Зеленая - Джей Лейк

Танцовщица встала рядом со мной. Покосившись на нее, я увидела, что ее голова гордо поднята. Она обратилась к богине Лилии на собственном языке. Богиня ответила ей на том же языке, своим громким голосом. Затем она обратилась ко мне:

— ЗЕЛЕНАЯ, ТЫ ПЛОХАЯ СЛУЖАНКА, НО ОТЛИЧНОЕ ОРУДИЕ.

Чуть расправив плечи, я кивнула, по-прежнему глядя ей на ноги. Я казалась себе птицей, которая вздумала спорить с ураганом. Почему я решила, что богиня рассудит лучше, чем обычные, земные женщины?

Идти было некуда, делать нечего. Оставалось лишь стоять на месте и терпеть раздирающую боль.

— ТЫ СОГРЕШИЛА ПРОТИВ МОЕГО ДОМА, ДОМА КОРАБЛЕЙ И ДОМА УЛИЦ.

Я снова упала на колени и заплакала.

— НО Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ И НЕ ПОЗВОЛЮ, ЧТОБЫ ТЕБЯ ЗА ЭТО ОТВЕРГЛИ.

Плач перешел в рыдания; я рыдала от всего сердца.

— ОПАСНОСТЬ ГРОЗИТ СЕЛИСТАНУ, КАЛИМПУРЕ, МОЕМУ ХРАМУ. ТЫ — КЛИНОК, КОТОРЫЙ Я ОБРАЩУ ПРОТИВ ОПАСНОСТИ. В ОТВЕТ НА МОЛЬБЫ ЖЕНЩИН КАЛИМПУРЫ Я ИЗГОНЯЮ ТЕБЯ НА ДРУГОЙ, СЕВЕРНЫЙ БЕРЕГ МОРЯ. ТАМ ТЫ ЗАКОНЧИШЬ НАЧАТОЕ ДО ТОГО, КАК ВРАГ ПЕРЕПЛЫВЕТ МОРЕ И НАНЕСЕТ ЗДЕСЬ СВОЙ УДАР!

Я упала; из моего рта на мраморный пол текла слюна. Из ушей шла кровь. Меня интересовало одно:

— Богиня… где тот враг?

Дрожащей рукой Верховная жрица указала на Танцовщицу:

— В КОЛЬЦАХ ЕЕ СЕРДЦА!

По залу прокатился мощный громовой раскат. Курильницы упали; некоторые разбились или помялись, хотя были сработаны из серебра и меди. Верховная жрица пошатнулась, поскользнувшись в луже собственной крови. Я с трудом встала на ноги, но Танцовщица опередила меня и подхватила старуху, не дав той упасть.

— С-спасибо, — сказала Верховная жрица.

Вокруг слышались вопли и плач. Жрицы и Клинки бросились успокаивать всех присутствующих.

Мы с Танцовщицей стояли в священном кругу; нас окружали Клинки. Я увидела матушку Аргаи с арбалетом и многих других. Матушка Шестури упорно отводила от меня взгляд. Гостей, претенденток и некоторых посвященных попросили удалиться.

— Матушка! — позвала я.

Верховная жрица вскинула голову, и я вдруг увидела, какой она была в детстве, юности, в расцвете сил. Она впускала богиню в свое тело, служила ее вместилищем. Интересно, что она увидела во мне? Шрамы? Мятежный дух? Может, иностранную дурочку, которая притворяется хорошей калимпуркой?

— Ты слышала, Зелёная. — Верховная жрица печально улыбнулась. — Такого откровения я в жизни не припомню. Богиня ясно изложила свою волю. Ты уйдешь.

— Я… еще не готова! — Хотя это было правдой, признание изумило меня.

— Твое время истекло. — Лицо ее сделалось суровым, и она устало поднялась. Затем, повысив голос, Верховная жрица провозгласила: — Совещание начинается!

В зале снова наступила тишина. Не та, что воцарилась после ухода богини, но шуршащая, шумная тишина группы ошеломленных женщин, которые жаждут услышать, что будет дальше.

— Нам отдали приказ, — сказала Верховная жрица. — Но не объяснили, как приступить к делу.

— Если опасность таится в ее сердце, — закричал кто-то, чей голос я не узнала, — зарежьте ее, и избавимся от опасности, пока не поздно!

Я покосилась на Танцовщицу. Она, конечно, понимала, что ее окружают враги, которые охотно убили бы ее немедленно.

— Наша жизнь по-прежнему висит на волоске? — шепнула она.

Не сразу поняв, что она шутит, я фыркнула и повернулась к Верховной жрице. Та обращалась к сидящим непосредственно над нами и за нами; лиц я не видела и не знала, кто потребовал лишить жизни Танцовщицу.

— …не такая дура, — говорила Верховная жрица. — Даже самые младшие претендентки наверняка понимают, что богиня, сказав о кольцах в сердце, не имела в виду, будто беды коренятся в ней, как глисты в собаке.

— Хорошее решение! — отозвался голос сверху. — И не противоречит воле богини.

— Дура! — крикнула я неожиданно для себя самой.

Верховная жрица бросила на меня сердитый взгляд.

— Мы ведь совещаемся, — сказала я. — И у меня наверняка должно быть право голоса.

— Ты не приносила обетов и не вступила в орден, — ответила она. — Несмотря на это, богиня обратилась именно к тебе. Значит, она высоко ценит тебя. Говори, если тебе есть что сказать.

Я вышла в центр священного круга. Повернувшись, увидела группу женщин в одеждах ордена Юстициариев. Одна из них громко требовала казнить мою подругу.

— Вы оскорбляете наш разум, — сказала я, — и предаете чистые помыслы богини. Моя старейшая и ближайшая подруга пересекла Штормовое море, чтобы передать мне весть о несчастье, постигшем север. Богиня Лилия также высказала свою просьбу. Мы должны вернуться! В душе Танцовщицы спрятан некий поступок, решение, надежда или чувство, которые помогут нам справиться с бедой.

— С этим никто не спорит. — Верховная жрица огляделась. — Мне в жизни не приходилось слышать таких ясных указаний. Дом Выпей не получит удовлетворения. Иностранка остается в живых! — Она посмотрела на меня в упор. — Но ты удаляешься с селистанских берегов. Тебя отправляют в изгнание!

Верховная жрица принялась отдавать распоряжения матушке Ваджпаи:

— Дайте им обеим одежды нищих и проводите по Корабельному проспекту. У причала столкните их в море; трое лучниц-Клинков последят за тем, чтобы изгнанницы не вернулись в Калимпуру. Если кто-нибудь из них коснется нашей земли рукой или ногой, стреляйте!

Матушка Ваджпаи склонила голову:

— Будет исполнено, матушка!

— Такова воля богини! — крикнула Верховная жрица.

Присутствующие хором отозвались почти так же громко, как сама богиня:

— Такова воля богини!

Никогда еще я не бегала так быстро. Несмотря на толпы на улицах, группа женщин с оружием в руках и убийственным огнем в глазах расчищала себе дорогу, по которой мог бы пройти слон. Головорезов в одежде Дома Выпей оттеснили к фонтану Крови; в толпе я заметила, как расстроились представители Уличной гильдии.

Сгущались сумерки; мы неслись по улице, словно самая черная, самая опасная праздничная процессия. Клинки и их узницы пронеслись по улице Джаймурти к Корабельному проспекту. Прохожие сторонились, но провожали нас взглядами, желая понять, отчего такая суматоха. На калимпурских улицах всегда полно зрелищ.

По обочине дороги бежали дети, малолетние воришки и попрошайки. Скольких из них уже продали? Сколькие доживут до взрослого возраста? Скольких я больше никогда не увижу?

— Зелёная!

Я покосилась на Танцовщицу и поняла, что глаза мои полны слез.

— Это перемена, а не смерть, — сказала она. — Перед тобой по-прежнему открытый путь.