Владигор. Римская дорога - Николай Князев

Гордиан испытывал искреннее сожаление — мудрые эдикты почему-то всегда принимаются в последнюю очередь. Или не принимаются вообще.

Владигор нагнал его возле развалин, заросших диким виноградом. Каменная башня прикрывала фиолетовой тенью маленькую, крытую тростником хижину. Владигор почувствовал близость неведомого врага сразу, как только домик мелькнул одной своей освещенной солнцем стеною среди зеленых кудрей винограда. Полузверь тоже почуял приближение врага, выбежал из своего убежища и остановился на окруженном цветущим кустарником дворике, — оскаленная шакалья пасть и мощный человеческий торс. Впрочем, Анубис, как видно, не слишком полагался на силу своих клыков — в одной руке его был меч, а в другой — острый нож. Возможно, что сначала он хотел снова обратиться в бегство, но тут же понял, что ему не спастись, и решил драться. Вряд ли это существо могло испытывать страх, оно жило другим — желанием угодить своему господину. Анубис стоял неподвижно и ждал, пока враг приблизится. Враг, который преследовал его столько дней и ночей. Владигор спрыгнул с коня, сжимая в руке меч.

— Думаешь сладить со мной, варвар? — оскалился Анубис. — Какая удача! Сегодня я отведаю на ужин свежей человечьей крови.

Владигор не отвечал, и это разозлило человека- зверя.

— Могу предложить тебе обмен… — пролаял Анубис. — Ты отдаешь мне свой камешек, а мой повелитель отправляет тебя обратно в Синегорское княжество. Он бог, и ему это под силу. Неужели ты еще не соскучился по своим лесам и дикарям?

Владигор по-прежнему молчал, шагнул к Анубису, и тот отступил.

Они сделали целый круг по двору. Владигор опасался пока нападать, не зная силы противника. А тот явно не желал драться. Он ждал, когда представится случай, чтобы по-шакальи улизнуть.

— Гляжу, не таков ты боец, как о тебе говорят, — пролаял Анубис. — Самозванец, вот ты кто!..

— Ты тоже… Вряд ли тебе поклонялся хоть один человек на этом свете…

— Что ты понимаешь в божественных делах, ты, ничтожный, родившийся человеком?

Анубис обиделся. Он, носящий прозвище египетского бога, уже и возомнил себя таковым, позабыв, что был всего лишь трупом убийцы, казненного и закопанного в песок без надлежащих обрядов. Воскрешенный темной силой чародея, он поверил в свою божественную ипостась.

Перестав кружить, Анубис бросился на врага, метя разинутой пастью Владигору в шею, мечом — в грудь, ножом — в живот. Удар меча Владигор отбил клинком и возвратным движением полоснул наискось, вспоров незащищенную грудь Анубиса от плеча к животу. Но тварь все еще была жива и тянулась острыми зубами к горлу противника. Второй удар заставил Анубиса рухнуть на колени. Когда же предсмертная судорога выгнула его тело и оно медленно повалилось на землю, то шакалья голова сама собой отделилась от шеи и покатилась по заросшему травой двору. Из ран хлынул черный гной, мясо отваливалось от костей пластами, и среди разлагающейся плоти блеснул металлический медальон. Владигор поднял его — это был тот же самый значок, который он нашел в могильнике Синегорья. Черный кружок, и на нем — козлиная голова.

Владигор отшвырнул проклятый знак, сорвал пучок травы и тщательно стер с лезвия меча следы крови. Вложив клинок в ножны, он понял, что смертельно устал. Непрерывная погоня последних дней, землетрясение и наводнение, ураганы и ливни, сменявшие друг друга, — все это оказалось утомительным даже для него. Однако он нашел в себе силы заглянуть в крошечный полуразрушенный домишко, чтобы оглядеть последнее прибежище посланца Зевулуса. Окна почти полностью заросли виноградом, и внутри царили сырость и полумрак. Кроме деревянного стола и скамьи, здесь ничего не было. На столе стояла миска с похлебкой красного цвета, а в углу валялась половина овечьей туши, уже изрядно разложившейся. Присмотревшись, Владигор понял, что в миске налита вовсе не похлебка, а кровь.

Владигор нашел в домишке глиняную табличку с нацарапанной надписью: «Благоприятный день — июльские иды…» Он не мог понять, что означает эта фраза, и на всякий случай прихватил табличку с собой.

Ему хотелось как можно скорее уйти отсюда, но сил хватило лишь для того, чтобы добраться до какого-то пастушеского шалаша. Владигор залез внутрь и провалился в сон. Он проспал почти двое суток, проснулся голодный и с ощущением, что в июльские иды должно случиться что-то страшное и непоправимое. Впрочем, волноваться было поздно — иды, то есть пятнадцатый день в июле, уже миновали.

Он двинулся к Риму. Было даже странно, что земля больше не колеблется под ногами. Во всей природе разлилось необычайное спокойствие — на деревьях не шевелился ни один лист, в дрожащем от зноя воздухе, как сумасшедшие, звенели цикады. Навстречу Владигору попалась повозка с людьми, возвращающимися из Рима. Они везли кое-какой нехитрый скарб и радостно переговаривались, обсуждая, как будут обустраиваться и хватит ли им того, что удалось купить, на первое время. Владигор остановил их и спросил, что творится в Риме:

— Хвала Юпитеру, теперь все будет хорошо, — отвечал хозяин повозки. — Вчера Гордиан Август принес в жертву Плутону десять черных, без единого пятнышка, быков и десять таких же черных овец, как повелели Сивиллины книги. И — видишь — земля перестала трястись в лихорадке…

Владигор усмехнулся — он уже привык, что все успехи подданных приписываются правителю. Возможно, в Синегорье кто-то вот так же в обиде кусал губы, слыша похвалу князю…

Он прошел по дороге еще сотню шагов и увидел скачущего навстречу всадника, вслед за которым мчалась вторая лошадь, но без седока. Всадник этот был Владигору знаком.

— Филимон! Что это ты — верхом… а не по-птичьи?

— По-птичьи я летал вчера и видел, как ты дрых в шалаше. Не стал будить тебя, бедного, понимая, как ты умаялся, — отвечал Филимон, спрыгивая на землю. — Вот и решил обеспечить тебя лошадью… М-да, это, конечно, не Лиходей, но конь неплохой… Поехали!..

— Погоди, — остановил его Владигор. — Скажи, ничего странного не случилось в Риме в июльские иды?

Филимон нахмурился:

— Ну, случилось многое… Во-первых, Гордиан торговал на форуме своей рухлядью и продал почти на миллион золотых. Когда на повозке, запряженной парой лошадей, увозили мраморную статую Дианы, он стоял в толпе и плакал. Клянусь Геркулесом, этот парень иногда меня удивляет. Потом… ах, да… Мизифей послал во время торгов трех двойников императора в толпу. Так вот — одного из них прирезали, да так ловко, что никто ничего не заметил. Труп бросили возле портика. Гордиан считает, что это простая случайность, а Мизифей, напротив, твердит, что Августа хотели убить. Но вот кто — неведомо.