Коррекция (Йеллоустоун) - Геннадий Владимирович Ищенко

могу обращаться лично к вам. И было заметно, что он не хочет разговаривать на эту тему. Понятно, что я больше его не беспокоил.

– Решили побеспокоить меня, – кивнул Алексей. – А цель?

– Я могу рассчитывать на то, что этот разговор останется между нами? – спросил Капустин.

– Мне трудно что-то обещать, не зная темы разговора. Вы знаете, что я офицер ГБ?

– Тема – вы. Сейчас в руководстве партии и в правительстве появилось много новых людей. Естественно, что они интересуются окружением первых лиц. Это полезно и для работы, и для собственного здоровья.

– И один из таких руководящих вы? Или вы выступаете от чьего-то имени? И непонятно, при чём здесь я? Да, я знаю Лаврентия Павловича, но не отношусь к его близкому окружению.

– Вы загадочная личность, Самохин! – усмехнулся Капустин. – Вы и ваша жена. После того как вы несколько месяцев были личными гостями товарища Сталина, о вас пошло много разговоров. Ни до вас, ни после он никому не оказывал такого уважения. И присвоение вам звания старшего офицера госбезопасности не осталось без внимания. Потом в копилку фактов легло покровительство Берии и ваши награды. Вы не учёный, но по вашим идеям трудятся три института. И ещё ваша молодость, которая прямо режет глаза. Наверняка за этим скрывается нечто очень важное, о чём пока знают очень немногие.

– И вы хотите войти в круг знающих? – утвердительно спросил Алексей. – А для чего я буду с вами откровенничать? Что это даст, кроме возможных неприятностей в будущем? Да, Берия разрешил мне кое о чём говорить, но то, что вас интересует, как раз под запретом. А разрешённое не принесёт вам никакой пользы, только добавит к старым сплетням новые, а если дойдёт не до тех ушей, может оказаться опасным. Так что не буду я с вами откровенничать, вы уж извините. Докладывать о нашем разговоре тоже не собираюсь.

– Жаль! – поднялся Капустин. – Я рассчитывал на другой ответ. Но вы ещё подумайте. Я приезжаю не в последний раз. Если передумаете, скажете сами. Вредить я вам не собираюсь, а польза может быть обоюдная.

Больше в этот день они не встречались, а вечером Капустин уехал.

– Захотелось сладкого? – спросил Алексей жену, когда она вечером положила к чаю начатую плитку шоколада.

– Я не покупала, это Капустин подарил. Он вертелся вокруг меня и засыпал комплиментами вперемежку с вопросами. Отвечать не хотелось, поэтому пришлось изображать дурочку. Он быстро меня раскусил и отстал.

– У меня тоже был с ним разговор. Шоколадом меня не кормил и не обхаживал, а задал вопрос в лоб. Расскажи ему, кто мы и откуда. Я вежливо его послал.

– А зачем ему это?

– Я думаю, что он и сам не знает. О нас в Москве ходят слухи из-за Иосифа Виссарионовича и наших странностей. Кое-кто предполагает, что за всем этим скрывается что-то важное, а знание – это сила. Не слышала такого выражения? В нашем случае это так и есть, но я не хочу с ним откровенничать. Если вдобавок к остальным слухам пойдут разговоры о пришельце из будущего, который сыпет идеями направо и налево, это может кое-кого заинтересовать. Не сейчас, а когда СССР оставит всех позади. Мне не понравилось то, что к нам обратились вопреки желанию Берии. Он, правда, прямо не запрещал, но высказал неудовольствие. Раньше этого хватило бы с головой. В чём причина? То ли позиции Берии не так крепки, как кажется со стороны, то ли во власть пришла молодёжь, которую толком не били.

– Молодёжь! – фыркнула Лида. – Капустину под пятьдесят.

– Неважно. У новых кадров нет страха предшественников, а сейчас ещё усилен контроль над органами со стороны нового ЦК. А Берия вынужден опираться на них, вот и начинаются вольности.

– И чем это может грозить?

– Пока ничем. Вот если вслед за Сталиным уйдёт и Берия, тогда может быть плохо. Придут новые люди, которые рано или поздно начнут разбираться с его делами. И одно из таких дел – это мы с тобой. Тот же Капустин приедет, а у нас за спиной никого нет. Думаешь, он по-прежнему будет деликатничать? Ещё и припомнит мой отказ. И эта молодость, которая может выйти боком. Не понимаешь? Если кто-то из них узнает, что мы реально стали молодыми, нужно будет делать ноги. В руководстве молодых раз, два и обчёлся, а власть – это не гарантия долгой жизни. И никто не поверит в то, что это дано нам свыше. Самое малое – это начнут исследовать в какой-нибудь закрытой клинике, и не факт, что мы из неё выйдем. А ведь может кончиться и допросом в подвалах Лубянки.

– Почему кончится? – вздрогнула Лида.

– Потому что то, что от нас останется, не отпустят на свободу. Я говорю не для того, чтобы тебя пугать, просто ты должна это знать. Нужно подготовиться к тому, чтобы срочно покинуть центр. Мы расслабились, а для нас расслабляться опасно. Наша безопасность держатся только на одном человеке.

После этого разговора прошло больше четырёх месяцев. Когда Алексей в середине июля попытался достать путевки на море, ему отказали, сославшись на директора.

– Я здесь ни при чём, – сказал ему Капица. – Не хотел вас расстраивать, но было письмо за подписью Капустина. Вам предписывается на время летнего отпуска не покидать центр. Обоснование – производственная необходимость. Чушь, но придётся выполнять. Если можете что-то сделать, попробуйте, у меня нет такой возможности.

Поначалу Лида сильно расстроилась, но им и без поездки удалось неплохо отдохнуть. В лесах вокруг центра было много земляники и грибов, а