Вацлав Нижинский. Новатор и любовник - Ричард Бакл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре после приезда Матильды Кшесинской, остановившейся вместе с великим князем Андреем на своей вилле неподалеку от Каинов, ее маленький сын заболел, и все ее время уходило на уход за ребенком. Это означало, что она не могла оставаться на ночь в Монте-Карло после спектакля, но вынуждена была спешно ехать на машине по побережью, и эта поездка занимала не менее полутора часов. Однако она не подвела Дягилева, а мальчику постепенно стало лучше.
При всех этих проблемах и при отсутствии Карсавиной большим утешением для Дягилева и Нижинского было то, что в их же отеле жили леди Рипон и ее дочь. Они, несомненно, присутствовали на открытии сезона в Театре Казино, состоявшемся в понедельник 8 апреля. Программа состояла из «Карнавала», «Призрака розы», «Князя Игоря» и «Шехеразады».
Вполне понятно, что Фокину не мог понравиться вызов, брошенный ему как балетмейстеру, и в то же время легко себе представить, как воодушевился бы Нижинский, если бы его слегка приободрил его учитель, основным исполнителем постановок которого он вместе с Карсавиной был с самого начала его балетмейстерской деятельности. Талантливый и слишком чувствительный, Фокин успешно совершил одну революцию в природе танца, а теперь не мог понять, что в XX веке жизнь и искусство все более убыстряли темп, и дальнейшие реформы казались ему всего лишь анархией. И хотя Нижинский послушно продолжал разучивать и репетировать свои роли в фокинских балетах, в их сознании появился дух неприятия и соперничества. Дягилев со своими большими дипломатическими способностями мог бы с легкостью развеять его, но какая-то частица души Дягилева радовалась, когда его сотрудники не ладили между собой. Мы уже видели, как он настраивал Бакста и Бенуа друг против друга (и в этом году художественным директором труппы был уже Бакст).
Дягилеву нравилось быть единственным и самым важным связующим звеном между двумя коллегами, действуя по принципу: разделяй и властвуй.
И без того плохое настроение Фокина усугублялось тем, что его «Дафнису», в котором он надеялся воплотить все свои мечты о классической Греции, отводится второе место по отношению к греческому балету Нижинского «Послеполуденный отдых фавна». «Дафнис» очень много значил для Фокина еще и потому, что он считал себя его создателем: он написал либретто еще в 1904 году, но Равель так долго работал над созданием музыки*[232], что на его место в репертуар прошлогоднего сезона пришлось включить «Нарцисса», тоже на древнегреческий сюжет. Фокин утверждал, и не вполне объективно, что Бакст использовал свои декорации «Дафниса» для «Нарцисса», таким образом уменьшив успех отложенной, но более важной работы. Во всяком случае, в обоих балетах были статуи богов или нимф, а также стада овец.
Так как Фокин работал над «Синим богом» и «Тамарой» и потому, что для репетиций балета Нижинского нужны были время и место, «Дафниса» пришлось ставить последним и показать только в финальной программе незадолго до окончания парижского сезона. После долгих и ожесточенных споров с Дягилевым Фокин решил уволиться сразу же после окончания постановки.
«В июне, когда Фокин решил покинуть труппу, — пишет Григорьев, — он становился все более и более нетерпеливым и нервным, в конце концов с ним стало невозможно работать. Во всех, кто находился рядом с Дягилевым, включая и меня, он видел врагов. В мои обязанности входило постоянно докладывать обо всем Дягилеву, и это вызывало гнев Фокина. Он даже стал обвинять меня в предательстве. Особенно болезненным оказался последний инцидент, который и привел к разрыву наших отношений. Дягилев настаивал, чтобы Нижинского не ограничивали в количестве репетиций „Послеполуденного отдыха фавна“, и, как я ни старался все организовать, приходилось порой отказывать Фокину, которому требовались те же артисты в то же самое время. Он пришел в ярость, последовала ссора, которая положила конец нашей дружбе, близкой дружбе, длившейся много лет. Я был так расстроен, что попросил Дягилева освободить меня от моих обязанностей. Он конечно же отказал, но согласился предоставить мне помощника в лице московского режиссера Н. Семенова, это частично избавило меня от нагрузки».
А тем временем 16 апреля Дягилеву кто-то сказал, будто в помещенной в «Фигаро» статье о предстоящем в Париже Русском сезоне «Послеполуденный отдых фавна» упоминается среди балетов, поставленных Фокиным*[233]. Дягилева, столь активно продвигавшего первый балет Нижинского и старавшегося обеспечить ему максимум рекламы, это возмутило. Разразилась буря.
Дягилев из Босолея Астрюку в Париж, 17 апреля 1912 года:
«Увидев на первой странице „Фигаро“ статью, сообщающую о том, что Фокин ставит „Послеполуденный отдых фавна“, Нижинский категорически отказывается принимать участие в парижском сезоне. Никогда не видел его настолько решительным и неблагоразумным. Написал Баксту с просьбой заменить его. Положение более чем опасное, особенно принимая во внимание планы определенных особ, которые только этого и дожидаются. Нет слов, способных выразить неудовольствие полным отсутствием внимания с вашей стороны. Дягилев».
Дягилев порой мог быть чрезвычайно грубым и истеричным. Под определенными особами он, по-видимому, подразумевал Фокина или Оскара Хаммерштейна из Нью-Йорка, давно уже замышлявшего переманить Нижинского, а может, Гинцбурга или какого-то другого импресарио. Нижинский, конечно, мог устроить ужасную сцену, но Дягилев прекрасно знал, что легко может успокоить его, и телеграмма, скорее всего, вызвана была в не меньшей степени раздражением Дягилева, чем гневом Нижинского. Астрюк привык к подобным выходкам. Он выработал умиротворяющую тактику и позвонил своему товарищу по несчастью Баксту, также подвергавшемуся нападкам со стороны Дягилева, с просьбой помочь смягчить тирана.
Бакст из Парижа Дягилеву в Босолей, 19 апреля 1912 года:
«Все наши парижские друзья только и говорят, что о „Послеполуденном отдыхе фавна“, которого с нетерпением ждут. Работа над декорациями продвигается успешно. Бакст».
Тем временем в репертуаре снова появился «Петрушка», и 18 апреля Бронислава Нижинская исполнила карсавинскую роль Балерины. 2 мая за ним должна была следовать «Жар-птица» с вернувшейся на три последние постановки сезона Карсавиной. Дягилев планировал 27 марта съездить в Париж, чтобы посмотреть один из концертов Трухановой, начавшихся 22-го, но отложил поездку.
