Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 3. Стихотворения. Поэмы (1914–1918) - Николай Степанович Гумилев

С. 7–8). На связь этих стихотворений обратил внимание и Ю. Л. Кроль, уточнив, впрочем, «что “бездна времен” указывает на глубь (или неизвестное множество) разных времен; что эти времена — “не наши”, т. е. иные, чем настоящее время; и что между ними существуют “слепые переходы” или “глухие коридоры”, позволяющие человеку переходить из одного времени в другое; это происходит в особом состоянии — во сне — или, как в “Заблудившемся трамвае”, с помощью “машины времени”» (Кроль Ю. Л. Об одном трамвайном маршруте. («Заблудившийся трамвай» Н. С. Гумилева) // Русская литература. 1990. № 1. С. 215). В контексте гумилевского пространства Р. Эшельман находит в этом стихотворении прямую «тематизацию того свободного, но недоступного человеку пространства, о котором речь идет в “Деревьях”» (Eshelman. P. 91). «Север для него — порог его родины, — писал об этом ст-нии Н. А. Оцуп, раскрывая конкретные историко-пространственные его истоки, — но разве эта родина серая и однообразная? Сколько влияний и культур скрещивается в этих безграничных просторах! Строгий византийский аскетизм, славянская древность, восточные легенды и мифы, завоевательный дух Норманнов... Блок почти не выходит из границ России — “существа”, сознающего свои непомерные страдания. Гумилев восхищается ее разнообразием. <...> Гумилев начинает с Севера, где он уверен, что нашел своих предков» (Оцуп. С. 152).

Р. Матло упоминает о ст-ниях А. Рембо как о возможных источниках ст-ния Гумилева (Matlaw R. Gumilev, Rimbaud and Africa: Acmeism and the Exotic // Actes du VI Congrès de l’Association Internationale de Littérature Comparée. Stuttgart, 1975. P. 658). В своих комментариях к «Заблудившемуся трамваю» Н. А. Богомолов приводит слова Ахматовой: «а строка “Он заблудился в бездне времен” — из старинной, еще от Лонгфелло идущей темы». В пояснении к этому Н. А. Богомолов цитирует «Дня нет уж...» в переводе И. Анненского: Не тех грандиозных поэтов, / Носителей громких имен, / Чьи стоны звучат еще эхом / В немых коридорах Времен. «Следует отметить, — продолжает исследователь, что более близкая параллель к строке Лонгфелло находится в стихотворении Гумилева “Стокгольм”» <цит. ст. 17–18> (Соч I. С. 544–545).

64

Костер.

Кост 1922 (Б), Кост 1922 (М-П), СС 1947 III, СС II, Ст 1986, Кост 1979, СП (Волг), СП (Тб), БП, СП (Тб) 2, СП (Феникс), Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), ОС 1989, Кост 1989, Изб (М), Ст (XX век), Ст ПРП, СПП, Ст (М-В), ШЧ, Кап, СС (Р-т) II, Изб (Х), Соч I, СП (Ир), СП (К), ЧК, Ст (Яр), Круг чтения, Изб (XX век), Русский путь, Изб 1997, ВБП, МП, СП 1997, Изб (Сар) 2, Школа классики.

Автограф 1 с вар. — Альбом Струве. Автограф 2 — Архив Лозинского, корректура с авторской правкой.

Дат.: июнь 1917 г. — по биографическим данным (Соч III. С. 400–401), с учетом датировки ст-ния № 62.

«В ст-нии “Норвежские горы”, — писал Н. Оцуп, — поэт, кажется, подчеркивает внешнюю убогость пейзажа для того, чтобы возвеличить богатство северного духа. Он не знает, значит ли гимн этих гор “кощунство или псалом”. Он вспоминает Бранда, Пера Гюнта и их творца Ибсена, который “сдвигал лавины именем Творца”. Память Гумилева, возбужденная северными голосами, стала какой-то прапамятью, “Индией духа”, чем-то надисторическим, неотразимо влекущим его. Первые модернисты посвящали многие стихотворения Греции, Китаю, Персии, Индии, Вавилонии и вообще странам и истории Востока. Большинство этих стихотворений обладают книжным характером. Гумилев не избегает этого недостатка, но он подражает другим только в начале своих географических и исторических открытий. Как только он проверил на собственном опыте то, что он узнал в книгах, штампы исчезают из его творчества. Нельзя, конечно, путешествовать в глубины древности, но поэтическая интуиция, помогая наблюдениям над теперешней жизнью и размышлениям над былой жизнью, способствует восстановлению в сознании образов безвозвратно ушедших времен» (Оцуп. С. 153). Современное осмысление «шведского цикла» Гумилева допускает сопоставление ст-ния с творчеством «высоко ценимым им (Гумилевым. — Ред.) Николаем Рерихом, считавшим важным и полезным скандинавское влияние на русскую культуру. Недаром в стихотворении “Норвежские горы” мы находим прямые ссылки на скандинавских классиков <...>, постоянное сравнение Скандинавии с родной землей. По Гумилеву, Скандинавия — это сестра России, “земля такая же, как наша”» (Николай Гумилев и Север / Публ. и коммент. В. Бондаренко // Север. 1988. № 1. С. 80). «Ощущение “тайного единства” мира, скрытого от глаз непосвященных, но случайно, “внезапно” открывающегося взгляду умеющего “видеть сквозь туман” мистика — так, как некогда нагота Дианы открылась Актеону <...>, — не покидало Гумилева всю его краткую, но чрезвычайно творчески интенсивную жизнь. Иногда это ощущение проявлялось непосредственно-поэтически, так, например, как в стихотворении “Норвежские горы” с их великолепным антропоморфизмом, выстроенным на последовательно развитой метафоре одушевления: <цит. ст. 17–20>» (Зобнин Ю. В. Странник духа (О судьбе и творчестве Н. С. Гумилева) // Русский путь. С. 17).

По мнению Э. Д. Сампсона, хотя в этом ст-нии отсутствует тематика сна и смещение временных планов, его атмосфера более кошмарная, чем в «Стокгольме». Это происходит оттого, что линия между реальной жизнью и фантастикой проведена весьма нечетко. «Субъективное, импрессионистическое воссоздание поэтом реального пейзажа граничит с фантастикой. Объективное и субъективное взаимопроникают, и нельзя уже понять, представляет ли это собой воздействие поразительных природных явлений на воображение поэта, или же проекцию его субъективной точки зрения на объект. Являются ли, например, “дыры в ад” лишь зрительно эффективным изображением пещер, или же настоящим признаком присутствия злой силы». Далее исследователь находит, что в ст-нии — два кульминационных выражения ужаса: во второй и последней (пятой) строфах. По его мнению, вторая строфа гораздо сильнее в отношении словаря, но она менее тревожит, потому что ее «кошмарность» обезврежена — тем, что она переносится на продукт чужого творчества. А в последней строфе поэт непосредственно передает свою собственную тревогу (Sampson E. D. Nikolai Gumilev. Boston, 1979. P. 121–122).

«“Норвежские горы” имеют так называемый выровненный ритм: все три начальные стопы имеют приблизительно или точно одинаковое количество ударений. Вот как распределяются ударения в “Норвежских горах”: 16, 16, 16, 3, 20» (Баевский В. С. Николай Гумилев — мастер стиха // Материалы и исследования. С. 88).

Ст. 17–20 отчеркнуты Блоком в экземпляре «Костра», подаренного Гумилевым (библиотека А. А. Блока. Описание. Кн. 1. Л., 1984. С. 253). Ст. 5–12 — Пер Гюнт, Бранд — герои одноименных драм Г. Ибсена.

65

Костер.

Кост 1922 (Б), Кост 1922 (М-П), СС 1947 III, Неизд 1952, Изб 1959, СС II, Кост 1979, Изб 1986, СП (Волг), СП (Тб), Ст