Том 22. В мертвом безмолвии. Тайна сокровищ Магараджи. Расскажи это птичкам - Джеймс Чейз

— Этот Барлоу воистину был гением, — сказал Хармас.

— Даже странно, как такой талант может сочетаться с нравственной испорченностью.

Дженсону это показалось неинтересным. Он лишь ню-то проворчал под нос и прошел к дому. Открыть замок не составило труда, и двое мужчин вошли вовнутрь, поморщившись из-за запаха пыли, буквально ударившего в нос.

— Вначале осмотрим спальню Барлоу, — предложил Хармас и первым начал подниматься по лестнице.

Методично, не пропуская ничего, они начали обыск. Пока Дженсон с гримасой отвращения рассматривал фотографии, Хармас, отодвинув кровать, увидел щель в паркете.

Вытащив перочинный нож, он приподнял паркетину и посветил фонариком в открывшееся углубление.

— А вот и он, — довольно сказал он. — Но это еще что за чертовщина?

Дженсон заглянул через плечо Хармаса и увидел лежащий в углублении револьвер 38 калибра. Хармас же выудил оттуда белую купальную шапочку и две резиновые подушечки. Дженсон сунул карандаш в дуло револьвера и осторожно вытащил оружие из тайника.

Хармас с интересом рассматривал купальную шапочку.

— Вот тебе и лысоголовый, — заметил он, глядя на Дженсона. — Вся эта мерзость… А теперь и это… Держу пари на сто баксов, что именно из этого револьвера в Глин Хилл и было совершено убийство.

Дженсон почесал свой толстый нос.

— Нашел дурака! Стану я выбрасывать деньги понапрасну. О’кей, раз уж мы здесь, давай тщательно обыщем эту конуру.

Они провели в этом пропахшем пылью доме всю вторую половину дня, но второго револьвера так и не нашли. Дженсон позвонил в управление, и оттуда прислали две машины с экспертами. Двое офицеров увезли найденный револьвер в отдел баллистики в Бренте. К тому времени, когда Дженсон и Хармас вернулись в Брент, эксперты смогли заявить им, что именно из этого оружия был застрелен парень в Глин Хилле.

Энсон обладал редким талантом чувствовать нагнетание атмосферы.

Когда Хармас вошел в его кабинет в самом начале седьмого, Энсон как раз собирался домой, он сразу почувствовал исходящую от детектива враждебность.

Хармас не стал ходить вокруг да около и сразу пересказал Энсону содержание разговора с Мерривезером. При этом он все время держал Энсона в поле зрения.

— Ничего не могу сказать по этому поводу, — тут же заявил Энсон, едва Хармас закончил. — Никакой пятипроцентной скидки я Барлоу не предлагал. Да и с какой стати? Вы уверены, что Мерривезер чего-нибудь не перепутал?

— Я ни в чем не уверен, — ответил Хармас тоном, который противоречил его словам. — Барлоу сказал Мерривезеру, что вы сказали ему о том, что если он, то есть Барлоу, заплатит наличными, это гарантирует ему пятипроцентную скидку. Более того, он снял со счета сто пятьдесят долларов, чтобы сделать первый взнос… практически все, что было на счету.

Энсон взял карандаш и принялся рисовать на листке бумаги бессмысленные фигуры.

— Первый взнос был тысячу двести двадцать два доллара, — сказал он, не глядя на Хармаса. — Здесь какая-то ошибка.

— Первоначально Барлоу был намерен застраховаться на пять тысяч долларов, — стоял на своем Хармас. — Мерривезер уверен в этом. Барлоу нужна была ссуда всего на три тысячи долларов.

Энсон закурил сигарету и, видя, что Хармас ждет от него ответа, медленно заговорил:

— Я понятия не имею о чем вы говорите, но могу сказать, что Барлоу заполнил стандартную анкету. Когда я приехал к нему в последний раз, он пожелал застраховаться на пятьдесят тысяч долларов… вы видели этот полис… он подписан им. Возможно, он советовался с Мерривезером перед встречей со мной. Но, вернувшись из банка, скорее всего он передумал и решил застраховаться на гораздо более крупную сумму.

— И ровно в десять раз, — спокойно заметил Хармас. — И откуда же у него взялись деньги, чтобы оплатить первый взнос?

— Деньги у него были… во всяком случае он их мне дал, — ответил Энсон.

— Могу я взглянуть на эту анкету? — спросил Хармас. — Я должен быть уверен, что Барлоу действительно разговаривал с Мерривезером, прежде чем он встретился с вами.

Энсон замер. Пепел от сигареты упал ему на колени.

— Но я разорвал ее и выбросил.

Теперь уже Хармас протянул время, закуривая сигарету. Он испытывающе глянул на Энсона, и тот с усилием, но все же выдержал его взгляд.

— Вы всегда так поступаете? — наконец спросил он.

— Только в том случае, если мне удается застраховать клиента. Поскольку это произошло, в анкете больше не было нужды.

Хармас некоторое время думал, затем пожал плечами.

— О’кей… я понял. — Хармас внезапно наклонился вперед и резко спросил: — Только для меня… Где вы были ночью 30 сентября?

Во рту Энсона вдруг стало сухо.

— Не понял. Что вы хотите этим сказать?

Хармас оскалил зубы в улыбке.

— Но вы же знаете Мэддокса. Он любит стопроцентное алиби. Он непременно хочет знать, где был всякий, имеющий хоть какое-то отношение к Барлоу, в ночь его убийства. — Улыбка Хармаса превратилась в гримасу. — Я бы не удивился, если бы он и у меня потребовал аналогичное объяснение. Это чистая формальность, но если вы полагаете, что я лезу не в свое дело, забудем об этом вопросе.

— Ну почему же?

Энсон выдвинул верхний ящик стола и взял записную книжку.

— Я работал допоздна в этом самом кабинете, — сказал он ровным, ничего не выражающим тоном. — Ушел в одиннадцать. Ежели желаете проверить мои слова, спросите ночного охранника.

— Это ни к чему, — Хармас беззаботно взмахнул рукой. — Я много размышлял над этим делом и склоняюсь к мысли, что бы правы. Даже если эта женщина и не в ладах с законом, будет лучше оплатить ее иск. Как вы правильно заметили, отказав ей, мы сделаем очень плохую рекламу нашей компании в этом районе. Вечером здесь будет Мэддокс. Я приложу все усилия, чтобы склонить его к оплате иска миссис Барлоу.

Сердце Энсона сделало судорожный скачек и замерло в груди.

— Мэддокс приезжает сюда?

— Да. Он хочет поговорить с Дженсоном. Я сообщу вам, если мне удастся убедить его оплатить иск. Вы будете дома сегодня вечером?

Энсон кивнул.

— Я буду дома около девяти вечера. Но я знаю Мэддокса, он ни за что не удовлетворит иск.

— Как сказать. Старина Бэрроуз не любит плохой рекламы. А ведь пресса может поднять ужасную шумиху вокруг этого дела. Я не хотел бы допустить это. — Хармас поднялся и отодвинул кресло. — Но хватит о работе. Вы знаете антикварный магазин на углу квартала? Я купил у них пресс-папье. Они уверили меня, что это действительно замечательная вещь. — Вытащив из кармана пластиковый пакет, Хармас вытряхнул оригинальное пресс-папье и подтолкнул его к Энсону. — Хелен буквально помешана на антиквариате, но я боюсь, как бы это не оказалось подделкой… скажем, японской, выпуска примерно 1960 года.

Даже не почувствовав подвоха, Энсон взял пресс-папье, внимательно осмотрел его и пожал плечами.

— Понятия не имею, но выглядит прелестно. Если вы скажете ей, что этой вещице сто лет, она будет счастлива.

Он вернул пресс-папье Хармасу, и тот аккуратно опустил игрушку в пластиковый мешочек.

— Да, нечто подобное я и скажу. — Хармас поднял руку. — Итак, если мне удастся уговорить Мэддокса оплатить иск, я вам сообщу.

Когда Хармас ушел, Энсон закурил очередную сигарету и задумчиво уставился на противоположную стенку. Он чувствовал, что его постепенно прижимают к стенке и хотя он пытался убедить себя, что особых неприятностей не предвидится, чувство страха нарастало. Ну а уж то, что Мэддокс не удовлетворит иск, Энсон знал наверняка. Он потерял эти деньги и даже не знает, кого в этом винить. Сейчас главное не выдать себя и выйти целым и невредимым из этой аферы. Во всем виновата Мэг. Если бы она сказала ему правду о своем прошлом, он ни за что не пошел бы на эту сомнительную авантюру.

Он все еще сидел за столом, прикидывая шансы за и против, гадая, не совершил ли ой где-нибудь фатальной ошибки, когда в дверь тихонько постучали.

— Войдите! — раздраженно крикнул он.

Дверь отворилась и в кабинет бочком скользнул Джуд Джонс, ночной охранник.

Энсон с удивлением уставился на него.

— Хэлло, Джуд, — сказал он. — Я как раз собрался домой. Я могу что-то сделать для вас?

Джонс сделал шаг вперед и закрыл за собой дверь. На лице охранника появилось хищное выражение, которое Энсон никогда раньше не видел и которое очень ему не понравилось.

— Могу я поговорить с вами, мистер Энсон? — спросил он.

— Может быть в другой раз, — нетерпеливо сказал Энсон. — Я тороплюсь домой.

Джонс покачал головой.

— Дело не терпит, мистер Энсон. Это весьма важно, как для вас, так и для меня.

Энсон подошел к окну и стал спиной к слабеющему дневному свету.