Сорок пять - Александр Дюма

Эрнотон остановился при входе во двор, а г-н де Луаньяк подошел к г-ну д'Эпернону и притронулся к концу его плаща.

– Новости, господин герцог, – сказал он, – большие новости!

Герцог отошел от группы людей, с которыми стоял, и подошел к лестнице, по которой должен был спуститься король.

– Говорите, говорите, господин Луаньяк.

– Господин де Карменж приехал из-за Орлеана; господин де Майен лежит тяжело раненный в одной деревне.

Герцог вскрикнул, а затем повторил:

– Раненый!

– Более того, – продолжал Луаньяк, – он написал госпоже де Монпансье письмо, которое находится в кармане господина де Карменжа.

– Ого! – воскликнул д'Эпернон. – Тысяча чертей! Позовите господина де Карменжа, чтобы я сам мог с ним поговорить.

Луаньяк подошел и взял за руку Эрнотона, который, как мы говорили, пока его начальники беседовали, почтительно держался в стороне.

– Господин герцог, – сказал он, – вот наш путешественник.

– Хорошо, сударь. У вас, насколько мне известно, письмо господина де Майена, – сказал д'Эпернон.

– Да, монсеньер.

– Письмо, написанное в маленькой деревушке, недалеко от Орлеана?

– Да, монсеньер.

– И адресованное госпоже де Монпансье?

– Да, монсеньер.

– Будьте любезны передать мне это письмо.

И герцог протянул руку со спокойной небрежностью человека, которому достаточно выразить любую свою волю, чтобы ей тотчас же повиновались.

– Простите, монсеньер, – сказал Карменж, – вы приказываете мне отдать вам письмо господина де Майена к его сестре?

– Конечно.

– Господин герцог забывает, что это письмо мне доверено.

– Какое это имеет значение?

– Для меня огромное, монсеньер: я дал господину герцогу слово, что это письмо будет передано лично герцогине.

– Кому вы служите, королю или герцогу де Майену?

– Я служу королю, монсеньер.

– Отлично. Король хочет получить это письмо.

– Монсеньер, но вы – не король.

– Я думаю, по правде сказать, что вы забываете, с кем вы говорите, господин де Карменж! – сказал д'Эпернон, бледнея от гнева.

– Напротив, я очень хорошо помню, монсеньер, вот почему я и отказываюсь.

– Вы отказываетесь? Мне кажется, вы сказали, что отказываетесь, господин де Карменж?

– Я это сказал.

– Господин де Карменж, вы забываете вашу клятву верности!

– Монсеньер, насколько я помню, до сих пор я клялся в верности только одной особе, и эта особа – его величество. Если король потребует от меня это письмо, он его получит, потому что король – мой господин, но короля здесь нет.

– Господин де Карменж, – сказал герцог, который, очевидно, все больше раздражался, в то время как Эрнотон, напротив, становился тем холоднее, чем больше проявлял упорство, – господин де Карменж, вы, как все земляки, ослеплены своими успехами; ваша удача вас опьяняет, мой милый дворянчик; обладание государственной тайной ошеломило вас, как удар дубиной.

– Что меня ошеломляет, господин герцог, так это только немилость, которая вот-вот падет на меня со стороны вашего сиятельства, а не моя удача, которую мой отказ повиноваться вам делает весьма непрочной; но это не имеет значения; я делаю то, что должен делать, и буду делать только это, и никто не получит письма, которое вы требуете, за исключением короля или той особы, которой оно адресовано.

Господин д'Эпернон сделал угрожающий жест.

– Луаньяк, – сказал он, – вы сейчас же отведете господина де Карменж в тюрьму.

– В таком случае, – улыбаясь, сказал Карменж, – я не смогу передать герцогине де Монпансье письмо, которое я привез, во всяком случае, пока я нахожусь в тюрьме; но как только я выйду…

– Если вы из нее выйдете вообще, – сказал д'Эпернон.

– Я выйду из нее, сударь, если вы не прикажете меня там убить, – сказал Эрнотон с решимостью, становившейся все более холодной и непреклонной по мере того, как он говорил, – да, я из нее выйду, стены не так крепки, как моя воля. Так вот, монсеньер, как только я выйду…

– Что же вы тогда сделаете?

– Я буду говорить с королем, и король мне ответит.

– В тюрьму! В тюрьму! – зарычал д'Эпернон, теряя всякое самообладание. – В тюрьму, и отнять у него письмо!

– Никто до него не дотронется! – воскликнул Эрнотон, отскочив назад и вытащив из нагрудного кармана дощечки де Майена; я разорву это письмо в куски, раз я могу его спасти только такой ценой; и господин герцог де Майен одобрит мое поведение, а его величество мне простит.

И действительно, молодой человек в своем честном сопротивлении уже собирался разъединить две части драгоценной обложки, когда чья-то рука мягко удержала его руку.

Если бы его удерживали резко, нет сомнения, что молодой человек постарался бы еще скорее уничтожить письмо, но, видя, что с ним поступают вежливо, он остановился, оглянулся и воскликнул:

– Король!

Действительно, король, выходя из Лувра, только что спустился с лестницы, он слышал конец спора, и его королевская рука остановила руку Карменжа.

– Что случилось, господа? – сказал он голосом, которому, если хотел, умел придавать выражение королевской повелительности.

– Случилось, сир, – воскликнул д'Эпернон, не давая себе труда скрыть свой гнев, – случилось, что этот человек, один из числа ваших Сорока пяти, хотя теперь он уже не будет в их числе, которого я послал от вашего имени следить за герцогом Майенским, пока он будет в Париже, последовал за ним до Орлеана и там получил от него письмо, адресованное госпоже де Монпансье.

– Вы получили от господина де Майена письмо к госпоже де Монпансье?

– Да, сир, – ответил Эрнотон, – но господин герцог д'Эпернон не говорит, при каких обстоятельствах.

– Ну, хорошо! И где же это письмо? – спросил король.

– В этом и причина спора, сир. Господин де Карменж наотрез отказывается мне его дать и хочет отнести его по адресу, что доказывает, как мне кажется, что он плохой слуга.

Король посмотрел на Карменжа.

Молодой человек опустился на одно колено.

– Сир, – сказал он, – я – бедный дворянин, но человек чести. Я спас жизнь вашего посланца – его хотели убить герцог Майенский и шесть его приверженцев, но, приехав вовремя, я способствовал повороту судьбы в его пользу.

– А во время сражения ничего не случилось с герцогом де Майеном? – спросил король.

– Он был ранен, сир, и даже тяжело.

– Так! – сказал король. – А потом?

– Потом, сир?

– Да.

– Ваш посланец, у которого, мне кажется, имеются особые причины ненавидеть герцога Майенского…