Василий Тёркин - Петр Боборыкин

- Сказать вам всю правду, Александра Ивановна? Мне самому очень по душе ваш парк и все положение усадьбы. Давно я их знаю. Еще как деревенским мальчишкой с отцом в село Заводное попал.

Глаза ее широко раскрылись.

"Тетка Павла правду говорила; он - из мужиков".

Теркин подметил ее взгляд.

- Вы хитрить не будете, барышня. Наверняка при вас... был обо мне разговор. Тетенька-то, та... сухоруконькая... чай, разночинцем величала?

- Разночинцем... Это что такое?

- Н/ешто вы не знаете этого слова?

- Нет, что-то не припомню. Я ведь мало книжек читала. Кажется, это значит - недворянин.

- Именно... Из податного состояния. Только нынче все к одному знаменателю подводится.

- К одному знаменателю! Как это хорошо вы сказали! Как в задачах!

- Нынче две силы...

- Одну я знаю, - перебила Саня.

- Какую?

- Деньги! Вот вы приехали сюда, - можете все купить. И все перед вами должны прыгать.

- Да ведь коли капиталы-то не мои!.. Есть и другая еще сила.

- Какая же?

- Ум, талант!..

- Ах да!

И она не могла сдержать быстрого взгляда на него.

- Это верно, - вслух выговорила она полушепотом, - вы умный.

-Я не к тому это сказал, чтобы выставляться перед вами. А так, к слову. С вами - вы увидите - я сразу нараспашку. Вы думали небось про то, что зовется судьбой?

- Как это?

- Ну, хоть так, как барышни думают. Растет девочка, станет девицей, а потом или завянет...

- Вот как мои тетки!

- Или встретится с суженым. Иногда бывает, что встреча-то за несколько лет. И то, что западет в душу, кажется недосягаемо, и вдруг судьба именно это и посылает.

- Вы о ком же говорите, Василий Иваныч?

- О себе. Только я не про свою суженую. Кто она - я еще не знаю. А вот я к чему это. Крестьянским мальчишкой я влез на колокольню и оттуда облюбовал вот ваш парк и дом. Он мне тогда чертогом казался. Так захотелось, чтобы и у меня было точно такое угодье. И завидно стало до боли: вот, мол, господа владеют какими чудесными вотчинами и не чувствуют цены добра своего. Я не мог тогда и мечтать о том, чтобы когда-нибудь такая усадьба досталась мне. А судьба свою линию вела. Попадаю именно сюда, как директор лесной компании. Правда, капиталы не мои, но захоти я оставить усадьбу Ивана Захарыча за собой - это исполнимо!

- Лучше вы купите, лучше вы! - Саня захлопала руками. - Мы в то имение переедем. Вы будете наш сосед. Это чудесно!

- Да ежели и компания сама прихватит это имение, все равно по летам жить надо здесь же. Вот судьба-то как свою линию ведет, барышня!..

Теркину стало детски радостно оттого, что он с ней разговорился. Он ни секунды не подумал о том, уместно ли ему так откровенничать с простоватой барышней, которая все могла разболтать отцу и теткам.

XIX

- Вы все еще здесь?

Оклик Первача заставил обоих встрепенуться.

Таксатор стоял у входа в беседку, улыбался и поправлял цветной галстук. Его светлый пиджак, скроенный очень узко, выставлял его талию. Соломенная шляпа была надета немного набекрень.

- Да, мы здесь, - отозвался суховато Теркин и взглядом спросил его: что ему нужно?

- А меня Иван Захарыч и Павла Захаровна послали отыскать вас и просить чай кушать. Александра Ивановна, - обратился он к Сане с усмешкой, которая не понравилась Теркину, - вам не будет ли свежо? Солнце садится, а вы в одной легкой кофточке.

- Мне ничего! Мне отлично! Здесь даже душно немного!

- Вы позволите присесть? - спросил Первач больше Теркина, чем Саню, тоном человека, желающего и подслужиться, и соблюсти свое достоинство.

- Места много, садитесь.

Теркин вспомнил, что за обедом он подметил, как Саня вдруг покраснела и взглянула исподтишка на Первача, а он в ту минуту как бы нарочно смотрел в другую сторону, и подумал: "Между барышней и этим ловкачом, кажется, шуры-муры".

Теперь ему присутствие Первача, прервавшего их милый разговор, сделалось вдруг особенно противно.

- Василий Иваныч, вы как предполагаете: заночевать здесь? Комната вам приготовлена во флигеле, где и я живу. И для добрейшего Антона Пантелеича найдется место.

- Это кто Антон Пантелеич? Ваш землемер? Он ведь землемер? - живо спросила Саня.

- Какой же он землемер? - брезгливо перебил Первач. - Просто нарядчик.

- Нет-с, - оттянул Теркин и бросил взгляд на Первача. - Антон Пантелеич - агроном с отличными познаниями. По лесоводству - дока.

- Конечно, конечно, он много знает практически, - заметил Первач.

- Да и обучен достаточно. И вообще, личность очень своеобразная и достойная уважения.

- Он славный! - вскричала Саня. - Похож на батюшку... в штатском платье.

- Так как же, Василий Иваныч, прикажете распорядиться насчет вашего ночлега?

Взгляды Сани и Теркина встретились. Она чуть заметно смутилась и отвела голову, но так, чтобы ее лицо не видно было Первачу.

- Вам разве нужно опять в город? - выговорила она.

- Нет... особенно я не тороплюсь. Только зачем же стеснять ваших?

- Ничего!.. Ничего!.. Няня Федосеевна вам отлично постелет. Николай Никанорыч, скажите, пожалуйста, тете Марфе Захаровне, что Василий Иваныч останется ночевать... Ведь да?

- Благодарю вас.

- А чай? - спросил Первач, видимо желая уйти вместе с ними.

- Мы сейчас... Здесь так славно!

- Идите, идите, Николай Никанорыч!

Первач взглянул на Саню с особого рода усмешечкой, встал и в дверях беседки сказал Теркину:

- Все будет исполнено... Вас ждут.

Пока его шаги хрустели по дорожке, оба молчали.

- Александра Ивановна! - окликнул Теркин вполголоса.

- Мы с вами хоть и без году неделю знакомы, а я вас о чем спрошу... Можете и не отвечать.

- О чем, о чем?

Саня вся зарделась и правой рукой стала теребить конец своей косы, перекинутой на плечо.

- Этого... таксатора вы как находите?

- Николая Никанорыча?

- Да, Николая Никанорыча.

- Он очень милый.

- Ну, вот и нехорошо. Вы это сказали так... для отвода.

- Красивый. С ним весело.

- И только?

Теркин поглядел на нее вбок.

- Я не знаю.

- Ну, простите. Я ведь не инквизитор какой. А только этот франтоватый и ученый брюнет кажется мне... есть такая поговорка русская, коренная, да при барышне не пристало.

- Скажите.

- Не пристало. Смысл такой, что пальца ему в рот не клади. Эта пословица годится и для барышень. Иван Захарыч, кажется, вполне в него уверовал.

- Да, кажется.

- И тетенька, та - главная. Она ведь у вас, сдается мне, н/абольшая в доме. Как бишь ее зовут?

- Павла.

- Так и она его одобряет?

- Я думаю.

Сане становилось неловко от вопросов Теркина. Он это сейчас же заметил.

- Александра Ивановна, вы не подумайте, что я вас пытать хочу.

- Как пытать?

- Допрашивать, значит. Я по душе с вами... вы видите. Одно я вам скажу: вашего папеньку я не обижу и не воспользуюсь его нуждой. Прошу вас верить, что я не паук, развесивший паутину над всеми вашими угодьями.

Зачем он это говорил? Послушай его кто-нибудь из доверителей - членов компании - про него сказали бы, что он способен размякнуть около каждой юбки, удариться в чувствительность перед смазливой барышней, только бы она его сочла благороднейшей души мужчиной.

Пускай!.. Ему жаль эту девочку больше, чем ее отца. Его положением он не воспользуется с бездушием кулака, но и не имеет к нему ничего, кроме брезгливо- презрительного чувства за всю эту землевладельческую бестолочь и беспутство.

- Нас ждут к чаю, - напомнила Саня и встала.

Она все еще была смущена. Почему же она не защитила Николая Никанорыча? Ведь он ей нравится, она близка с ним. Такие "вольности" позволяют только жениху. А сегодня он ей точно совсем чужой. Почему же такой хороший человек, как этот Василий Иваныч, и вдруг заговорил о нем в таком тоне? Неспроста же? Или догадывается, что между ними есть уже близость, и ревнует? Все мужчины ревнивы. Вот глупости! С какой стати будет он входить в ее сердечные дела?..

- Пожалуйте!..

Теркин предложил ей руку. Саня не ожидала этого, и настроение ее быстро изменилось. Ей так вдруг сделалось тепло и весело под боком этого рослого и красивого человека. Он, конечно, желает ей добра, и если бы они хоть чуточку были подольше знакомы, она бы все ему рассказала и стала бы обо всем советоваться.

Они проходили мимо куста сирени. На макушке только что зацвели две-три кисти. Сирень была белая.

- Ах, я и не видала нынче! Василий Иваныч, вы большой, - достаньте мне вон ту кисть, самую верхнюю.

- Извольте!..

- Чудо как пахнет!

Своей крошечной ручкой она поднесла ему кисть к носу. Его потянуло поцеловать пальчики, но он удержался.

- Чудесно! - отозвался он. - И как жаль, что такой сад в забросе. Вы что же, барышня, не занимаетесь цветами?

- Я?.. Не умею.

- А научить некому?

- Некому.

- В большое равнодушие впали господа к своим угодьям.