Поющие пески, Дело о похищении Бетти Кейн, Дитя времени - Джозефина Тэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грант взглянул на Марту и увидел, как та улыбается.
- Ну как, проходит? - спросила она.
- Что проходит?
- Твой зуд.
Грант рассмеялся.
- Да. Целую минуту я чувствовал себя отлично. По крайней мере одно доброе дело за Марией Стюарт записать можно!
- Откуда ты так много знаешь о ней?
- В школе я писал о ней сочинение.
- Похоже, она тебе не слишком понравилась.
- Мне не понравилось то, что я узнал о ней.
- Значит, ты не понимаешь трагедии Марии Стюарт.
- Нет, почему же… Но ее настоящая трагедия была вовсе не в том, в чем все считают. Трагедия Марии Стюарт в том, что она родилась королевой с манерами деревенской домохозяйки. Насолить миссис Тюдор с соседней улицы - дело безвредное и даже занимательное; в худшем случае - посудачат немного, перемоют косточки и дело с концом. Но такая же стычка между венценосными особами ведет к катастрофе. Если ты готова поставить на карту страну с десятимиллионным населением, чтобы досадить коронованной сопернице, тебя ждет бесславный конец. - Грант помолчал. - Мария Стюарт пользовалась бы огромным успехом в качестве директрисы школы для девочек.
- Ты чудовище!
- И все-таки я прав. Учительницы любили бы ее, а воспитанницы - просто обожали. Именно это я и имел в виду, говоря о ее трагедии.
- Что ж, «письма из ларца» отменяются. Что еще есть в истории? Железная Маска?
- Я не помню точно, кто это был, но меня не может заинтересовать субъект, который от застенчивости прятал лицо за какой-то жестянкой. Меня вообще никто не может заинтересовать, если я не вижу его лица.
- Верно, я и забыла твою страсть к лицам. У всех Борджиа были поразительные лица; это семейство обеспечит тебе две-три загадки, если им заняться. Есть еще Перкин Уорбек [16], конечно. Самозванцы всегда интересны. В самом деле ли он тот, за кого себя выдавал, или нет? Чудесная игра… И бесконечная. Как маятник. Или, скорее - кукла-неваляшка. Кажется, ты уже победил, прижал ее к полу, а она снова подымается как ни в чем не бывало.
Дверь открылась, и в проеме показалась простодушная физиономия миссис Тинкер. На голове служанки Гранта была нахлобучена неизменная шляпка, которую та носила с тех пор, как стала у него работать. Грант уже не мог представить себе Тинкер в другой шляпке, хотя знал, что у нее есть еще одна, которая надевалась исключительно с неким платьем, именовавшимся «мое синенькое» и которое миссис Тинкер носила лишь по особым случаям. Это платье использовалось в качестве мерила любого события. («Ну, как вам там понравилось, Тинк?» - «Не стоило того, чтобы надевать мое синенькое».) Она облачалась в это платье на свадьбу принцессы Елизаветы и на другие церемонии, связанные с королевской семьей, и один раз даже попала в киножурнал, две незабываемые секунды, когда герцогиня Кентская разрезала ленточку на открытии какой-то выставки.
- Мне сказали, что у вас гости, - начала миссис Тинкер, - и я совсем уж решила уходить, да слышу, голос вроде знакомый, я и говорю себе: «Да это же мисс Хэллард» - и зашла.
В руках у миссис Тинкер была груда пакетов и букетик анемонов. Она запросто поздоровалась с Мартой (в свое время она служила театральным костюмером и поэтому не проявляла чрезмерного преклонения перед богинями сцены) и с подозрением оглядела ветки сирени. Марта не заметила этого взгляда, но увидела анемоны и насторожилась.
Когда Лилипутка принесла еще две стеклянные вазы, Грант отметил про себя, что они подходили для белой сирени, но никак не для анемонов. Лилипутка явно старалась угодить Марте; быть может, надеялась даже завязать разговор. Но Марта никогда не обращала на женщин внимания, если это не сулило немедленной выгоды; ее терпимость по отношению к миссис Тинкер была напускной, отработанным условным рефлексом. Не дождавшейся слов благодарности Лилипутке ничего не оставалось делать, как покорно собрать выброшенные в раковину нарциссы и поставить их в новую вазу. От столь невероятного зрелища - покорной Лилипутки - Грант пришел в неописуемый восторг; и много дней спустя он с наслаждением вспоминал эту сцену.
- Ну, вот, - сказала Марта, закончив возиться с сиренью и ставя цветы перед Грантом, - теперь мне пора идти. Миссис Тинкер останется скармливать тебе снедь из всех этих пакетов. Дорогая, вы случайно не принесли ваши чудесные пышки?
Миссис Тинкер засияла:
- Хотите? Свежие, прямо из духовки!
- Конечно, потом я горько пожалею о том, что натворила - булочки жутко портят фигуру, - но все-таки прихвачу с собой парочку к чаю.
Со словами: «Мне нравятся подрумяненные с краев» - она выбрала две пышки, спрятала их в сумочку и начала прощаться:
- Не скучай, Алан. Я загляну через два дня и покажу тебе, как вязать носки. Говорят, ничто так не успокаивает, как вязание, верно, сестра?
- Да, да, именно так, - с готовностью ответила Лилипутка. - Многие из наших больных начинают вязать. Они находят, что со спицами в руках гораздо легче коротать время.
Марта послала с порога воздушный поцелуй и вышла. Лилипутка, преисполнившаяся уважением, последовала за ней.
- Ну и вертихвостка, - пробурчала миссис Тинкер, колдуя над пакетами. Грант сделал вид, что не понял, кого она имеет в виду.
2
Через два дня, когда Марта снова появилась в больнице, то принесла отнюдь не спицы и шерсть. Она стремительно влетела в палату, запыхавшаяся и очаровательная, в меховой шляпке, небрежно сдвинутой набок, на что, как знал Грант, ушло не менее нескольких минут упражнений перед зеркалом.
- Я только на минутку, милый. Спешу в театр, сегодня у нас дневной спектакль. Боже мой, какие кретины! И еще эта ужасная пьеса, где слова превращаются в полную бессмыслицу… Когда только ее снимут с репертуара! Похоже, она будет идти лет десять, как эти нью-йоркские спектакли. Просто оторопь берет. Ее невозможно играть! Джеффри вчера вечером вообще забыл свою роль в середине второго акта. Он стоял с выпученными глазами, и я даже подумала, не удар ли у него. Потом Джеффри сказал, что не помнит ничего, что происходило между его первым выходом и тем мгновением, когда он очнулся и обнаружил, что играет середину акта.
- Провал памяти, хочешь сказать?
- Нет, не то… Просто действуешь, как автомат. Говоришь реплики, ходишь по сцене, а думаешь все время о чем-нибудь другом.
- Судя по рассказам, у актеров такое нередко случается.
- Не совсем так. Джонни Гэрсон может тихонько сообщить тебе, сколько туалетной бумаги осталось у него в уборной, в то время как для публики его сердце разрывается на части. Но это еще не значит отключиться на целых пол-акта. Ты понимаешь, Джеффри по ходу действия выгнал из дома сына, поссорился с любовницей и обвинил жену в связи со своим лучшим другом - и все это совершенно автоматически, не думая.
- А о чем же он думал?
- По его словам, о том, чтобы сдать свою квартиру и купить старинный дом в Ричмонде, который продают Латимеры. Джеффри вспомнил, что там нет ванной, и решил переделать под нее маленькую комнату наверху, которая оклеена китайскими обоями восемнадцатого века. Еще он подсчитывал, хватит ли у него денег сменить кровлю, и размышлял над вопросом о кухонной плите. Он как раз решил избавиться от кустарника у ворот, когда вдруг обнаружил, что стоит на сцене перед девятьюстами зрителями и что-то говорит. Неудивительно, что у Джеффри глаза на лоб полезли!… Я вижу, ты все-таки одолел одну из моих книг - если, конечно, смятая обложка может служить доказательством…
- Да. Книга про горы оказалась просто Божьим даром… Я часами лежал и разглядывал фотографии.
- Тогда вот тебе еще картинки.
Марта вытряхнула из большого конверта на грудь Гранту пачку фотографий.
- Что это?
- Лица, - радостно заявила актриса, - десятки лиц, и все для тебя. Мужчины, женщины, дети. Всех сортов, видов и размеров.
Грант наугад взял одну из карточек и всмотрелся в нее. Переснятая гравюра XV века. Женский портрет.
- Кто это?
- Лукреция Борджиа. Разве не душка?
- Возможно. Ты думаешь, с ней связана какая-нибудь загадка?
- Конечно. Никто так и не выяснил, была ли она сообщницей своего брата или же просто инструментом в его руках.
Грант отложил Лукрецию и взял другую фотографию, оказавшуюся портретом юноши в костюме конца XVIII века. Снизу расплывчатыми буквами было напечатано: «Людовик XVII».
- Самая подходящая для тебя тайна. Дофин. Удалось ли ему бежать, или он так и умер в заточении?
- Где ты их достала?
- Я выманила Джеймса из его норы в музее и заставила сходить со мной в магазин гравюр. Джеймс в таких вещах разбирается, а в музее, я уверена, у него нет никаких спешных дел.
Марта, как водится, не сомневалась, что солидный искусствовед вроде Джеймса в любую минуту готов бросить свою работу в музее Виктории и Альберта и таскаться по магазинам ради ее удовольствия.