Век - Фред Стюарт

— Правда? Это замечательно.

— Знаешь, я хочу сшить платья для нее. Но мне нужно купить материал. Думаю, мне понадобится двадцать долларов, а у меня их нет. Но если ты мне дашь в долг, я верну их тебе. Я могла бы скопить денег из моего содержания. Не знаю, сколько времени для этого потребуется…

Он снова улыбнулся, и Габриэлла подумала, что у ее дедушки самая замечательная улыбка в мире.

— Знаешь, что я тебе скажу? Я дам тебе двадцать долларов.

— Правда? Ой, дедушка, спасибо!

Она поцеловала его, а он засмеялся:

— А теперь скажи честно: ты знала, что я дам тебе денег, так ведь?

Она смутилась:

— Ну, я подумала — может быть…

Виктор встал с кресла:

— Все нормально. Для чего же еще существуют деды, как не…

Внезапно он качнулся вперед, вцепился одной рукой в кресло, а другой рукой схватился за грудь.

Она посмотрела на него недоуменно:

— Что с тобой, дедушка?

— Пожалуйста, принеси мне стакан воды, — прошептал он. — Побыстрее, — и стал шарить в кармане пиджака, ища что-то.

Вдруг ей стало страшно:

— Дедушка, тебе плохо?

— Скорее…

Габриэлла выбежала из библиотеки и бросилась в кухню. Позади нее раздался стук, она обернулась и увидела, что он, опрокинув стул, упал на пол.

— Дедушка!

Она ринулась обратно в библиотеку и опустилась на колени рядом с ним. Лицо Виктора побелело как полотно, он задыхался, пытаясь ослабить узел галстука. Она сделала это за него и расстегнула ему воротник.

— Я принесу воды. — Она попыталась встать.

Он схватил ее за руку и притянул к себе. Губы его двигались, пытаясь что-то произнести.

Как большинство детей, Габриэлла никогда не думала о смерти и едва ли осознавала, что это значит. Но она догадалась, что ее любимый дедушка умирает, и эта мысль почти парализовала ее. Слезы катились у девочки по щекам, она наклонилась к его лицу, чтобы расслышать слова. К ее удивлению, он говорил по-итальянски.

— Скажи Люсиль, — прошептал он, — что она была моей первой любовью…

А потом время для Витторио Спада остановилось. Сердце Габриэллы сжалось от горя.

По похоронах присутствовали лишь близкие покойного. Габриэллу привела фрау Грюнвальд, так как Карл Мария и Лорна все еще были в Южной Америке. Барбара и Моррис Дэвид тоже не смогли приехать вовремя в Нью-Йорк с побережья. Но Джулия присутствовала там, так же как и Дрю с Милли и граф и графиня де Бомон. Габриэлла глядела на Люсиль, потому что не могла заставить себя посмотреть на бронзовый гроб Виктора и на дядю Дрю. Она помнила о ссоре, которая произошла у него с отцом как раз перед смертью Виктора. В глубине души она была убеждена, что эта ссора явилась причиной рокового сердечного приступа, и знала, что никогда не простит дядю Дрю за это.

На ее бабушке Люсиль было соболиное манто и шляпа с черной вуалью. Для Габриэллы она была далекой, блистательной женщиной, ей казалось невероятным, что дедушка когда-то любил ее. Когда гроб опустили в могилу, Габриэлла отошла от фрау Грюнвальд и зашагала по снегу к графине де Бомон.

— Бабушка, можно, я шепну тебе что-то?

Люсиль, для которой диета была религией, неодобрительно относилась к полноте своей внучки и, как большинство членов семьи, находила Габриэллу «странной». Более того, как мать, она никогда не была особенно привязана к детям, поручая их заботам нянек и гувернанток. Впрочем, так делали все женщины ее круга и поколения. Но с возрастом она обнаружила, что чувствует гораздо больше нежности к своим внукам, нежели к собственным детям. Это относилось и к Габриэлле, несмотря на ее полноту и застенчивость.

— Конечно, дорогая, — ответила она, отводя девочку в сторону. — Что ты хотела сказать?

— Дедушка велел мне передать тебе, что ты была его первой любовью.

Люсиль смешалась:

— Когда он сказал это?

— Перед тем, как умер, он сказал это по-итальянски.

Ветер трепал черную вуаль на ее шляпе, а Люсиль вспоминала сицилийского мальчика, который много лет назад приехал в коттедж на озере. «Даго», который не мог отвести от нее глаз. Виктора, который так пылко сделал ей предложение в старом доме на Медисон-авеню и забавно пел «Милая Аида, рая созданье». Виктора, с которым она обращалась так бессердечно в последние годы. И тем не менее его предсмертные мысли были обращены к ней.

Графиня де Бомон вдруг почувствовала себя очень старой и очень одинокой. Она поняла, что любовь Виктора была, пожалуй, самой прекрасной вещью в ее жизни.

Глава 39

Габриэлла не задумывалась о крушении рынка ценных бумаг. Черный вторник она провела в школе, одолевая войну 1912 года и деление в столбик. Вернувшись из школы, она заметила, что ее мать нервничает, но по привычке пошла прямо в спальню поцеловать Адель и устроиться поуютнее с очередной книжкой. Однако на следующий день все девочки в ее классе говорили об этом, повторяя то, что слышали от взрослых.

В середине ноября 1929 года родители привели Габриэллу в библиотеку на «семейный совет», как выразилась Лорна.

— Не знаю, поймешь ли ты все это, — начала мать, — но мы с отцом поговорили и решили, что тебя нужно немного посвятить в то, что происходит.

Когда твой дедушка умер одиннадцать месяцев назад, он оставил большую часть своего состояния своей жене, твоей бабушке Джулии. Все мы знали, что он хотел так сделать, поэтому в этом вопросе не возникло никаких проблем. Очень давно твой дедушка учредил кредитные фонды для своих троих детей — тети Барбары, твоего дяди Дрю и меня. То, что он не оставил бабушке Джулии, — это его акции в банке. Ты знаешь, что такое акции?

— Думаю, что знаю.

— Скажи мне.

— Это такие бумажки, которые сейчас ничего не стоят, — так говорят все в школе.

Мать с отцом переглянулись.

— Когда-то они кое-что стоили, — сказал Карл Мария. — Это акции на владение компанией или, как в случае с твоим дедушкой, банком.

— У твоего деда было очень много акций в банке, — продолжала Лорна, — больше, чем у кого бы то ни было. Можно сказать, он владел банком. Когда он умер, все его акции перешли к нам, его детям — тете Барбаре, дяде Дрю и мне. Мы разделили их поровну. Но так как дядя Дрю работает в банке, он хотел купить мои акции и акции тети Барбары. Ты понимаешь то, что я рассказываю?

Габриэлла кивнула:

— Да, понимаю.

— Отлично. Но тут возникли некоторые сложности. Вскоре после смерти твоего дедушки дядя Дрю учредил инвестиционный фонд Декстера. По сути дела, это была компания, управляемая банком. Люди покупали акции фонда, а банк использовал эти деньги — миллионы долларов — на покупку и продажу акций. Его идея состояла в том, что банк знает об акциях гораздо больше, чем обычный инвестор, поэтому у банка будет преимущество на рынке ценных бумаг. Тебе это понятно?

Габриэлла кивнула:

— Да, в тот день я была у дедушки, когда он умер, — он и дядя Дрю сильно поспорили из-за этого. Дедушка очень рассердился и сказал дяде Дрю, что это опасно…

Лорна посмотрела на мужа и сказала сухо:

— Странно, что Дрю никогда не упоминал об этом.

— Я думаю, — продолжала Габриэлла, — что дедушка очень разволновался и рассердился, поэтому у него сразу же случился сердечный приступ.

— Если это правда, то это останется на совести Дрю до конца его жизни. Конечно, если она у него есть. Как бы то ни было, дядя Дрю начал уговаривать тетю Барбару и меня отдать ему акции банка в обмен на такое же количество акций инвестиционного фонда Декстера. И мы согласились.

Наступила тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов.

— Это было не очень честно, правда ведь? — спросила Габриэлла.

Ее мать вздохнула:

— Понимаешь, тогда это казалось нормальным. В конце концов, дядя Дрю — мой брат. А потом случилось так, что этот инвестиционный фонд обанкротился. Это означает, что мои акции и акции тети Барбары теперь ничего не стоят. Хуже того, другие мои деньги тоже вложены в акции, и они тоже пропали. Конечно, твой отец получает деньги от концертов, но… все это означает, что теперь нам придется очень много изменить в нашем образе жизни.

— Это значит, мы теперь бедные? — спросила Габриэлла.

— Не совсем бедные, но, конечно, не богатые. Может быть, нам придется продать этот дом…

— Нет! — вскрикнула Габриэлла. — Это наш дом! Мы все так любим его!

— Я знаю, моя хорошая, но он ужасно большой, а налоги такие высокие. Мы найдем почти такой же хороший дом, может быть, в Европе. В Европе жизнь намного дешевле, мы с твоим отцом подумываем о том, чтобы на время переехать туда. Тебе хотелось бы жить в Европе?

Габриэлла заплакала.

— Нет! — всхлипнула она. — Мне нравится здесь!

Отец подошел и прижал ее к себе.

— Все будет хорошо. — Он поцеловал ее. — На самом деле. Ты увидишь. Нам будет очень весело в Европе.