Вспомнить Все (СИ) - "Maiyonaka"

Я в полной растерянности увидела, что потолок начал исчезать и сверху устремились в комнату ветви деревьев. Открыла рот, чтобы вскрикнуть, но голос выдал ответные строчки:

— Что ж, может быть, я ошибалась,

И ты — всего лишь миф, игра,

И все слова — как будто пепел,

Всего лишь пепел от костра.

Голубое небо над нами наполнилось облаками, солнце подсвечивало эти пушистые кусочки ваты, и они казались еще объемнее. Энджил продолжил нараспев:

— Все может быть,

И, может быть, сомненья –

Лишь наши неземные отраженья,

Что ловим мы в безмолвии ночи,

Но гаснет все,

Как пламя от свечи…

В комнату, где еще оставались стены, уже приобретшие зеленый цвет, залетели несколько птиц и начали щебетать. Я, любуясь на них, прибывала в плохо скрываемом восхищении и потрясении от происходящего вокруг. Ответ родился сам собой:

— То пламя от свечи — оно не вечно,

Оно — всего лишь миг,

Что радует теперь.

На западе взойдет пусть солнце бесконечное,

Оно куда сильней…

Одобряющая улыбка его губ, и мой взгляд задержался на ней слишком долго:

— Не каждый видит в солнце теплый свет,

Что сердце согревает так беспечно,

Ведь у кого-то пламенный рассвет — мечта,

Что будет сниться бесконечно…

Два павлина, изображенные на стенах комнаты, вдруг моргнули, встряхнув оперением, расправили крылья и хвосты и слетели на пол, важно прохаживаясь. Один распушил разноцветный хвост, демонстрируя все великолепие, я даже не сразу смогла выговорить слова от изумления:

— Мечты, мечты, они нас согревают,

Но ранят они нас,

Даря нам только боль…

… та боль горит в душе,

И пламя нас сжигает…

Энджил наклонил голову и, глядя на мое пораженное лицо от слетающих с губ строк, протянул мне нежно-розовый цветок, промурлыкав:

— А боль — она всегда, она повсюду,

И мы уже давно не верим в чудо…

— Дочка, пойдем есть, — в дверь тихонько постучали и, подняв помятое лицо, попыталась прийти в себя, не сразу ответив на зов.

Дверь тихо отворилась, и в образовавшуюся щель заглянуло встревоженное лицо отца.

— Ты спала, что ли? — он вошел в комнату, и я с нежностью отметила на нем фартук, тот самый, который за год до смерти подарила ему мама. Я замотала головой, стараясь прогнать последние крупицы сна. А ведь то был не сон, скорее красивая сказка… и почему я не могу вспомнить подробности? — Я приготовил твои любимые сырники с изюмом, — улыбнулся отец и, подойдя, поцеловал меня в лоб. — А эти странные символы на твоей щеке выглядят забавно, — жизнерадостно пропел он, — я жду на кухне ровно пять минут, а потом съедаю ВСЕ сам.

И, поманив рукой, прикрыл дверь. Взглянув в зеркало, обнаружила на щеке отпечаток похожий на бутон цветка, оставшийся от смявшейся ткани рукава.

***

К субботе дождь прекратился и температура на улице резко подскочила вверх. Неделя дождей сменилась невыносимой жарой. Последняя неделя лета выдалась самой жаркой за все три месяца. Наполненная влагой почва быстро теряла свою мягкость, превращаясь в пыльную дорогу, и ее сухие частицы разносил душный ветер. Уже к четвергу кончики травы, растущей на клумбах и по краям тротуара, начали жухнуть от палящего солнца, а небольшие корешки не могли достать из почвы, превратившейся в песок, достаточно питания.

Находиться в квартире становилось просто невыносимо, к концу дня кожа чесалась от пота, а майка и шорты согревали не хуже меховой шубы. И именно в момент, когда от жары я уже не знала куда себя деть, а она умудрялась проникать в помещение даже при плотно задернутых шторах и густо обволакивала тело, создавая эффект бани, позвонила Адель, пригласив в кафе.

И вот я уже плетусь по тротуару за бодро вышагивающей Адель, удивляясь, откуда у нее столько сил. Я тяжело дышу, одной рукой отирая пот со лба и после прижимая к нагретой голове. Сейчас мое самочувствие близко к обмороку, и беззаботная болтовня подруги меня мало интересует. Переползая дорогу, я не сразу поняла, что мы почти пришли и, когда Адель толкнула двери кафе «Счастливый случай», с блаженством окунулась в прохладу кондиционеров.

Не дожидаясь меня, Адель прошагала к стойке и сделала заказ. Я же зажмурилась от удовольствия, почувствовав свободу и прилив сил, поступающий ко мне с каждым новым вдохом, с упоением наслаждаясь, как прохладный воздух свежестью пробегает по телу.

Разговоры и веселый смех беспрестанно шелестели, точно потревоженная опавшая листва. Я пригляделась, не заметив свободных мест. Не понимая, где наш столик.

— Ты долго? — едва сдерживая смех, поинтересовалась подруга.

Кивнув, направилась к Адель, отмечая массивные деревянные балки на потолке со свисающими плетеными светильниками, деревянные столы и стулья и невольно засмотрелась на поленницу, занимающую почти всю стену слева.

Едва отойдя от полуобморочного состояния, пошла следом за Адель, к своему удивлению отметив, что она направляется к лестнице, ведущей на второй этаж. Странно, она никогда не любила есть на втором этаже. Звуки шагов гулко отдавались по железной винтовой лестнице, украшенной витиеватой резьбой, преодолев ее, мы очутились словно на балконе огромного старинного особняка.

Я огляделась. Посетители, занимавшие два столика, начали торопливо собираться. Остальные места были пусты. Странно. Осматриваясь, пропустила тот момент, когда официант расставил перед нами заказ.

Не замечая бросаемых мной взглядов Адель села, вытирая салфеткой руки. А я не могла избавиться от давящего чувства тревоги, ведь на втором этаже мы были одни, даже долетающая снизу оживленная беседа начала действовать удручающе. Почему хочется встать и убежать, а вместо этого я втыкаю вилку в листья салата и курицу, оставаясь на месте? Попытавшись успокоиться, протянула руку за соком, заметив, как к соседнему столику вальяжной походкой подошел высокий мужчина, мельком глянув в нашу сторону. Меня немного смутил его странный, будто посыпанный пеплом цвет волос. Обстриженные чуть ниже ушей они падали на лицо человека, скрывая от посторонних глаз. Но в мужчине привлекла не внешность, сама бы не смогла объяснить, но в нем улавливалось нечто знакомое.

Адель сидела спиной к лестнице поглощенная едой, не сразу заметив появившееся на моем лице напряжение.

— И на кого ты так уставилась? — откусывая пиццу, поинтересовалась она, пододвигая ко мне стакан сока.

Я уже открыла рот, чтобы ответить, но неожиданно встретилась с пугающими бледно-серыми глазами. Он посмотрел точно на меня, и по позвоночнику прокатился кубик льда.

Брошенные в мой адрес слова заставили в растерянности заморгать, боясь пошевелиться:

− Давно я не видел таких чистых глаз.

Я потерянно улыбнулась, заторможенно понимая, что он не открыл рта. Мужчина отвернулся, продолжив.

− Глаза − это зеркало души, в глубине твоих таятся и утраченная любовь, и боль. Не помнишь? − он повернул голову, мне показалось, что под его взглядом на меня сверху падают хлопья снега. Каждое его движение говорило о таящихся знаниях, ответах на вопросы, которые мне знать не хотелось. Губы изогнулись в приветливой улыбке, создавая жуткий контраст с ледяным взглядом.

— С тобой все в порядке? — подруга коснулась моей руки и начала поворачивать голову, неожиданно неуклюже завалившись на стол.

Я охнула, тут же принимаясь испуганно трясти ее за плечо. Хотелось встать, закричать, позвать на помощь, но я лишь молча тормошила обмякшее тело.

— С ней все в порядке, — незнакомец оказался совсем близко и, наклонившись ко мне, хитро улыбаясь, без стеснения разглядывал.

Не заметив его приближения, слабо вскрикнула и вскочила со стула. Мысли заметались пойманными в силки птицами, но ноги тут же будто вросли в деревянный пол.

— Не кричи, договорились? — я беспомощно продолжила стрелять глазами. — «Что ж, может быть, я ошибалась, и ты — всего лишь миф, игра, и все слова, как будто пепел, всего лишь пепел от костра…»