Колдунья - Сьюзен Флетчер

«Мрачное место…» Теперь оно такое. Теперь люди говорят о нем так и качают головой. Теперь они не пойдут туда — а если пойдут, то поторопятся миновать его и не поднимут взгляд, чтобы полюбоваться на напоенные воздухом вершины. Но тени проходят. Перед тенью всегда бывает свет, и за ней тоже идет свет, ведь как же иначе могут появиться тени? Если нет света?

Так что Гленко — мрачное место. На краткий миг. Но оно всегда будет сиять.

Джейн, я не стану писать много. В этом нет необходимости — ты прочтёшь мое письмо, когда все будет кончено. Оно доберется до тебя, когда все уже будет сделано, я исчезну из Инверэри, по которому будут бродить истории об ирландце, который приехал, а потом уехал. О ведьме, которой больше нет.

Но я хочу извиниться, любовь моя. Я напишу это письмо, чтобы выразить смирение, глубокую и неописуемую любовь к тебе и то, как я сожалею о тяжелом бремени, что возлагает мой долг на тебя и наших мальчиков. Я пришел сюда, чтобы служить его величеству. Пришел, чтобы служить ему, доказывая грехи и проступки человека, который занял его место, — и я делаю это во имя Господа. Я чувствую, что я там, где должен быть. Но я знаю, что происходит по ту сторону моря без меня. Я осознаю, что ты вынуждена одиноко бродить по садам и слушать чтение наших мальчиков, когда с тобой рядом нет мужа. Они растут без отца, который бы учил их. И я прошу прощения у тебя, у вас всех, за то, какова на самом деле правда.

Прости меня. Поверь, я понимаю, как это непросто для вас, для тебя и сыновей. Я знаю, что ты поддерживаешь меня, но, кроме того, знаю, что иногда ты топаешь маленькой ножкой или грозишь кулаком и хочешь, чтобы я вернулся. Я вернусь. Вернусь.

Я надеюсь, ты утешишься, когда узнаешь, что я делаю это не только ради Якова. Думая не только о Боге. Я пекусь о тебе, Джейн, — в борьбе за общее дело Стюартов, надеясь на лучший, более безопасный мир, я страстно желаю, чтобы ты гордилась мной. Для меня будет счастьем, очень дорогим счастьем, если наши сыновья вырастут и станут мужчинами, которые говорят о своём отче с гордостью и любовью. Если они смогут сказать: «Наш отец, Чарльз Лесли, сделал этот мир лучше».

Джейн, как же я скучаю по твоему лицу!

Завтра я пойду к ней.

И выведу ее из темницы.

II

[Он] вполне может называться «трехлистным сердцем» не только потому, что его лист треугольный, как сердце человека, но также потому, что каждый листик имеет форму сердца. И он был бы точной копией сердца, если бы имел цвет плоти.

«Никогда не люби мужчину. Ты слышишь?»

Это твердила Кора. Кора, чьи волосы были иссиня-черные, как крылья ворона, и у которой были травы. Она брала мое лицо в ладони и говорила: «Потому что он не полюбит тебя в ответ. Или, если это случится, любовь все равно заберут у тебя. Понимаешь?» И она отступила, пригладила юбки. «Никто не любит таких, как мы».

«Люби лед вместо этого и ветер. Горы».

И я любила все это. Я любила завитки на шерсти коз. Любила, когда ветер встречал меня на вершине и завихрялся вокруг, дружески подталкивая. Я любила небо — любое небо без исключения. Воющего волка.

Но Кора была не права. «Никогда не люби» — слова негодные. Стоит подумать об этом, и мне становится тоскливо, потому что наверняка ее сердце страстно жаждало огромной любви. Я думаю, мать мечтала о ней, потому что слышала ее шепот в ночи.

Может ли она меня видеть сейчас? О да! Она видит меня в этой клетке. Она проводит эти последние часы со мной, говоря: «Я с тобой, Корраг. Иной мир уже близко, он ждет, я недалеко».

Мистер Лесли, я знала, что вы придете. Раньше я думала, что вы никогда больше не вернетесь, что моя грязь, и голос, и слово «ведьма» отпугнут вас и вы не станете приближаться. Я думала: «Он ушел» — и сожалела, но проходило время, и сердце шептало мне: «Нет, он вернется, он придет…» И вы возвращались. Каждый раз.

Итак. Сегодня вы без чернильницы. Без кожаной сумки.

Подойдите ближе.

Я бы хотела, чтобы мы сказали друг другу последние слова, держась за руки.

Я знаю имена. В ту ночь я узнала имена, и я назову их вам. Барбер. Драммонт. Гамильтон. Было еще несколько Кэмпбеллов — немного, сэр, но они были. Теперь я понимаю, что Глен-Лайон, когда рыдал в канаве: «Прости меня, Господи, помилуй мою душу», мучился отнюдь не грехами прошлого, как я думала, крадучись мимо. Я-то жалела его: «Бедняга… Такой одинокий. Поглядите, как он раскаивается в своих поступках». Но он просил простить его за грядущие грехи. Ему, оказывается, пришел приказ от короля.

Возможно, он все-таки и несчастен, потому что его рыдания вырывались из глубины души. Они не могли не ранить мне сердце. Я думала: «Найди утешение… прости себя».

Еще у меня есть имя: Стайр.

Стайр. Какое забавное имя, правда? Но именно его я услышала, когда они заковали меня. После того как меня избили, оплевали и швырнули на землю, я услышала, как они говорили:

— Она предупредила их.

— Стайр должен узнать об этом.

— Стайру это не понравится. Она разрушила планы Стайра.

И солдат наклонился к моему уху, сказав:

— От него не жди добра к себе…

Он не был добр. Совсем нет. Владетель Стайра прискакал сюда из Эдинбурга, чтобы увидеть сероглазое существо, что распороло его хитрые петли и спасло воровское племя. Он смотрел на меня сквозь решетку.

— Назойливая тварь, — сказал он. — Мир стал бы лучше, если бы окончательно избавился от этого клана.

А он сам? Было бы ему лучше? Если бы он избавился от них? Не сомневаюсь. Небось из-за меня он потерял более высокий титул. Благосклонность короля. Земельный надел. Но что потеряли все остальные в этот кровавый снегопад?

Меня сожгут из мести — вот и все. Но они говорят, что причиной всему то, что я ведьма. Меня убьют из-за того, что я ведьма, — по крайней мере, так утверждают горожане.

— Кого вы сожжете?

— Каргу. Ведьму.

Оно всегда пыталось убить меня, это слово.

Мне недолго осталось, сэр. Уже недолго.

Завтра меня выведут отсюда. Поднимут, свяжут руки за столбом и затянут веревку вокруг шеи, чтобы удержала меня, не дала скорчиться, сползти вниз и ускорить смерть — а кто знает, такое возможно? Я могу шипеть и кричать: «Что же это за мир, где с людьми поступают так?» Но я не скажу этого. Я не стану умирать, думая о темной стороне жизни или о боли.

Сэр? Мистер Лесли?

Со мной было тяжело? Вам было трудно приходить ко мне каждый день? Я надеюсь, что нет; очень сильно надеюсь, что вы не напрасно терпели колченогий табурет и бесконечное кап-кап-кап, и еще надеюсь, что я помогла вам в том, что вы называете своим делом. Я никогда не любила королей. Мое сердце говорит, что прольется еще больше крови — намного больше — во имя Якова, и надеюсь, что я ошибаюсь, надеюсь, что эта кровь не ваша. Будьте осторожны! Не берите в руки меча. Сражайтесь только пером и чернилами.