Кангасейро - Жозе Линс ду Регу

— Это Клариндо хоронят? Да, конечно, его. Он умер от черной оспы, я знаю об этом. Я говорил ему: «Клариндо, не ходи в Жатоба. На улице Палья — черная оспа», — он не послушался меня, и вот результат. Мосинья тоже уговаривала его не ходить…

Старик говорил без умолку. Он был не в состоянии держаться на ногах и, присев под жуазейро, продолжал:

— Когда здесь был святой Ибиапина, он дал моему отцу красную ленту шириной в палец, чтобы повязать ногу. Он был чудотворцем и умел исцелять любую немощь. И вот, когда край поразила лихорадка бобон — мой отец жил тогда в Гараньуисе, — он повязал лентой ногу, и лихорадка не коснулась его. Вот так-то. А этот Клариндо не хотел меня слушать, хотя я и предупреждал его, что в городе черная оспа. И вот теперь он мертв.

Негритянка Доната, издали следившая за стариком, подозвала Бенто:

— Сынок, именем нашего господа бога прошу вас, не допускайте, чтобы старик стал посмешищем. Сейчас он будто говорит мирно, а через минуту может натворить бед, ведь он взял с собой кинжал. Я пришла сюда только, чтобы присмотреть за ним.

Когда похоронная процессия тронулась в путь, все было сделано для того, чтобы заставить капитана вернуться домой. С ним остался вакейро Фелипе, чтобы вместе с Донатой увести старика. Но и вдвоем они еле справились с ним.

Алисе забилась в угол комнаты и не замечала негритянок, оставшихся в доме после выхода процессии. Сестры из домика у водопада, не успев отереть слез, уже судачили о случившемся:

— Я шла по дороге, — вспоминала одна из сестер, — и вдруг услышала, кто-то плачет. Это мастер бил дочь. А теперь вот взял и умер.

— Может, он и умер от злости, — сказала другая. — Он не хотел, чтобы дочь вышла замуж за Бенто. Парень белый, но мастер был слишком гордый.

— Он что, хотел принца себе в зятья? Эти брежонцы — пречванливый народ. Вот и сейчас, ты разве не видишь? Чужие люди в доме, а она спряталась, только бы не говорить с нами. Гордость дьявольская, и больше ничего!

— Она выйдет замуж за парня; только вот не знаю, как их обвенчают, разве что в миссии. В городе нужно, чтобы отец получил разрешение священника.

— Повенчают в миссии братства. Туда достаточно только явиться, и все будет в порядке.

— Но, моя негритяночка, ведь этот парень в дружбе с певцом. А ты встречала среди них хотя бы одного порядочного человека? То-то и оно-то!.. Только и знают, что волочатся за женщинами. Не знаю, но чувствую, что эта девчонка погубит себя. Не зря мастер не хотел выдавать ее за парня.

— Я видела, как она плакала. Может, тут замешан этот певец?!

На площадке собрались женщины и громко разговаривали. Капитан с негритянкой и вакейро шли по дороге.

— Капитан совсем рехнулся.

— Да, видно, так. Он давно уже не в своем уме, с тех пор как погиб его сын. Теперь за ним смотрит негритянка Доната. Его отец тоже к концу жизни совсем спятил. Я помню, как он ходил в длинной рубахе кающегося грешника.

— Капитан — хороший человек. После смерти жены все тоскует.

— Дочка выйдет замуж и уйдет из Рокейры; парень не хочет оставаться здесь.

— Хороший дом, кума Шика.

— Хороший, но я бы не хотела в нем жить. Ты помнишь арендатора, жившего в этом доме раньше? Дочка утонула во время купания в реке, жену ужалила змея. А мастер Жеронимо сколько намучился в этом доме?

— Не знаю, кума, но эти брежонцы являются сюда только тогда, когда в чем-либо провинятся. Я слышала, что он ушел из Брежо, спасаясь от суда…

С дороги донесся голос женщины, она пела псалом.

— Наверно, бедняжка, родившая от Апарисио.

И в самом деле это была безумная, о которой рассказывал Бенто Домисио. Ее грязные распущенные волосы растрепались, платье было в лохмотьях, ноги перепачканы землей. Не задерживаясь, ни на кого не глядя, она шла уверенно, будто знала, за кем идет.

— Бедняжка, после того как отец ушел к солдатам, за ней и присмотреть некому. Тетка, правда, бегает повсюду за ней и не может догнать. Несчастная девочка родила, и говорят, что ребенок — вылитый Апарисио. А отец ее действительно теперь с солдатами?

— Говорят, как будто нет, просто где-то убили.

Издали, со стороны дороги, доносилось грустное пение. Негритянки ушли, и, когда дом опустел, Алисе вышла из комнаты подумать обо всем на свободе.

С момента возвращения отца у нее не было ни минуты, чтобы обдумать свое положение. Она почувствовала, что осталась совсем одна на белом свете. Как ей вырваться из этого ужасного мира, который ее окружает? Она вспомнила отца, выражение ненависти и злобы в его глазах — такой злобы ей никогда, ни у кого не приходилось видеть. Отец избил ее только за то, что она пыталась не подчиниться его бессмысленному приказу. Даже страшная смерть не могла стереть из ее памяти выражение злобы на лице отца, которого она так любила, но который за последнее время так изменился. Почему им овладела эта нечеловеческая ненависть? Что он мог узнать о Бенто? И Алисе задрожала. Что он мог узнать о Бенто? Неужели только из-за Апарисио? А если он узнал что-нибудь другое и это привело его в бешенство? Она была одна, но ей не было страшно. Умерли отец и мать, но она не боялась смерти.

Алисе подошла к двери, и взгляд ее упал на старый розовый куст. Он поник, почти увял. Она пошла за кувшином, набрала воды и начала поливать сухую землю. Земля жадно впитывала влагу. Она вылила еще один кувшин, и земля вволю напилась. Кроваво-красные цветы — туфельки пречистой Девы — сверкали под лучами солнца. Она вдруг почувствовала, что не одна в этом свете, и обрадовалась. Но ей тотчас стало стыдно своей радости. «Ведь в доме еще не остыли следы отца, смерть еще витала в стенах дома, пахло еще жжеными листьями камару», — упрекала себя Алисе. И правда, в доме еще сохранились следы смерти, и она осталась под жуазейро. Алисе посмотрела на дом, и он показался ей живым существом, которое она когда-то очень любила, но которое навсегда уходит из ее жизни. Теперь он казался ей чужим, и ничего не говорил ее сердцу. Отца больше не было. Он умер, и ей показалось, что это случилось давно — много, много лет назад.

Вдруг Алисе послышалось пение. Вначале она