взять смену, никто не знал: уверенные, что к этому времени у них появится целый полк провожатых, никто не поинтересовался названием трактира, где их ожидали сменные лошади. Равно никто из них не знал, что Варенн поделен на две части рекой Эрой, и отряд Буйе-младшего разместился на другом берегу, в нижней части города, куда увели и лошадей, ибо Леонар заверил офицеров, что сегодня ждать больше нечего. Когда в верхней части города забил набат, Буйе-младший, поняв, что произошло нечто важное, на всякий случай послал курьера к отцу, стоявшему неподалеку вместе с Немецким полком. Но гонец плохо знал местность, перепутал поворот и уехал в Верден.

Не обнаружив ни трактира, ни подставы, король с королевой вышли на темную улицу и принялись стучать в дома и будить хозяев, в надежде прояснить положение, а провожатые метались в поисках сменных лошадей. Когда наконец договорились о лошадях, набежали вооруженные люди и потребовали документы. Не удовлетворившись паспортом «мадам Корф», они попросили беглецов выйти из кареты и подождать до окончательного выяснения их личностей. Мадам Сое, жена прокурора местной коммуны, предложила свое гостеприимство. Путешественники устали, дофин спал на руках мадам де Турзель. «Король устроился в самом темном углу комнаты. Королева и Мадам Елизавета сели рядом, постаравшись загородить его от нескромных взоров». Тем временем местный отряд Национальной гвардии выкатил на мост пушки, преградив путь отряду Буйе-младшего. Забил набат. Толпа вокруг дома Coca росла, из окрестных селений прибывали радикально настроенные национальные гвардейцы. Людовик перестал сопротивляться и обратился к толпе с речью, напоминавшей оставленный им в Париже манифест. Добрые подданные сочувствовали, но отпускать монарха не намеревались. Королева пыталась уговорить мадам Сое потихоньку отпустить их, но та отвечала, что это слишком рискованно и, как бы она ни любила короля, мужа она любит больше.