Мастера секса. Настоящая история Уильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон, пары, научившей Америку любить - Томас Майер

приобретенная поведенческая модель, от которой можно избавиться – что спорно», – делали вывод авторы журнала. Доктор Лоуренс Дж. Хэттерер из Медицинского центра Корнелла, ставшего потом нью-йоркской Пресвитерианской больницей, сообщал: «Мне кажется немыслимым, что можно взять человека с устоявшимися гомосексуальными предпочтениями и за две недели превратить его в гетеросексуала». Когда Playboy, давний союзник Мастерса и Джонсон, поставил под сомнение идею конверсии, Джонсон занервничала. «Мы не занимаемся определением того, что правильно, а что нет в рамках индивидуального выбора, – бросила она в интервью, повторяя то, что уже не раз говорила. – Если уж на то пошло, то это не новость: есть гомосексуалисты, которые не хотят быть гомосексуалистами». Но за кулисами был всего один человек, который по-настоящему верил в конверсию: Билл Мастерс.

И на «Встрече с прессой», и во время пресс-тура Джонсон покорно отстаивала «Гомосексуальность в перспективе», как будто эта работа принадлежала в равной степени и ей. Но на самом деле Джини была недовольна и методами, и результатами, вплоть до того, что однажды она расплакалась и решила отойти от проекта. Спустя годы она сильно сомневалась в представленных в книге утверждениях, будто гея можно превратить в натурала. «К нам приходили однополые пары – несколько женщин и намного больше мужчин, – говорила она. – Но мы никому не отвечали: “Мы вас изменим”».

Суматоха вокруг книги началась еще за десять лет до выхода, когда люди решили, что Мастерс и Джонсон могут изменить буквально чью угодно сексуальную жизнь. Доктор Алекс Левэй, тогда еще профессор психиатрии в Колумбийском пресвитерианском медицинском центре в Нью-Йорке, отправил к ним молодого мужчину чуть старше 20 лет. Парень работал с отцом, видной и богатой фигурой швейной промышленности Нью-Йорка, и очень хотел иметь семью. Конверсионная терапия дала результаты, но временные. «Он женился, родил детей. Чего-то достиг, – вспоминал Левэй. – Но как часто бывает у людей с выраженной гомосексуальностью, ему было неинтересно держаться за достигнутое. Он мог бы, но предпочел снова быть геем». Несмотря на первоначальный успех, итог работы с этим молодым человеком подтолкнул Левэя к другим выводам. «Было глупо считать, что его можно изменить, но в то время мы все были глупы, – говорил Левэй. – Спросите у любого специалиста, он скажет, что ориентация – штука сильная, жесткая, почти неуправляемая».

Загадочные причины, по которым Мастерс так активно продвигал теории конверсии и инверсии, были не ясны ни его друзьям, ни врагам, ни самой Джонсон. Если Билл и испытывал глубокое неприятие или страх перед гомосексуальностью, то не проявлял этого. За всю свою карьеру он не выказал грубых предубеждений своего послевоенного поколения, относившегося к гомосексуалам так же враждебно, как к коммунистам. Во время знаменитых дебатов Американской психиатрической ассоциации 1973 года об исключении гомосексуальности из списка психических расстройств его тогдашний президент Джадд Мармор пригласил Мастерса пролоббировать эту реформу. Как ученый Мастерс работал над предположением, что сексуальная ориентация определяется гормональными или другими биологическими причинами. В 1971 году «Медицинский журнал Новой Англии» опубликовал работу, в которой Мастерс выступил соавтором Колодни, где указывалось, что у гомосексуалов уровень тестостерона ниже, чем у гетеросексуалов, и что чем сильнее пациент склоняется к гомосексуальности, тем сильнее уменьшается уровень мужских гормонов. Однако Мастерс верил, что гомосексуальность определяется множеством факторов, проявляющихся по мере взросления человека. Он считал, что удовлетворенность пациента своей сексуальной идентичностью имеет первостепенное значение и принимал решения соответственно этому – так же как в бытность хирургом создавал искусственные влагалища для своих пациенток. По мнению Колодни, конверсионная терапия появилась как результат сочувствия Мастерса своим пациентам, а не как способ что-либо доказать. «Люди с разными историями, разными проблемами в отчаянии обращались за помощью, потому что им буквально некуда больше было идти, – вспоминал он. – От всего сердца он отвечал на эти воззвания, пытаясь найти работающий подход».

В «Гомосексуальности в перспективе» содержалось больше спекуляций, чем научных выводов, что противоречило одному из главных принципов Мастерса. Как и раньше, в некоторых главах, полных статистических данных, сравнивались физиологические реакции геев и лесбиянок с реакциями в гетеросексуальной контрольной группе. Мастерс и Джонсон замеряли размер и фиксировали цвет эрегированных пенисов, сравнивали реакции клитора, сексуальный румянец и прочие физические показатели во время секса – они были одни и те же, вне зависимости от ориентации. Но чем дальше шло повествование, тем чаще различия превращались в обобщения. «Имитация удовольствия, по-видимому, не так часто распространена среди лесбиянок, как среди гетеросексуальных женщин, – сообщалось в книге. – В первую очередь женщине сложнее обмануть другую женщину во время полового акта, чем успешно имитировать наслаждение с ничего не подозревающим мужчиной». Гомосексуалов изображали более умелыми любовниками, чем гетеросексуалов – во всяком случае, в искусстве стимулирования партнера с помощью куннилингуса и фелляции, поскольку – как подчеркивали Мастерс и Джонсон, не приводя конкретных показателей секундомера, – «в лабораторных условиях они не спешили». «Фантазии» – то есть воображаемые сцены секса по принуждению, группового секса или акта с незнакомцем – были, как выяснили авторы, более характерны для гомосексуалов, однако подтверждение тому было весьма скромным. Особенно нехватка доказательств была заметна в утверждении Мастерса и Джонсон, что мужчины и женщины гомосексуальны не от рождения, а, скорее, «имеют склонность к формированию гомосексуальности». Врачам, считавшим, что гомосексуальность предопределяется генетически, они настоятельно советовали «прекратить слепо следовать культурным концепциям, явно основанным на хаотичных допущениях, предполагаемых возможностях и научно не обоснованных утверждениях». Они не давали четких объяснений, почему считают гомосексуальность «приобретенным качеством», кроме того, что у генетической теории «нет никаких убедительных доказательств».

В Институте Мастерса и Джонсон вокруг конверсии соблюдалась даже большая секретность, чем обычно. Большинство сотрудников с 1968 по 1977 год ни разу не соприкасались со случаями добровольного изменения сексуальных предпочтений. Терапевт Роуз Боярски слышала, как пациенты-геи говорили об изменении ориентации, но ей сказали, что все записи этих сессий хранятся в тайне в доме Мастерса и Джонсон. Линн Стренкофски, которая в это период заведовала расписанием, говорила, что не видела ни одной записи на конверсию. Терапевт Мэри Эриксон объясняла, что приходили несколько гей-пар «с проблемами взаимоотношений, чтобы избавиться от сексуальных сложностей, – но о конверсии речь не шла». Доктора Маршалл и Пегги Ширер, самая, вероятно, опытная пара терапевтов в начале 1970-х, говорили, что никогда не лечили гомосексуалов и ничего не слышали о конверсионной терапии. Казалось, Мастерс, обычно легче, чем Джонсон, идущий на контакт, и слышать не хотел от посвященных никаких опасений о конверсионной терапии. «Я был против – и прямо ему сказал, что он выбрал ошибочный, совершенно неправильный подход», – вспоминал доктор Роберт Креншоу, работавший у