История военно-окружной системы в России. 1862–1918 - Николай Ковалевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В первые дни ноября интенсивность боев значительно снизилась. Большевики, имея подавляющее превосходство, 3 ноября провозгласили победу над «силами контрреволюции».
В дни Октябрьской революции командующие войсками округов предпринимали последние попытки вмешаться в ход событий, используя чрезвычайные меры. Как правило, они координировали свои действия с местными органами – КОБами. Так, 27 октября 1917 г. командующий войсками Московского округа К.Н. Рябцев подписал приказ, согласно которому «во избежание гражданской войны», раздуваемой «одной крайней политической партией», в округе вводился режим военного положения. Командующий приказывал всем частям исполнять только его распоряжения и потребовал: «возникший в Москве Военно-Революционный комитет немедленно должен быть ликвидирован»[875]. Он сделал попытку вбить клин в войска округа, распорядившись «в каждом гарнизоне сейчас же подготовить часть войск, верную революции и правительству… и по первому требованию выслать в Москву»[876]. Полковник Рябцев прибег к прямой дезинформации, заявив, что фронтовые части уже спешат на помощь законным властям в Петроград и Москву. В другом своем приказе от 31 октября командующий в отчаянии обращался к совести солдат, заметив, что опора большевиков – это «белобилетники», «герои тыла»[877]. Нетрудно догадаться, что это был глас вопиющего в пустыне – вряд ли приказ полковника Рябцева дошел до частей, не говоря о его исполнении. Однако уже 2 ноября вначале московский КОБ, а затем и командующий войсками безапелляционно объявили о том, что «политическая борьба в Москве… окончена»[878].
На окраинах России значительное влияние на события, как уже отмечалось, оказывали достаточно оформившиеся к этому времени национальные силы, заинтересованные в строительстве собственных национальных вооруженных сил. Они стремились завладеть арсеналами с запасами оружия и военного имущества округов, подчинить окружной аппарат управления собственным интересам.
Например, в управлении Одесского военного округа первоначально преобладали сторонники украинской Центральной рады. Расколоты оказались и войска округа. Наличие в самой Одессе пяти юнкерских училищ и значительного числа органов управления и снабжения Румынского фронта обусловило большую концентрацию в городе офицеров и юнкеров. Борьба за установление здесь советской власти затянулась и приняла ожесточенные формы. Вооруженное восстание большевикам удалось поднять только 15 января 1918 г., а победу восставшим удалось одержать 17 января. 18 января образовался Одесский Совнарком, упразднивший управление Одесского военного округа. Вместо него большевистски настроенный представительный орган ЦИК Румчерода (Центральный исполнительный комитет Советов солдатских, матросских, рабочих и крестьянских депутатов Румынского фронта, Черноморского флота и Одесской области) 20 января сформировал штаб Румынского фронта и Одесской области[879]. Похожая ситуация складывалась в Киевском и Кавказском округах, где националистическим силам удалось еще до октябрьских событий поставить под свои знамена значительные силы.
Установление советской власти в ряде окружных центров осуществилось быстро и безболезненно, как это было, например, в Казанском военном округе. Однако это вовсе не означало прекращения сопротивления приверженцев прежней власти. В частности, в казачьих регионах округа – Оренбургской губернии и Уральской области уже с начала 1918 г. развернулась ожесточенная антисоветская борьба.
В целом же деление территории России на округа применительно к событиям октября 1917 г. весьма условно, поскольку военно-окружные управления уже практически не оказывали на их ход и исход никакого влияния. Разворачивалась новая многополярная борьба, в которой старые институты быстро исчезли.
Последней заботой военно-окружных управлений старой армии стала их самоликвидация, которая велась в конце 1917 – начале 1918 г. под руководством уже советских органов власти. Старая военно-окружная система не вписывалась в видение большевиками новой рабоче-крестьянской армии, хотя, как говорилось об управлении Казанского округа, и старалась «приспосабливаться к новым жизненным требованиям момента»[880]. Новую армию предполагалось создавать заново на классовых и добровольческих началах. Кроме того, считалось, что управленческий аппарат старой армии засорен реакционными элементами. Поэтому поставленный «во главе старого Военного министерства» 26 октября 1917 г. Комитет по военным и морским делам, вскоре переименованный в Совет народных комиссаров (СНК) по военным и морским делам, взял курс на слом всех институтов старой армии.
В то же время уже тогда осознавалась необходимость использования технического аппарата Военного министерства для проведения демобилизации, расформирования частей и создания новой Красной армии. Действительно, СНК по военным и морским делам находился в тот момент лишь на стадии становления, занимался, судя по сохранившимся повесткам дня, нередко случайными делами[881] и нуждался в опоре на квалифицированные кадры.
Между тем демобилизация армии в связи с односторонним выходом Советской России из войны была исключительно сложным и невиданным ранее по масштабам процессом. Необходимо было организовать отправку солдатских масс по домам. Сама по себе трудная задача осложнялась развалом армейских управленческих органов, транспорта и анархических настроений войск. Требовалось принять от действующей армии огромное количество вооружения, боеприпасов, снаряжения, организовать их эвакуацию с фронта. В тыл вывозилось прежде всего дорогостоящее тяжелое артиллерийское вооружение.
В декабре 1917 г. Наркомат по военным делам стал рассылать по округам служебные карточки, которые обязаны были заполнять все демобилизуемые. В карточках указывались военная специальность, должность, квалификация военнослужащего и другие характеристики[882]. При этом в штабах округов специальных органов по демобилизации так и не было создано. Единое руководство этим процессом было налажено в начале 1918 г. К этому времени в Петрограде была создана Комиссия по демобилизации, которую называли также Комиссариатом по демобилизации.
Положение дел в гарнизонах в начале 1918 г. можно красноречиво проиллюстрировать на материалах штаба Минского военного округа. В середине января в военно-политическое отделение штаба стали стекаться отчеты начальников гарнизонов о состоянии вверенных им частей, представлявшие собой заполненную анкету из 26 пунктов, среди которых были вопросы о политических настроениях солдат, взаимоотношениях с комсоставом, случаях беспорядков, применения оружия, предания военно-революционному суду, межнациональных отношениях, культурно-просветительской работе, характеристике и общем направлении деятельности комитетов и т. д. Анкета была составлена и рассылалась вскоре после бурного периода Октябрьской революции, 30 ноября 1917 г. Теперь же, спустя полтора месяца, многие вопросы устарели и потеряли актуальность, оставаясь без ответа. Начальники гарнизонов сообщали об общей атмосфере апатии и безразличия, охвативших личный состав. Части катастрофически таяли. Например, в трех запасных полках Брянского гарнизона к середине января 1918 г. оставалось по 200–400 солдат, а в четвертом – только офицеры, поскольку все солдаты разошлись по домам. Штабам приходилось нанимать гражданский персонал для обслуживания нужд гарнизонов. Занятия повсеместно прекратились, поскольку «все попытки принуждения бесцельны»[883].
Отношения между солдатами и командным составом к этому времени улучшились, причем, как отмечалось, большую роль в этом сыграло введение выборного начала при назначении командиров. Впрочем, не следует переоценивать степень этого сближения[884]. В немалой мере оно объяснялось безразличным отношением к службе и командиров, и солдат. Как отмечалось в одном из отчетов, приказы принимаются солдатами к исполнению только в той мере, в какой они «соответствуют их желанию ничего не делать, идти «на комиссию» или ехать домой, заниматься спекуляцией, отлучаться из казарм, играть в карты и т. д.»[885]
Необходимо отметить и то, что накал политической борьбы в солдатской среде к этому времени упал практически до нуля. Во всех отчетах отмечалось отсутствие митингов, шествий, выступлений, равнодушие к газетам и листовкам. Из частей исчезли агитаторы. Каждый был обеспокоен собственной судьбой, и прежде всего тем, чтобы как можно скорее отправиться домой. В такой атмосфере солдатские комитеты, еще недавно игравшие важнейшую роль в революционных событиях, сокращались численно и сворачивали свою деятельность до решения чисто хозяйственных вопросов. Впрочем, по мере того как таяли и исчезали части, само существование комитетов становилось нонсенсом. В одном из отчетов сообщалось о комитете, представлявшем интересы «давно ушедших» полков. Такие комитеты существовали уже только ради собственных членов[886].