Россия в неволе - Юрий Екишев

Вот мы приехали в "Пирожковую", сели за два сдвинутых стола, я представился, начал что-то показывать на ноутбуке, потом пару слов сказал… Но что из этого установлено с достоверностью, и в какой момент совершилось преступление-то? По разным сведениям был то конец августа, то начало сентября, а официантка говорит, вроде был октябрь… Мы приехали – одни говорят, вчетвером, другие – впятером. На машине, цвет которой варьируется от темно-серого до зеленого, через вишневый и темно-синий. Одни говорят, что сели, выпили чаю, был с собой ноутбук, и я показывал просто фотки "людей в простых одеждах", другой – что телепередачи про молодежные шествия, составленные из новостных программ, третий – какие-то митинги молодежи (принимая при этом государственный российский черно-желто-белый флаг – за фашистский, кто-то брякнул, что это был флаг ФРГ…). Еще один увидел, как расстреливают русских солдат страшные бородачи. Еще одному, что переворачивали лотки с помидорами на рынках. По версии официантки, говорили о машинах – то ли красть их, то ли красить… Выходили, входили, курили, разговаривали по телефону, было кому-то интересно, кому-то не очень… Узнав, что на сходке есть кто-то из "блаткомитета" этого села, в панике примчалась милиция, боялась, что из-под их "крыши" уводят "Пирожковую" и всех дальнобойщиков. Всех переписали и умчались, примчались обратно с предложением поговорить с районным начальником, снова упылили… Кто-то говорит, что разговор был о молодежных субкультурах в России, в частности, скинхедах – что это такое… Кто-то ляпнул, где надо строиться в патрули и бегать шеренгами по району, наводить порядок… И все это уместилось в промежуток от семи до десяти минут. Так говорит половина из тех, кого напрягла прокуратура. До двух-трех часов – вот во что растянулось все у продавщицы (Она пришла в суд красивая-красивая… Полностью ничего не сведущая, но восхитительно ладно скроенная молодая татарочка, которой такой звездный час – как шанс в телелотерее… После ее допроса еще долго витал запах какой-то косметики с пачулями и ванилью…). Вот только потом в суде выяснилось, что в районе вообще-то нет ни иммигрантов, ни кавказцев, ни даже рынка… Есть в селе за двадцать километров несколько корейцев, а в самом селе – один ассимилировавшийся грузин, Отари, сосед моего брата по общаге, гоняющий на стареньком белом "мерине", который подходил ко мне – Юра, давай замутим что-нибудь, ну давай воду чистую по бутылкам будем разливать, а? Я что, этого Отари предлагал обхаживать патрулями или что? Тем не менее, прокуратура талдычит, совершено преступление, совершено преступление – по нескольку раз всех переспрашивает… Видимо, задавая все вопросы в черных красках… Не надо долго думать – зачем это нужно было? – чтоб свидетелей зомбировать, ввести в определенное настроение – посадить на измену, а еще, чтоб не забыли, что говорить (и чтоб пропустили своей волей этот моментик внутрь своей души – осудить человека, если так нуждается в этом государство...). И вот в суде началось самое интересное – начали в суде осознавать, что все, что они говорили – записано не с их слов, а со слов пацанов, которые говорят, что так было по утверждению следователей. Или что им прокуратура разъяснила, что и как там происходило (не будучи в "Пирожковой" ни ухом, ни рыльцем). Мама одного из парней (тоже пришла в суд, яркая, красная, красивая, спелая, уверенная) возмутилась, что это не ее сын давал показания – он и выговорить-то такого никогда не мог – ассимиляция, оккупация – а так красиво, складно, хитро выражается только прокурор, и рынка у нас нет в селе! и кавказцев! и врете вы все! (и села довольная, что хоть слово удалось завернуть за правду – за что поклон… Русская красивая женщина в борьбе за правду, неистовая, неудержимая – тебе памятник надо ставить, как на Мамаевом кургане. Весь зал – обдало твоим жаром, ох!). Что из этого правда? Да, я показал на ноутбуке только то, что мы видим в новостях, или все же в том, что предлагал маршировать вокруг Отари, мы не видим абсурда? Хоть обвинение абсурдно только на первый взгляд. Далее мы выясним, в чем тут преступление, а в чем мотив.

Перейдем ко второму эпизоду. Раз или два в месяц я проводил митинги от своего имени, санкционированные с долгим препирательством с администрацией города – то место не то, то тема… И на этот раз – после долгой нудной бумажной войны – вышел, провел, и в конце митинга узнал, что задержали каких-то двоих парней. Мы, уже по традиции не оставлять никого на поле боя, сразу половиной митинга заявились в УВД – выяснить в чем дело. Оказалось, что трое ребят распространили штук пять-шесть листовок – оп! – и оказались в лапах бдительной милиции. (В тот день, через пару месяцев после Кондопоги, на наш митинг в несколько десятков человек, по подворотням, по затонированным автобусикам – проклиная все за испорченное воскресенье, парилось все УВД с иными службами – около тысячи человек… Бдительные стражи дули не только на воду, обжегшись в Кондопоге – они от малейшего признака парового облачка – угрозы ливня, впадали в кроличью истерику, и начинали месить все кругом. Не знаю, как у вас было тем сентябрем…Вообще, кто вы, читающие эти строки? Курящий в подъезде парень? Красивая девушка с утра за чашкой кофе передается такому эксклюзивному наслаждению, отложив "Vogue" и "Cosmo", а также страсти по Боне и Степе? Хотелось бы, но едва ли. Но хотелось бы. Особенно, учитывая мое нынешнее положение – год на централе и прочие прелести. Кто-то в очереди, в метро, на пятничном дачном диване? Скорее, уже ближе к теме. Кто бы вы ни были – спешу вас огорчить: Вы не тот, за кого себя принимаете… Вы пока не военный – потому что родина в руинах, а беспризорных больше, чем на войне… Вы не патриот, потому что сейчас патриот должен драться, вы не казак – потому что у власти ваши враги… Гораздо больше плод собственных иллюзий и собственных проблем, порожденных своим сознанием. Как разговаривать с вами, если вы сами не определились по отношению к настоящему и будущему – да с точки зрения успешного человека, то, о чем я говорю – безумие, как и для меня – этот самый успех под крылом Пидерсии… Или я ошибаюсь? Ладно, не буду напрягать – я записываю свою историю, кому не нравится – кто не испытывал жизни на краю смерти – кто больше мертв, чем жив – пусть попытается найти покой в Матрице. А кому интересно, вернее, близко – прошу прощения за косноязычие, прошу учесть условия, в которых это написано, сильно не судите, вообще не судите… Вернее, "духовный все судит, его же никто не судит" – то есть судите все судом святости, и – до встречи! – этот путь, как бы он ни был для вас лично оформлен в повседневности: от митингов до уединенных молитв и разговоров в ваших "закусочных" – этот путь уже, чем Фермопильский проход. Мы еще встретимся, это точно, кем бы вы ни были… Словимся, известно где – там, где горячо… Возвращаемся к УВД…)

Я поговорил с начальником милиции – все уладилось в пару минут. Ребят вернули. Листовки кому-то отдали, их кто-то раскидал…

И тут, по мнению прокуратуры, совершилось страшное! Листовки оказались не того, слишком резкие!... Взяли этих ребят, запугали. Они сначала лепетали, что кто-то взял из Интернета, распечатал, они и раздали штук пять-шесть. С третьего раза до них дошло, что если они не скажут, что все это сотворили не они, а я – то им светит, то им светит…Что-то им светит, короче… Пуганули и сломали. Получилось. Сразу после этого – обыски, допросы, запугивание всех, кого зацепило очередной облавой на ведьм: от моей мамы- монахини до всех банков в городе, финансирующих террористов… – опять работа РУБОПу, ОМОНу, конторе, всему отделу прокуратуры по особо важным делам – и все это не дало ни пылинки, ни одной буковки, отпечатанной хоть в одной из типографий… Что же произошло? Ну, давайте, схватим, наконец, преступника, он вот здесь, перед нами… Я готов…

Уф. Отдохнем. Не по себе. Вас не судили? Это хорошо. Многие поддержат – когда дело касается обвинений против них – человека буквально воротит физически, подташнивает, мутит, когда читаешь документы о себе, с отвращением вынуждая себя перелистывать и просматривать через строку всю эту чушь, кафкианскую прокурорско-судейскую дурь. И я не исключение. Очень тяжело, буквально рука виснет, мысль начинает противно кипеть, в груди тяжелеет, когда пишешь об этом, касающемся тебя в третьем лице, причем лицо это – твое – преступного характера… Что, орать, что невиновен? Или лучше помечтать о мести?

Давайте, лучше отвлечемся, приколемся на чем-то менее мрачном, чем вести с фронта… В тот же день, напомню, мы ехали с Денисом. У него наконец-то, с третьей попытки, явился в суд свидетель, оказавшийся более-менее адекватным, о чем речь ниже.

Прокурор (все это происходит на допросе у Дениса, по 105-й (убийство), и вот один из основных свидетелей приведен прокурором перед очи правосудия): – Вы способны, свидетель, давать показания?