Тайна одной саламандры, или Salamandridae - Дмитрий Владимирович Миропольский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, недостаточно внятными выглядели рассуждения Шарлеманя о фанероне. Для такого рационалиста в них было многовато эмоций. Одинцов попросил Еву объяснить, почему всё же троица так важна. Ева обрадовалась возможности хоть ненадолго отвлечься от своих страхов и проявила изобретательность. В придачу к уравнениям, о которых шла речь с Шарлеманем, компаньоны получили ещё две математические теоремы.
– Допустим, у нас есть кусок пластилина, – говорила Ева. – Мы берём его со стола, долго мнём, комкаем, изменяем до неузнаваемости и снова кладём точно на то же место. Так вот, в комке существует точка, которая никуда не переместилась. По мнению Шарлеманя, мы находимся в идеальной точке, где мир остаётся неизменным, даже если его скомкать, как пластилин.
Теорема неподвижной точки понравилась Мунину, а Одинцова больше заинтересовала родственная теорема о причёсывании ежа.
– Ёж – это сфера с иголками во все стороны, – говорила Ева. – Ежа невозможно причесать таким образом, чтобы иголки не топорщились нигде. Есть хорошая аналогия – циклоны. Они управляют погодой на Земле. По телевизору в прогнозе показывают стрелочки в разные стороны с направлением ветра. Стрелочки – это уложенные иголки, причёска ежа. Ёж не причёсан только в самом центре циклона. Там нет ветра. Для Шарлеманя мы обозначаем идеально спокойную точку посреди любой бури.
Рассуждая о циклонах, Ева и Мунин сошлись во мнении, что Шарлемань хочет из безопасного места следить за тем, как причёсан ёж и как изменяется погода. Разговор наверняка слушали, поэтому Одинцов помалкивал. Он-то не сомневался, что Большой Босс намерен сам причёсывать ежа: сидеть в уникальной неизменной точке, где не дует и не каплет, – и своей рукой направлять шторма и ураганы; не следить за погодой в мире, а повелевать ею. «Как Зевс-громовержец», – обязательно съязвил бы Дефорж, будь он жив.
Ева и Мунин ошибались насчёт амбиций Шарлеманя, но настоящую проблему Одинцов видел в другом. Ева отказалась от защиты, поверив обещаниям безопасности для себя и ребёнка. Мунин заключил сделку ради спасения Клары. В результате оба компаньона попали в полную зависимость от Шарлеманя. Они считали, что Шарлемань тоже зависит от них. Именно в этом, по мнению Одинцова, состояла их главная ошибка.
Во-первых, Шарлемань зависел от объединённой троицы: порознь они были ему безразличны, о Кларе и говорить нечего.
Во-вторых, даже от всех троих он зависел лишь настолько, насколько хотел сам. Общие разговоры о фанероне, муравьях-разведчиках, циклонах и лепке из пластилина не давали представления о том, какие конкретно задачи должны решать компаньоны. Одинцов понимал, что задачами первостепенной важности Шарлемань занимается сам вместе с Чэнь, Кашиным и другими учёными, а удел троицы – создавать им более комфортные условия для работы.
«Он берёт нас для подстраховки, – сказал бы Одинцов компаньонам, если бы мог. – Нет у него такой проблемы, решение которой можем найти только мы».
Любому военному известно: приказ отменяет тот, кто его отдал. Сейчас Шарлемань приказал сотрудничать с троицей, но ничто не мешает ему в любой момент отменить сотрудничество новым приказом.
Наконец, даже если Ева угадала насчёт неподвижной точки и причёсывания ежа; даже если троицу действительно ждала роль навигатора – Одинцов не сомневался: это ненадолго. Разведчики в новом информационном пространстве нужны Шарлеманю ровно до того момента, когда он решит, что готов ориентироваться самостоятельно.
Обычное дело: чем сильнее боится новичок, тем скорее он начинает чувствовать себя экспертом. Тот, кто на ватных ногах приходит в автошколу и обливается холодным пóтом, впервые садясь за руль, – спустя месяц получает водительские права и принимается гонять по городу так, словно всю жизнь провёл за рулём. Вчерашний абитуриент, умиравший от страха перед каждым экзаменом, на втором курсе института уже поглядывает на профессоров свысока. Подросток, освоивший клавиатуру компьютера, мессенджер и пяток игр, презрительно косится на деда, который пишет авторучкой, – хотя как раз поколение стариков придумало компьютер, и они же написали базовый софт.
Кроме всего этого, самомнение Шарлеманя во многом оправдывалось блестящими мозгами. Одинцов понимал, что Большой Босс недолго будет ведомым: он слишком свыкся с ролью ведущего. А значит, и нужда в троице скоро пропадёт – вернее, Шарлемань решит, что нужда пропала. Он обещал компаньонам жизнь вечную, но в реальности всех троих ожидает судьба Моретти, Бутсмы, мигрантов на островах и другого отработанного человеческого материала.
Ждать от Большого Босса гуманности не приходилось. Надеяться на здравомыслие Евы и Мунина – тоже. Любая попытка объяснить им реальное положение дел вела к провалу: Шарлемань услышит крамольный разговор, и всё будет кончено ещё быстрее. Одинцову предстояло защищать компаньонов без их участия, а для этого – прежде всего сблизиться с Шарлеманем.
«Поспешай не торопясь!» – советовали в таких случаях древние классики. Одинцову была ближе армейская версия: «Сапёры ходят медленно, и всё же лучше их не обгонять». Нарушив это правило, Бутсма потерял ноги. Одинцов осторожничал, словно ступал по минному полю, а Шарлемань попытался преодолеть дистанцию в первом же разговоре наедине.
– Мы оба военные. Скажите прямо, как солдат солдату: что мешает вам принять моё предложение?
Сапёры отсчитывают время до взрыва в обратном порядке. Десять, девять, восемь, семь… Хороший трюк для того, кому нельзя торопиться с ответом. «Ладно, поиграем в военных», – подумал Одинцов и, выдержав нужную паузу, сказал:
– Умная собачка перед тем, как проглотить кусок, обязательно прикладывает его к заднице и смотрит: пролезет или нет.
Шарлемань отвык общаться в подобном ключе.
– Это вы обо мне или о себе? – поразмыслив, на всякий случай уточнил он.
– Скажу прямо, как солдат солдату: о нас обоих, – ответил Одинцов.
Его компаньоны быстро капитулировали по понятным причинам. У Одинцова таких причин пока не было – Шарлемань ещё не нащупал его слабое место. С чего бы сдаваться раньше времени? Это вызовет подозрения. И Одинцов продолжал держать дистанцию.
Тот же читанный-перечитанный в детстве Жюль Верн говорил, что у заключённого всегда есть шансы перехитрить тюремщика. Страж может забыть, что стережёт узника, но узник не забудет, что его стерегут. Заключённый чаще думает о побеге, чем тюремщик – о том, чтобы предотвратить побег. Поэтому способы бежать из тюрьмы находятся чаще, чем способы помешать бегству. На это и рассчитывал Одинцов.
После того, как Ева позвонила Кларе, компаньоны разошлись по боксам на процедуры. Шарлемань застал Одинцова под капельницей и положил перед ним телефон.
– Сообщите вашей подруге, что её путешествие подготовлено.
– У нас договор, – сказал Одинцов. –
