Идеaльный мир - Дим Край

Он всё убеждал меня, что я — ангел, посланный с небес, для спасения. И что это знак. Что у него есть предназначение. Какое именно предназначение, это ещё предстояло выяснить. Но то что я ангел во плоти — он не сомневался. А мне же казалось, что безумие, или проще — шоковый удар у него ещё не прошёл. Поэтому он так много и безостановочно говорил, как сильно потрясённый, стоявший на краю жизни и смерти, человек.

Мы подошли к его дому. Оказалось это не так близко, как он рассказывал. Хотя, возможно, если мы бы шли быстрым шагом, дом бы казался ближе. Дом был новый, недавно отстроенный, добротный, высокий, с большими окнами. К счастью, Александр не потерял и не сломал ключи, которые оказались обычными пластиковыми карточками — один для входа в подъезд, другой от квартиры. Мы поднялись на 12 этаж и зашли в его квартиру. Я ожидал, что его будут встречать, однако никого в квартире не было. И обстановка в квартире, довольно большой, была простая, аскетичная, рассчитанная на одного человека. Александр сказал, что здесь живёт он один. У него нет жены и нет детей. А родители вообще живут в другом городе — где-то в Сибири. Меня поразило, то, что трёхкомнатная как-никак квартира была полностью в его распоряжении. И я сразу посчитал, что Саня — человек очень богатый. В чём и прогадал. Да, он был в каком-то смысле богатым, чуть богаче многих остальных. Но не настолько, насколько работала моя фантазия. За обеденным столом на невероятно большой кухне, если сравнивать с моей в 6 квадратных метров, он мне рассказал, кто он и где работает. Прежде он угостил меня полуфабрикатами — разогретыми бёдрышками-гриль и необычайно вкусными пельменями. А я отметил про себя, что это первый случай в этом суровом мире, когда я питаюсь в нормальных, человеческих условиях.

Александр Кузнецов работает ведущим инженером-программистом на 'оборонку'. Он создаёт программы для спутников-разведчиков, спутников-шпионов. Криптография и шифрование кода — это тоже по его части. Он с коллегами создают программы таким образом, чтобы их нельзя было взломать. Такой хакерский метод программирования. Благодаря его компьютерным способностям — многие его считали одарённым — его не взяли на фронт, а оставили в тылу, поддерживать военную космическую мощь. Этакий боец невидимого фронта. Работает он в одной из засекреченных частей кибернетических войск. Да, представьте, есть такие. И подробно чем именно он там занимается, и сколько их там таких, он рассказывать не стал. Это военная тайна… То что он рассказал и так является секретом, но от своего спасителя он не хотел ничего скрывать.

Он назвал несколько языков программирования, которыми он владеет в совершенстве. Но ни один из них не оказался знакомым моему слуху, даже отдалёно. Я вспомнил изучение в студенчестве Turbo Pascal, как это было отвратительно уныло и безынтересно; и понял что программирование для меня всё ещё остаётся непознанной часть космического пространства.

Когда же очередь дошла до меня, я выбирал что мне сказать — правду или ложь. Представиться ли мне Алексеем или Владиславом Губановым, за кого меня здесь принимают, и на что у меня есть, в случае чего, документ подтверждающий личность? Первое было опасно раскрывать, как и военную тайну. Это не поддаётся разумному объяснению, да и любой человек в трезвой памяти не станет про это рассказывать. Второе казалось куда проще и логичней объяснить. Поэтому, я представился Владиславом Губановым. Вкратце рассказал, что со мной произошло и как я здесь оказался. Рассказал свою старую легенду. Что особо не помню, что со мной было до 18 августа сего года. Очнулся в новгородской школе. Как я там оказался — не знаю, и не задавай глупых вопросов. Точнее возле неё — так как школу разнесло в клочья после бомбежки. При падении сильно ударился головой. Видимо поэтому произошло помутнение памяти. Очнулся — весь в гражданской форме, в крови и соплях. Выручил меня один старик — накормил и обогрел. Потом я оправился к военным устанавливать свою личность — вот и оказался я, к своему удивлению, старшим сержантом 63 артиллерийской дивизии, которая дислоцируется на сервере под Сосновым Бором. И мне сейчас 23 года, во что сам верю с трудом, да и ты, парень, я смотрю, тоже… Что я делал в Великом Новгороде? — хоть убей — не помню. Попёрся в Питер, в Мёртвый Город, так как единственное что помнил — это то, что я был оттуда родом и жил там долгое время. Там, разумеется, родичей или родственников я не обнаружил. И вообще, никого не обнаружил. Ни одной души, кроме дикой кошки. Да и возвращаться в свою дивизию было поздновато — отгул, как выяснилось, у меня давно закончился — и там, скорее всего, числюсь в злостных дезертирах. Что я там делал в этой дивизии? — я напрочь не помнил, и как воевать — я тоже забыл. Да и боязно как-то. Поэтому почти неделю шлялся по пригородам Мёртвого Города, стараясь вспомнить своё прошлое, хоть что-нибудь. Но прошлое, что удивительно, не вспоминалось и даже проблесков никаких не было. Вот и решил я тогда уехать подальше от фронта на заработки и т. д. и т. п.

Рассказывал я кратко без детальной прорисовки общей картины. А Саня (он предложил называть его так) внимательно слушал, понимающе кивал, а в некоторых местах, как бы соболезнуя, качал головой: это ж надо так — всё забыл.

— Да-а, Влад… — протянул Саня после моего рассказа, разливая вино по фужерам. — Тяжёлый случай… Можно сказать, ты сейчас в бегах.

— Наверное, так оно и есть, — подтвердил я. — И не понимаю, что мне делать?

— Ага… На фронт уже поздновато возвращаться тебе… Хотя есть у меня кое-какие связи с высшими чинами армии… Могут помочь. Расстрелять тебя как дезертира, конечно, не расстреляют, а взбучку дадут. Но… согласись, это куда лучше трибунала. Так, отматерят прилюдно, да и отстанут…

— Но я же ничего не помню, — сказал я. — Чем занимался на фронте? Что делал? Может в атаку ходил? — я не помню этого. Может никуда и не ходил, а просто сидел на месте, не рыпался? Я даже не помню армейского устава и что вообще нужно делать в армии?

В армии я действительно не был ни разу и не знал, что, собственно, там нужно делать. На военную кафедру я так и не пошёл. По окончанию политеха, я поступил в очную аспирантуру. Там просидел 3 года, как положено, усиленно проводил научные эксперименты и, не особо стараясь, писал кандидатскую диссертацию до 27-летия. Кандидатскую я так и не защитил, а как исполнилось 27 лет, сразу пошёл в военкомат за военным билетом и поспешно покинул аспирантуру.

— Ну, не знаю, — ответил Саня. — В бегах долго находится тоже не хорошо. Но может время тебе поможет — вспомнишь ещё… Давай выпьем за моё невероятное спасение! За тебя, мой друг-спаситель!