Зарубежный детектив - Збигнев Сафьян

— А потом принимались звонить церковные колокола, — добавил Плиний, смеясь, — по любому поводу и без всякого повода.

— Вот, вот... и к заутрене, и к обедне, и к торжественной мессе, и во славу всех святых.

— Мало того. Они трезвонили по каждому усопшему так, словно хотели вогнать нас всех в могилу. Нет, я нисколько не сожалею о прошлом.

— И я тоже. Если не считать, конечно, навсегда ушедшей молодости.

— Что касается вас, дон Лотарио, очень сомневаюсь. Раньше вы едва поспевали ставить скотине клейма и посещать загоны, а теперь вы видите животных только на картинках в своей лечебнице.

— Ты, наверное, хочешь сказать этим, Мануэль, что я тогда сколотил себе целое состояние.

— А когда же?

— В сравнении с тем, сколько мне приходилось трудиться тогда, я теперь зарабатываю денег гораздо больше.

За этим разговором и застал их инспектор Мансилья, входя в казино.

— Тайна проясняется, Мануэль!

— А я решил, что мы с вами не увидимся в наших благодатных краях до самого рождества Христова.

— Но, как видите, я здесь.

Мансилья незаметно дал понять Мануэлю, чтобы он подошел к нему.

— Прошу извинить, но я должен вас покинуть, — сказал Мануэль студентам и направился к инспектору.

— Уже есть результаты вскрытия.

— И что же?

— Ничего нового. То, что я и предполагал. Он умер в результате падения. Похороны состоятся около пяти, так что я пробуду тут до вечера. Хотите, пообедаем вместе?

— Пригласите дона Лотарио. К сожалению, мне придется отказаться. Меня ждет дома жена, она там совсем одна после свадьбы дочери.

— Понятно. В глубине души вы не только отличный отец, но и превосходный муж.

— Я самый обыкновенный человек.

В начале пятого оба блюстителя порядка и ветеринар отправились на кладбище в машине инспектора.

Весь медицинский персонал города, нотариус, приятели и множество пациентов дона Антонио ожидали начала погребения. В часовне, сидя возле закрытого гроба, с отрешенным видом молилась сестра доктора — сеньора наваррская.

Остальные обсуждали, каким образом дон Антонио мог провалиться в подвал, и высказывали самые невероятные предположения. Увидев Плиния, Мансилью и дона Лотарио, кое-кто из них приблизился к блюстителям порядка, желая узнать, каково их мнение на этот счет. Большинство склонялось к тому, что доктор разбился в результате падения, что это просто несчастный случай. Блюстители порядка отмалчивались и, воспользовавшись первым удобным моментом, отошли в сторону. Подъехал мотоцикл, на котором восседал мужчина во всем черном.

— Это священник? — поинтересовался Мансилья.

— Нет, у священника мотоцикл побольше, — ответил комиссар.

— Это похоронщик, — пояснил дон Лотарио, усмехнувшись.

— Вы хотите сказать — могильщик?

— Нет, именно похоронщик. У нас в городе есть специальный человек, который занимается всеми похоронами.

— В вашем городке, как я погляжу, есть все. А у нас в Алькасаре, насколько мне известно, такого похоронщика нет.

— У вас в Алькасаре много чего не хватает, хотя там и проходит железная дорога.

— Наверное, поезда все и увозят.

Когда священник отслужил молебен, несколько мужчин из числа приятелей доктора подняли гроб и понесли к первой галерее. За гробом шла сестра дона Антонио, пристально глядя себе под ноги, словно боялась что-то раздавить.

Когда участники похорон заполнили галерею, Плиний увидел Сару и ее мать, полускрытых за мраморным надгробием. Девушка, подавшись всем телом вперед, как одержимая сверлила глазами гроб, точно хотела пробуравить взглядом лакированное дерево. Мать наблюдала за ней с величайшим состраданием. Погребение тела происходило в полном молчании: без слез, без стенаний. Сначала все смотрели на гроб, а потом на могильщика, который орудовал кирпичами и известкой, словно не хотели видеть, как дона Антонио окончательно замуруют в нише.

Когда люди стали расходиться, Плиний заметил Пабло Касаса, владельца винного заводика. Он стоял в стороне и разглядывал чье-то надгробие. Пропустив вперед часть людей, Пабло присоединился к блюстителям порядка и ветеринару.

— Многие уже умерли в моем доме, но чтобы в подвале завода... Жаль беднягу! — произнес он.

— Скажи-ка, Пабло, ты случайно не обратил внимания, с каких пор разбита лампочка фонаря перед твоим заводом?

— Я и не знал, что она разбита, Мануэль. Для меня это новость. Ведь я там вечерами не хожу.

У ворот кладбища похоронная процессия мгновенно распалась.

Перед машиной инспектора ехали сеньор священник, второй священник, его помощник, и похоронщик, каждый на своем мотоцикле.

— Можете лицезреть всех, без кого не обходится ни одна церковная служба по усопшему, — сказал Плиний, снова заметив похоронщика, — не хватает лишь Доминго Паскуаля.

— Чего это вдруг ты стал уделять столько внимания Доминго Паскуалю? Можно подумать, ты его раньше не знал.

— Конечно, знал, дон Лотарио, но за всю мою жизнь мне не приходилось разговаривать с ним так много, как за эту неделю. И никогда прежде я не замечал, чтобы он шаркал ногами.

— А разве Доминго Паскуаль не оказывал вам раньше своих услуг, когда вы занимались расследованиями? — удивился инспектор.

— Нет. С чего это вы взяли?

— Из ваших разговоров я понял, что он целыми днями слоняется по улицам от одного дома к другому и вынюхивает, что где происходит.

— Нет, это впервые. Верно, дон Лотарио?

— Стало быть, у него есть основания на сей раз проявлять такое любопытство и волнение.

— С чего бы это, дон Лотарио?

— Просто по-соседски. Он ведь живет в центре того самого квартала, где происходили все известные нам события.

— А я думал, что Доминго Паскуаль живет на улице Дульсинеа.

— Жил когда-то, но после смерти своих родителей переехал к овдовевшей сестре на улице Сервера.

— И конечно, по-прежнему не женат?

— Разумеется. Кто же выйдет замуж за такого урода и бездельника.

— Будьте добры, Мансилья, сверните к улице Сервера, я хочу еще разок взглянуть на нее.

— Тебя, Мануэль, так и тянет к месту происшествия.

— Правда, Мануэль, зачем вам это?

— Видите ли, Мансилья, когда я попадаю в район, связанный с делом, которое я расследую, у меня всегда возникают хорошие идеи.

За несколько минут короткого пути Мануэль успел подробно рассказать инспектору о своем последнем разговоре с Сарой.

— Теперь, Мансилья, сбавьте, пожалуйста, скорость.

— Вон, Мануэль, на углу улицы тот дом, в котором живет Доминго Паскуаль.

Они несколько раз объехали все перекрестки квартала, после чего Мануэль попросил остановить машину у винного заводика Пабло Касаса, чтобы выкурить по сигарете и показать им разбитую лампочку. Едва они успели сделать несколько затяжек, как дон Лотарио, взглянув в зеркало заднего обзора, воскликнул:

— Смотрите, смотрите, а вот и сам Доминго Паскуаль, собственной персоной. И, к нашему всеобщему удовольствию, снова шаркает ногами... За версту чует нас и теперь идет по следу.

Подойдя к машине, Доминго Паскуаль перестал шаркать ногами и заглянул внутрь автомобиля, хитро улыбаясь своим уродливым плосконосым лицом.

— Добрый день, сеньоры. Все ищете?

— Ищем. А у тебя есть какие-нибудь новости?

— Есть кое-что... Я знаю, к кому приходил в ту ночь с последним визитом дон Антонио.

— Знаешь?

— Да, знаю.

— Кто тебе об этом сообщил?

— Моя сестра. Бедняжка плохо спит по ночам, слоняется по дому, смотрит в окна... Они выходят как раз на улицу Клаудио Коэльо, к дому Гомеса Гарсии.

— Верно, доктор заходил к нему в четыре часа дня.

— Не знаю, был ли он у него днем, а вот после трех часов ночи был точно, начальник.

— Твоя сестра не могла ошибиться?

— Нет, она видела, как дон Антонио и Гомес Гарсиа шли вдвоем со стороны улицы Толедо.

— А в котором часу они возвращались назад?

— Этого она уже не видела. Доктор, пожалуй, пробыл там около часа, потому что она легла не сразу.

— Ты даже не представляешь, Доминго, как я тебе благодарен... вернее, как мы благодарны тебе за твое сообщение.

— Не за что. Я всегда к вашим услугам.

— Ступай с богом.

Доминго Паскуаль как-то неуверенно зашагал прочь, но ногами уже не шаркал.

— Этот тип попал прямо в цель... Странно только, что после всего этого «иберийского фарса»... — задумчиво проговорил Плиний, глядя в спину Доминго Паскуаля, который шел вниз по улице. — ...Вам не трудно подождать меня здесь немного? Я хочу зайти к Гомесу Гарсии, послушаю, что скажет он... А вы, Мансилья, составите мне компанию?

— Нет, нет, лучше идите один.

Пока Мануэль шел до дома Гомеса Гарсии, он вспомнил, как тот появился у них в городе со знаменем «Испанской фаланги»[20], которая вошла в Томельосо сразу же по окончании войны. Вскоре он посватался к старшей дочери Ровиры. Вместе с «Испанской фалангой» Гомес Гарсиа покинул город, а спустя несколько месяцев снова вернулся, уже лиценциатом, и женился. В начале сороковых годов его часто можно было увидеть в официальных кругах, всегда в синей рубашке, очень воинственно настроенного. Когда же с этой эйфорией было покончено, Гомес Гарсиа всецело посвятил себя семейной жизни. И жил на небольшой капитал жены, которым, кстати сказать, распоряжался довольно умело.