Тайна одной саламандры, или Salamandridae - Дмитрий Владимирович Миропольский

если общаешься с двумя идиотами – станешь третьим. Общаешься с тремя уверенными в себе людьми – станешь четвёртым. Общаешься с четырьмя миллионерами – станешь пятым. А перспективы общения с вами вообще завораживают.

– Мы тоже удачно сюда попали. Вдруг поумнеем или разбогатеем? – встречным комплиментом отозвался Одинцов.

– Действуйте! Всё в ваших руках, – ободрил его Шарлемань. – Удача – это встреча подготовки с возможностью.

– Тоже мне, Сенека, – бросил Мунин в сторону. Он понемногу смелел и уже мог осторожно язвить, потому что первым из троицы заключил сделку с Шарлеманем.

Процедуры для компаньонов проводились индивидуально. Шарлемань использовал это время для беседы с каждым, и в разговоре наедине Мунин признался:

– Я готов принять любые условия, но…

Шарлемань угадал: ценой превращения первого пленника в единомышленника оказалась жизнь Клары.

– Спасите её, и тогда я ваш, – сказал Мунин.

Впору было снова благодарить Дефоржа. Его трюк с инъекцией в Зимбабве избавил Шарлеманя от необходимости что-то изобретать. Препарат вызвал понятные изменения в организме девушки. Вакцина устранит все проблемы. Шарлемань это знал и, чтобы по совету Кашина доставить радость дураку, мог пообещать, что она непременно выздоровеет, однако ответил только:

– Я сделаю всё возможное.

Во-первых, он не считал Мунина дураком.

Во-вторых, он мог вернуть Кларе здоровье так же, как, например, обновить интерьер в боксе, где жил историк: девушка или мебель – разницы никакой. Клара должна поправиться, такова цена сделки. Однако если эта цена будет принята с лёгкостью, Мунин может решить, что продешевил, и, чего доброго, выдвинет новые условия. Пусть верит, что цена высока. Пусть тревожится за успех лечения до тех пор, пока его подружка не выздоровеет полностью. Такая манипуляция удержит Мунина от необдуманных поступков и сэкономит много времени.

Потому что, в-третьих, а на самом деле – именно во-первых, Шарлемань действовал не спеша, но собирался как можно скорее приручить троицу. Ему необходимы все три компаньона – не один и не два. По отдельности они вряд ли представляли бóльшую ценность, чем любые другие подопытные, вроде мигрантов на островах. Бутсма стоил гораздо дороже, однако Шарлемань избавился от него без сожаления.

Мунин в самом деле был далеко не дурак. Он понимал, что жизнь Клары зависит от него, а его собственная жизнь – от того, сможет ли он снова объединиться с Евой и Одинцовым в прежнюю троицу. Или, пользуясь математическими аналогиями Евы, удастся ли компаньонам составить систему из трёх уравнений с тремя неизвестными.

Говоря строго, Мунин перестал быть неизвестным в уравнениях Шарлеманя, когда заключил сделку. Но два его компаньона сохраняли способность принимать любые значения, то есть могли поступать, как угодно.

Ева упоминала, что в корректно составленной системе ни одно из уравнений не должно противоречить остальным и не должно являться их следствием. За второе условие Мунин был спокоен – тоже благодаря Еве. Три оси координат по определению не являются следствием друг друга: каждая из них сама по себе. Но противоречия остались, ведь Ева и Одинцов ещё не приняли предложение Шарлеманя. Значит, корректной и решаемой системы пока нет – компаньоны не готовы работать как единая троица. И потому у Шарлеманя нет причин заботиться о здоровье Клары. Он ведь потому и обещал уклончиво, что сделает всё возможное, а не сказал: «Я вылечу её за столько-то дней».

Время шло, и Мунин торопился склонить компаньонов к сделке с Шарлеманем. Для прогулок троицу регулярно выводили на огороженную лужайку с садом камней. Там, улучив момент, историк произнёс речь в защиту бессмертия.

– Что в нём пугает больше всего? – говорил он. – Постоянное старение. Кому охота жить вечным дряхлым скелетом?.. Но посмотрите на Шарлеманя. Он ведь не стареет, а как раз наоборот! Почему? Потому что научился регулировать возраст по своему усмотрению. Старше, моложе… То есть можно выбрать, какой нравится, – и просто поддерживать. Круто же! А наука не стоит на месте, и Шарлемань скоро придумает ещё что-нибудь такое… эдакое. К тому же никому и никогда еще не бывало двести лет, или триста, или пятьсот. Никто не расскажет, как это вообще – быть пятисотлетним. Но у любого возраста наверняка есть скрытые преимущества, о которых мы даже не подозреваем. А новых возможностей сколько?!

Когда во время круиза они все вместе обсуждали вечную жизнь, её никто не думал примерять на себя – разве что на умерших звёзд эстрады, которых снова хочет видеть публика. Но даже тогда разговор шёл не столько о бессмертии, сколько о его имитации с помощью цифровых технологий.

– Ну, прочёл я пять тысяч книг, – продолжал Мунин, взволнованно размахивая руками. – Ну, прочту ещё десять тысяч. И всё. Когда закончу, не успею даже эту информацию использовать. Потому что состарюсь, потому что мозги перестанут работать и потому что вообще жизнь кончится. Зато если я бессмертный – совсем другое дело! Прочту ещё сто тысяч книг, ещё миллион… Да вообще все, сколько их есть! И на всех языках, потому что у меня будет время эти языки выучить. Даже креольский… И писать сумею на любом языке. И выступать, между прочим! Любой темой, любым проектом смогу заниматься не год, не два, не десять лет, а сколько угодно. Копать, копать и докопаться. Тайна трёх государей или тайна Философского камня – это семечки! Знаете, сколько на свете таких тайн? И не сосчитаешь! Но когда времени навалом, любую тайну разгадать можно. Это же счастье – жить и работать, не глядя на часы! И отдыхать тоже…

Ева и Одинцов молча брели вокруг огромной белой песочницы, а Мунин в восторге приплясывал впереди на несколько шагов – то боком, то задом наперёд.

– Научусь играть на музыкальных инструментах. – Его пальцы шевелились, перебирая воображаемые клавиши. – Я пока ни на чём не умею, а буду – на всём. Как человек-оркестр. Или сад посажу… Нет, не сад! Огромный лес дубовый. А что? Закопаю жёлуди в землю – и стану смотреть, как из них день за днём вырастают тысячелетние дубы… Или можно до любой планеты долететь. Какая разница, сколько времени это займёт? Долететь и посмотреть, что там. А вдруг наши предки как раз оттуда? Или вот…

Историк планировал своими фантазиями раззадорить Еву с Одинцовым и вовлечь их в диалог, а когда несомненные достоинства бессмертия будут перечислены вслух – благополучно подойти к маленькому шагу, отделяющему компаньонов от вечности. Всего-то надо снова сделаться троицей – и дело в шляпе.

– Я никогда не видел своих родителей. Даже рыбу ловить меня учили не они, а вы. – Мунин указал на Одинцова и стукнул себя в грудь. – Но своих детей я научу сам! И внуков, и правнуков, и