Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони

ее бить? Сквозь красный туман, стоявший перед глазами, она видела крупный черный силуэт и руку, которая снова и снова поднималась… Он тяжело дышал, как кузнец у наковальни. Он ее убивал! Катрин даже не чувствовала, как течет кровь. Она больше не кричала. Жизнь оставляла ее… Она слышала удары как сквозь вату…

Катрин сделала над собой последнее усилие, смутно видя приоткрытую дверь. Добраться до нее!.. Ускользнуть!.. Убежать от пытки!.. Но что-то вдруг заслонило спасительный выход. Что-то в красном двигалось к ней. С жалобным стоном Катрин упала к ногам вошедшей Эрменгарды…

У Эрменгарды вырвался крик ужаса, который услышала несчастная женщина, лежавшая почти без сознания. Она сообразила, что пришла помощь, и вцепилась в ноги подруги.

– Клянусь всеми потрохами папы римского, что подобного никто не видел! – заорала Эрменгарда.

Освободившись от цепких рук Катрин, увесистая дама все свои сто килограммов устремила на приступ Гарена. Ярость и возмущение удесятерили ее силы. Одним ударом она отшвырнула его в глубь комнаты, вырвала из рук окровавленную плеть, отбросила ее подальше и, схватив Гарена за воротник, обрушила на него град мощных ударов, изливая при этом поток ругательств, которым позавидовал бы любой солдат. Гарен не сопротивлялся, позволил себя почти нести к лестнице, как соломенное чучело. Бешеный гнев, казалось, обессилил его. Эрменгарда выбросила его за дверь и завопила:

– Вон отсюда!.. И чтобы я вас больше здесь не видела!

Затем она вернулась к неподвижной Катрин и встала перед ней на колени. Лицо ее выражало глубокое сострадание. Положение несчастной было плачевным. Ее тело было покрыто сине-черными кровоподтеками. Она была почти нагая, едва прикрытая бархатными лохмотьями, которые она все еще прижимала к груди. Длинные спутанные волосы прилипли к потному, залитому слезами лицу. Эрменгарда нежно откинула их назад. Она чуть не плакала.

– Боже милостивый, в каком вы состоянии!.. Мой бедный ангел, что сделал с вами этот изверг! Я отнесу вас на постель, держитесь за меня…

Катрин попыталась обхватить шею графини, но ее израненное плечо причинило ей такую боль, что на этот раз, вскрикнув, она окончательно потеряла сознание.

Была ночь, когда она пришла в себя, лежа на постели, забинтованная, не в состоянии пошевелиться. Открыв глаза, она увидела Сару, сидевшую у камина и варившую что-то в маленькой кастрюле. Это видение напомнило ей прошлое. Сколько раз, проснувшись ночью в хижине Барнабе во Дворе Чудес, она видела Сару, сидевшую у огня с таким же выражением заботы и внимания на красивом лице! Это детское воспоминание благотворно подействовало на нее. Она хотела пошевелиться и откинуть простыню, закрывавшую ее почти до глаз. Тяжелая как свинец рука и плечо так болели, что она не могла сдержать стон. Импозантная Эрменгарда склонилась над ней и положила свою прохладную, на удивление мягкую руку на горячий лоб Катрин.

– Вам больно, дорогая?

Катрин попыталась улыбнуться, но это также причинило ей боль. Каждый мускул, каждая клеточка ее тела адски болели.

– Мне жарко, – вздохнула она, – все тело болит. Я лежу как на шипах. Все горит!..

Эрменгарда покачала головой и отошла, уступив место Саре. У цыганки было дикое и суровое лицо.

– Этот негодяй мог тебя убить, мой ангел, если бы мадам Эрменгарда не появилась вовремя. Я подумала, что он что-то затевает, когда увидела его сегодня утром. У него было страшное лицо…

– Где ты была, когда я вернулась? – спросила Катрин слабым голосом.

Эрменгарда ответила за нее:

– Он запер ее в каморке под лестницей. Она была там, когда я вернулась. Она слышала ваши крики и подняла страшный шум, требуя освободить ее. Слуги не осмелились сделать это. Гарен пригрозил им заточением, если только они шевельнут пальцем. Они были полумертвыми от страха, когда я спросила у них корпию и бинты.

– И вы успокоили этих бедняг?

– Нисколько! – воскликнула графиня и громко рассмеялась. – Я окончательно их запугала, сказав, что скорее всего герцог сдерет с них шкуру, узнав, что они позволили сделать. Они сразу же уступили нам свою комнату, и я поручусь, что они уже собирают свои пожитки…

Катрин внимательно огляделась вокруг себя. В самом деле, это была не та комната, где они до сих пор жили с Эрменгардой. Их комната была больше, уютнее, на стенах висели два больших гобелена… Эта комната сообщалась с другой, и мысль о возможности полностью изолироваться от любопытных взглядов Мари де Вогринез была приятна больной. Пока Сара переливала в фаянсовую миску содержимое кастрюли, Эрменгарда присела у ног Катрин и рассказала, как Сара натерла тело молодой женщины успокаивающей мазью и забинтовала тонкой тканью…

– Все тело у вас изодрано, в отеках, – сказала она, посмеиваясь, – но, к счастью, глубоких ран нет. Сара считает, что на теле останутся едва заметные следы, а на лице ничего. Да простит меня бог, я думаю, что ваш супруг просто обезумел. Что такое вы ему сделали?..

Эрменгарда сгорала от любопытства, но Катрин была слишком слаба и не хотела ничего рассказывать о вчерашних событиях. Она подняла свои забинтованные руки и посмотрела на них с недоумением и брезгливостью. Бальзам, покрывавший ее с ног до головы, пропитал повязку, оставив на ней большие желтые жирные пятна. Она была похожа на большую тряпичную куклу. Только ее волосы, заплетенные в косы и уложенные на одеяле, казалось, еще жили. Она вздохнула. Эрменгарда поняла, что она хотела сказать.

– Вы правы, не надо ничего говорить! Вы сейчас очень утомлены, расскажете потом…

Графиня принялась оживленно болтать. Гарен не осмелился вернуться, но его друг Николя Ролен недавно приходил справиться, как идут дела. Эрменгарда приняла его прохладно, сказав, что будет присматривать за мадам де Бразен вплоть до новых распоряжений, и чем меньше она будет слышать про Гарена и его друзей, тем будет лучше. Ролен ушел, не задавая больше вопросов. Сиделка Катрин сказала что-то похожее, но более любезным тоном, пажу его светлости, приходившему за полчаса до этого. Катрин нахмурила брови:

– Герцог прислал пажа?

– Да, молодого Ланнуа, своего любимого пажа. Я поняла, что его высочество надеялся встретиться с вами сегодня вечером. Я, конечно, извинилась за вас.

– Что вы ему сказали, дорогая Эрменгарда?

– Всего лишь правду. Я сказала, что ваш уважаемый супруг избил вас до полусмерти. Этому дикарю Гарену будет такой нагоняй, который ему запомнится надолго и, возможно, навсегда отобьет охоту совершить подобное еще раз.

– Боже милостивый! – простонала молодая женщина в изнеможении. – Надо мной будет смеяться весь двор! Я не посмею никому смотреть в глаза, когда все узнают, что меня избили плеткой, как рабыню.

– Малыш Ланнуа – дворянин, дорогая.