Вечная жизнь. (Сборник) - Джек Вэнс

11

Эйли Фарр умирал. Он погружался в красный и желтый хаос фигур, которые толпились и качались. Когда движение прекратилось, когда фигуры, вытянувшись улетели, когда алые и золотые цвета распались и погрузились во тьму, Эйли Фарр был мертв...

Он видел, как приходит смерть — словно сумерки вслед закату жизни. Внезапно он почувствовал неуютность, разлад. Яркий взрыв зелени нарушил печальную гармонию красного, розового и голубого...

Эйли Фарр снова был жив.

Доктор выпрямился и отложил шприц.

— Еще бы чуть-чуть, — сказал он, — и все!

Конвульсия прекратилась, Фарра милосердно лишили сознания.

— Кто этот парень? — спросил патрульный.

Бармен скептически взглянул на Фарра:

— Он просил позвать Пенче.

— Пенче? К. Пенче?

— Так он сказал.

— Ладно, позовите его. В крайнем случае он на вас накричит, не больше.

Бармен направился к экрану. Патрульный, несмотря на доктора, который все еще стоял на коленях возле Фарра, спросил в пустоту:

— Что с ним стряслось?

Доктор пожал плечами:

— Трудно сказать. Какая-то болезнь. В наши дни существует столько всякой дряни, которой можно напичкать человека...

— Ссадина у него на голове...

Доктор взглянул на череп Фарра:

— Нет. Это старая рана. Его укололи в шею. Вот отметина.

Бармен вернулся:

— Пенче говорит, что он уже в пути.

Они посмотрели на Фарра по-новому.

Санитары положили по бокам складные шесты, просунули под телом металлические ленты и прикрепили их к шестам, подняли носилки и направились к выходу. Бармен семенил рядом.

— Ребята, куда вы его забираете? Я должен буду сказать Пенче.

— Он будет находиться в травмотологической больнице на Лонг Бич.

Пенче прибыл через три минуты после отъезда «скорой помощи». Он вошел, посмотрел направо и налево:

— Где он?

— Вы мистер Пенче? — уважительно спросил бармен.

— Конечно, это Пенче, — отозвался патрульный.

— Вашего друга направили в травмотологическую больницу на Лонг Бич.

Пенче повернулся к одному из людей, стоявших сзади.

— Разберитесь, что здесь случилось, — приказал он и покинул бар.

Санитары уложили Фарра на стол и сняли с него одежду. С удивлением они рассматривали металлическую полосу, опаясывающую правое плечо.

— Что это такое?

— Что бы ни было, надо снять.

Они сняли металлическую тесьму, омыли Фарра антисептическим газом, сделали ему несколько различных уколов и отправили в палату.

Пенче вызвал главный оффис:

— Когда мистер Фарр будет транспортабелен?

— Одну минуту, мистер Пенче.

Пенче ждал. Клерк навел справки:

— Он уже вне опасности.

— Его можно перевозить?

— Он все еще без сознания, но доктор говорит, что все в порядке.

— Будьте добры, пусть «скорая помощь» отвезет его в мой дом.

— Очень хорошо, мистер Пенче. Да, но вся ответственность за здоровье мистера Фарра в таком случае ляжет на вас.

— Хорошо, — согласился Пенче. — Оформите...

Дом Пенче на Сигнальном Холме был роскошным изделием типа 4 класса АА, эквивалентным среднему традиционному земному зданию, стоимостью в тридцать тысяч долларов. Пенче продавал Дома четырех разновидностей класса АА, в количестве, которое мог себе позволить, по девять тысяч долларов за штуку — за ту же цену, что и Дома классов А, Б и ББ. Для себя исцики, разумеется, выращивали Дома более тщательно. Это обычно были жилища с взаимосвязанными стручками, стенами, окрашенными флуоресцентной краской, сосудами, выделяющими нектар, масло и соляной раствор, воздухом, обогащенным кислородом и всевозможными добавками, фототропными и фотофобными стручками, стручками с бассейнами, в которых тщательно циркулирует и фильтруется вода, стручками, в которых растут орехи, кристаллы сахара и сытные вафли. Исцики не экспортировали ни таких, ни четырехстручковых стандартных Домов. Выращивать эти Дома было не просто, но отдача от них была невелика.

Биллион землян все еще жили в условиях ниже нормы. Северные китайцы все еще рыли пещеры в лессе, островитяне строили грязные хижины. Американцы и англичане занимали разрушающиеся многоквартирные дома.

Пенче находил ситуацию прискорбной, огромный рынок сбыта не работал. Пенче хотел использовать его.

Существовала практическая трудность. Эти люди не могли платить тысячи долларов за дома классов А, Б и АА, ББ — даже если бы Пенче мог их продавать неограниченно. Ему были необходимы трех-четырех, и пятистручковые стандартные Дома, которые исцики отказывались продавать.

Проблема имела классическое решение: набег на Исзм за деревом-самкой. Должным образом оплодотворенная, женская особь Дома могли дать миллион семян в год. Почти половина из них будут женскими. Через несколько лет К. Пенче сможет получать десять, сто, тысячу, пять тысяч миллионов таких Домов.

Большинство людей могли позволить себе приобрести эти Дома, хотя они и стоили бы на девять миллионов больше. Пенче в мыслях оперировал миллионами. Деньги — не просто средство покупать, но и энергия, оружие власти, основы для убеждения и эффективность. На себя он тратил мало денег, личная жизнь его была достаточно скромна.

Он жил в своем демонстраторе класса АА на Сигнальных Холмах, тогда как мог бы обладать несколькими небоскребами и небесным островом на околоземной орбите. Он мог бы разнообразить свой стол редкими блюдами из мяса и дичи, изысканными консервами и фруктами с других планет. Он мог бы заполнить гарем гуриями, о которых султан и мечтать не мог. Но Пенче ел бифштекс, позволял себе попадаться на глаза общественности, лишь когда пресса затрагивала его бизнес, оставаясь бакалавром. Как многие одаренные люди бывают лишены слуха, так и Пенче был почти лишен склонности к радостям цивилизации.

Он сознавал этот собственный недостаток и порой испытывал меланхолию. В такие минуты он сидел сгорбившись, похожий на дикого кабана. Но чаще всего на его лице бытовало кислое и сардоническое выражение. Прочих людей можно было смягчить, отвлечь, держать под контролем с помощью добрых слов, красивых вещей, удовольствий. Пенче знал все удовольствия и пользовался ими, как плотник пользуется молотком, не задумываясь о внутренней сущности инструмента. Он наблюдал и действовал без иллюзий и предрассудков: именно в этом, может быть, и таилась огромная сила Пенче, то внутреннее зрение, которое позволило ему видеть мир и самого себя в одном свете грубой объективности.

У себя в студии он ждал, когда прибудет «скорая помощь» и санитары вынесут носилки. Он вышел на балкон и заговорил тяжелым хриплым голосом: