Агент Иван Жилин - Александр Щёголев

– В Национальный Банк я сегодня не заходил, – уклончиво ответил я. – Повезло.

– Говорят, все деньги сгорели, – сказал он.

– Ну, не все, – сказал я. – У вас же есть при себе портмоне? Не пустое, я вижу.

Он посмотрел на свое портмоне и покачал головой, кисло улыбнувшись:

– Вы молодец, хорошо держитесь. Я тоже стараюсь себя как-то поддержать, но…

Он закашлялся в приступе, махая на меня рукой. Вот тебе и молодящийся, подумал я, вот тебе и апологет вечного здоровья. Или он не умеет видеть цветные сны? Из прорези печатающего устройства ползла распечатка с моими данными, но я не стал ее разглядывать, я слез, положил на сиденье сразу десять динар и пошел к главному входу…

Я хорошо держусь? Это видимость. Острое чувство вины, смешанное с чувством унижения, как кислота разъедали дух и волю.

Где пересеклись интересы тайных хозяев «АКТа» и умельцев из «Масс-турбо» – вот ещё одна тема, над которой стоило бы поразмыслить! Формально группа «АКТ» – могучая медийная корпорация, монстр. Настоящая империя комиксов – с отработанной технологией идиотизации всего и вся. До сих пор они старались держать лицо, обходя стороной проблематику Венеры и Марса, так что же вдруг случилось? Невидимых кукловодов на остренькое потянуло? Или за респектабельной ширмой происходит нечто куда более серьезное? Технологию идиотизации доводят до логического завершения, превращая культурный феномен в биологический… Нет, не будем пугать себя раньше времени.

У дверей стояли Славин с Баневым.

– Явление, – буркнул Евгений, взглянув мимо меня. – Каменный Иван восстает из крошева.

– Добрый вечер, – сказал воспитанный Виктор.

Они дружно глазели на площадь. Останки памятника лежали прямо перед нами, метрах в пятидесяти – подходи и рыдай, распластавшись на изуродованном теле.

– Как ты кстати, – сказал Славин. – Вот. На.

Он, не поворачивая головы, сунул мне в руки заклеенную коробку.

– Что это?

– Посылка товарищу Жилину от товарища Строгова.

– Вы были у Строгова? – спросил я, разглядывая нежданную почту. К коробке было подшито письмо. Меня вдруг одолели нехорошие предчувствия.

Славин ничего мне больше не сказал. Ответил Банев:

– Дмитрия Дмитриевича мы не видели, с нами разговаривала домработница. Потом мы снова были в яхт-клубе, у госпожи Вайны… – он тяжело вздохнул. – Все, у кого могло быть опохмелово, срочно ушли в море. Испугались, что полицейская операция их тоже коснется.

– Сам ты «опохмелово», – вскинулся Славин. – Знаток русской словесности.

Мне очень хотелось вскрыть посылку или хотя письмо, но есть на свете вещи, которые нельзя себе позволять на людях.

– Пострадавших много? – спросил я, показав рукой на парк.

А ведь это самое важное, поразился я. Почему я сразу не задал этот вопрос? Что же со мной творится, подумал я с тревогой, что с нами со всеми творится?

– Только оглушенные, – оживился Банев. – Народу было мало. Больше всех пострадали те, кто купался в бассейне, потому что кто-то с испугу сильно испортил воду. Знаете, Ваня, как дело было? Одну пилюлю гектона засунули статуе между ног и металлическими экранчиками прикрыли, вторую пилюлю – на постамент, под ноги, чтобы арматуру с мясом вырвало. Оба заряда сработали синхронно. Радиус опасной зоны при такой схеме – не более десяти метров, так что никого не ранило.

Он был автором криминальных бестселлеров, знал толк в подобных вещах.

– Откуда такая осведомленность? – поинтересовался я. – Говорят, террористов было двое…

– Это не мы, – быстро сказал Славин и принялся с ожесточением ковырять асфальт носком туфли. – Нас опередили.

– Я с полицейскими общался, – пояснил Банев, не обращая внимания на болтуна. – Они меня успокоили, что воду в бассейне уже сменили.

Популярный автор нес сущую банальщину, картина взрыва и так была ясна до полной прозрачности. Достаточно двухсот-трехсот грамм тротила или, соответственно, пары таблеток гектона. Направленный взрыв. Обломки летят все в одну сторону, роем, падают кучно, а зона поражения и впрямь невелика. Взрывать памятники вообще совершенно безопасно для окружающих, единственное неудобство – никогда не знаешь, в какую, собственно, сторону полетит каменный рой…

– Кто-то перетряс наши номера, – сменил Виктор тему. – Пока мы к госпоже Вайне ходили. За ОПОХМЕЛОВЫМ, – добавил он со злым упрямством.

– Фамилия такая, – покивал я.

Славин дернул щекой.

– Мелкий ты и мстительный, – сказал он Баневу. – Как габровец.

– А ты дурак и националист! – неожиданно закричал тот. – Сколько можно бездарно шутить? Я же не посылаю тебя в вашу Жмеринку!

– Эй, друзья, друзья, – сказал я им. – Чьи номера трясли?

Банев успокоился.

– Всех писателей, проживающих в «Олимпике». Ваш – в том числе. Мы написали несколько писем в авторитетные международные организации. Вы подпишите, Ваня?

Светский Банев был сегодня на взводе и не собирался это скрывать. Он бросал на меня быстрые взгляды, словно шторки приоткрывал, и в эти мгновения кипящий металл вспыхивал в его глазах; а Славин, хороший друг и собутыльник, всегда гордившийся своей несдержанностью, наоборот, за время разговора ни разу даже не взглянул на меня.

– Подпишу, – согласился я. – Каких только глупостей я в своей жизни не подписывал. Сейчас вот этот патлатое существо объяснит мне, чего оно рыло от меня воротит, и я тут же достану свое остро заточенное перо… (Что-то лопнуло во мне, поперла наружу дрянь словесная – от усталости, от безвыходности, от того, что все вокруг развлекаются, а мне почему-то нельзя.) – Я что, Женя, пахну как-то не так? – осведомился я, силой развернув Славина к себе лицом.

– Правда ли, – звонко сказал он, – что тебе подарили бутыль самогона и ты ее разбил?

Я взял его под мышки и затанцевал с ним вальс.

– Пять литров горилки, – сказал я. – Вдре-без-ги.

– Нарочно? – спросил он, заранее зная ответ.

– Ну не понравилось мне, сивухой воняло.

Он вырвался. Он встал передо мной, красный и потный.

– Ты мне больше не друг, Жилин, – объявил он.

– Послушай, Опохмелов, – сказал я ему. – На обиженных воду возят. А также кладут их под нары. Тоже мне, центр мира. Гора Кайлас. Ты хотел правды? Вот она: это была не горилка, а ракша, непальский самогон из риса.

– Я тебе больше руки не подам, Жилин, – ровным голосом сказал Славин и отвернулся.

– А как насчет вас, Виктуар? – шагнул я к Баневу. – Я ухожу. Вы не откажете мне в рукопожатии?

Тот посмотрел на протянутую ему ладонь и откровенно растерялся. Рафинированный, пастеризованный и дистиллированный Банев не находил нужных слов! Сказал бы прямо: ты грязен, Жилин. Пусть ты и птица высокого полета, Жилин, но зачем же в собственном гнезде-то гадить?.. Просто скулы сводило от неловкости за них обоих. И ответить мне было нечем. И тогда я пнул ногой крутящиеся двери, ведущие в холл… Виктор Банев все знает про взрывчатку, думал я, именно это нравится читателям в его книгах. Евгений Славин разбирается в человеческих душах, хоть и верит в плохого Бога, – именно это нравится критикам. Незаурядные люди. Люди, на которых не обижаются. Есть, знаете ли, такие люди – на которых не обижаются…