«Доктор Живаго» как исторический роман - Константин Михайлович Поливанов

назад говорили о поголовном переселеньи всей республики немцев Поволжья от мала до велика (до 1 милл. человек) в Среднюю Азию или за Алтай. И вдруг это коснулось московских немцев, вплоть до Риты Вильям например. Именно в эту страшную дождливую ночь узнали об этом в Переделкине Кайзеры и Эльснеры (живущие у Павленки), чистые, честные, работящие люди. Они завтра должны выселяться в Казахстан, за Ташкент. Всю ночь это меня давило. Сколько горя и зла кругом, какими горами копится человеческое разоренье, сколько счетов, друг друга перекрывающих, прячет за пазуху человеческое злопамятство, сколько десятилетий должно будет уйти в будущем на их обоюдостороннее погашенье» [Там же: IX, 248–249].

63

«Контрапунктная фактура романа строится в виде переплетения различных тематических и образных линий, то сходящихся, в самых различных комбинациях, в одной точке повествования, то удаляющихся друг от друга. Иногда такие совмещения линий оказываются явными для персонажей романа, представая их взгляду в виде очередного „невероятного совпадения“. Иногда герои остаются в неведении относительного какого-либо схождения нитей, произошедшего в художественном космосе романа, но об этом прямо сообщается читателю, которому в свою очередь остается лишь недоумевать по поводу непомерного числа совпадений: „Скончавшийся изуродованный был рядовой запаса Гимазетдин, кричавший в лесу офицер — его сын, подпоручик Галиуллин, сестра была Лара, Гордон и Живаго — свидетели, все они были вместе, все были рядом, и одни не узнали друг друга, другие не знали никогда, и одно осталось навсегда неустановленным, другое стало ждать обнаружения до следующего случая, до новой встречи“» [Гаспаров Б.: 252].

64

Типологически это соотносимо с обстоятельствами, приводящими к знакомству княжны Марьи с Николаем Ростовым в «Войне и мире».

65

Там же дана еще одна характерная деталь «оснащения» фронта Первой мировой войны: Галиуллин просит артиллерийского офицера «телефонировать» на батарею о переносе огня [Пастернак: IV, 114].

66

См. письмо Пастернака 30 мая 1958 года: «Жива ли еще Ваша жена, о которой Вы писали в „Записках прапорщика“?» [Пастернак: Х, 328]

67

Ср. запись в «Дневнике» Николая 1915: «10-го апреля. Пятница. Спал отлично и в 8½ пил чай. Через час поехал на станцию, где был оперативный доклад. В 10 час. отправился с Николашей и другими по жел. дор. в Самбор. Приехал туда около часа и был встречен Брусиловым и моей чудной ротой 16-го Стрелкового Имп. Александра III <выделено здесь и ниже нами. — К. П.> полка — под командой ее фельдфебеля. Проехал в штаб-кварт. Брусилова, где назначил его генерал-ад<ъютантом>. Он нас накормил завтраком, после чего вернулись в поезд и продолжали путь на юг. Первая гряда Карпат была хорошо видна. Погода стояла дивная. Около 4 час. прибыл в Хыров, где был собран весь 3-й Кавказский корпус ген. Ирманова. Обошел все части пешком и затем объехал их в моторе и благодарил за боевую службу. Вид полков великолепный. Так был счастлив видеть своих ширванцев. Вернулся в поезд и продолжал путь на Перемышль, куда приехал в 7 час. По улицам стояли шпалерами запасные батальоны и дружины. Заехал в церковь, устроенную в жел. дор. сарае, и затем в дом, приготовленный для Николаши и меня. В 8 час. поехали к обеду в гарнизонное собрание, где было собрано разное вооружение, найденное в австрийских складах. Вечер был теплый, как летом, и с луной. Итак, я попал в Перемышль, по милости Божией, через месяц и два дня после его падения» [Дневники: 122].

68

Отметим, что дядю главного героя также зовут Николай Николаевич.

69

Ср. циркуляр Главреперткома 1925 года в связи с постановкой пьесы П. Щеголева и А. Толстого «Заговор императрицы»: «При сценическом оформлении пьесы в трактовке ее образов надлежит соблюдать известную осторожность. Фигура царя отнюдь не должна возбуждать какую бы то ни было симпатию: он должен изображаться не только „безвольным ребенком“ (хотя и туповатым), но в нем должен чувствоваться и проглядывать виновник 9-го января, Ленского расстрела и т. д., — слабохарактерный идиот, но достаточно злой» [Блюм: 85].

70

«На фронт в штаб дивизии пришел поезд-баня, оборудованный на средства жертвователей Татьянинским комитетом помощи раненым. В классном вагоне длинного поезда, составленного из коротких некрасивых теплушек, приехали гости, общественные деятели из Москвы, с подарками солдатам и офицерам» [Пастернак: IV, 111]. Великая княжна Татьяна Николаевна с августа 1914 года была Почетной Председательницей Комитета для оказания помощи пострадавшим от военных действий [Колоницкий 2010: 257].

71

Это явление подробно описано в монографии современного историка: [Фуллер].

72

Русское слово. 1917. 24 февраля. С. 2.

73

С введением военной цензуры газеты с осени 1914 года постоянно выходили с белыми пятнами, оставленными на местах, вычеркнутых цензурой. Однако в «Речи» за февраль 1917-го нет ни одного такого места, в «Русском слове» они встречаются довольно регулярно и на 1-й, и на 2–4-й полосах, например в номерах от 16, 17, 20, 21 и 24 февраля.

74

См. о цензуре, ограничивавшей информацию и в результате только подстегивавшей распространение слухов в годы Первой мировой войны [Колоницкий 2010: 22–33].

75

Советские критики, видимо, не уловили высказанное здесь в сослагательном наклонении сочувственное пожелание царю спастись от «облавы мятежа» («Ах, если бы им мог попасться путь, что на карты не попал»).

76

Одновременно он символически связывается со смертями главного героя и его отца.

77

Ср. противоположную связь мысли и истории в той же «Высокой болезни» при описании Ленина: «Он управлял теченьем мыслей, И только потому — страной» [Там же: I, 260].

78

В «Охранной грамоте» всплывает и другой мотив, взятый из «Высокой болезни», — мотив охоты. Пастернак вспоминает о масштабном художественном проекте — изготовленном по заказу Н. И. Кутепова силами лучших русских живописцев роскошном иллюстрированном издании «Царская охота»: «Я невольно вспоминал скончавшегося зимой перед тем Серова, его рассказы поры писанья царской семьи, карикатуры, делавшиеся художниками на рисовальных вечерах у Юсуповых, курьезы, сопровождавшие кутеповское изданье „Царской охоты“» [Пастернак: III, 212]. С одной стороны, Пастернак здесь касается важной для «Охранной грамоты» темы «обмана