История военно-окружной системы в России. 1862–1918 - Николай Ковалевский

Незадолго до революции, 3 февраля, по представлению А.Д. Протопопова (решение утверждено царем 3 февраля) Петроградский военный округ был исключен из ведения главнокомандующего армиями Северного фронта и подчинен непосредственно военному министру. По данным М.Д. Бонч-Бруевича, курировавшего в штабе Петроградского округа контрразведывательную работу, инициатором этой идеи стал известный царедворец ИД. Манасевич-Мануйлов, который еще в конце 1916 г. убедил Распутина в необходимости выделения округа. Тот, в свою очередь, надавил на беспрекословно подчинявшуюся ему императрицу Александру Федоровну, и решение в конечном итоге состоялось. По словам МД. Бонч-Бруевича, «в придворных кругах царило паническое настроение; ожидали каких-то выступлений, направленных против правительства и самого императорского дома. Обособление Петроградского округа, по мысли Манасевича-Мануйлова, должно было превратить столицу и ее трехсоттысячный гарнизон в «Бастилию» русского самодержавия»[845]. По словам П.Г. Курлова, при принятии этого решения имела место недальновидная политическая борьба царского окружения: «Этим планом министр внутренних дел предусмотрительно сваливал всю предстоящую борьбу и ответственность по столице на начальника Петроградского военного округа»[846].

У руководства Северного фронта, тыл которого базировался на Петроградский военный округ, изъятие последнего из его прямого подчинения вызвало недоумение. По воспоминаниям М.Д. Бонч-Бруевича, первоначально главнокомандующий армиями фронта генерал от инфантерии Н.В. Рузский даже не поверил, когда ему сообщили о готовящемся мероприятии, – «настолько нелепой показалась ему даже самая эта мысль». Однако после того как решение все-таки состоялось, Рузский «не нашел в себе мужества его опротестовать»[847].

Прямым следствием выделения Петроградского округа из состава фронта стало нарушение снабжения войск Северного фронта. Хотя его тыловые учреждения, расположенные в пределах Петроградского округа, остались в подчинении фронта, он лишился всей обширной промышленной базы Петрограда, нарушилось его взаимодействие с тылом.

Обуздать революционные настроения солдат гарнизона генерал-лейтенанту С.С. Хабалову так и не удалось, и, по многочисленным свидетельствам, в период Февральской революции он проявил растерянность. Фактически в эти дни Хабалов не владел ситуацией и, главное, полностью потерял связь с войсками. «В моем распоряжении лично начальник штаба округа. С прочими окружными управлениями связи не имею», – телеграфировал он в Ставку в 11 ч. 30 мин. 28 февраля[848]. В решающий момент у командующего войсками не оказалось под рукой верных частей. Между тем, по данным П.Г. Курлова, за месяц до революции Николай II пытался под видом предоставления отдыха ввести в Петроград гвардейскую и армейскую кавалерийские дивизии, гвардейский экипаж. Однако Хабалов выступил с резким протестом против этого, заявив царю, что разместить такое количество кавалерии в столице негде, нет места даже для эскадрона. «Надо думать, что генерал Хабалов сделал свой необдуманный, политически ошибочный доклад под влиянием чинов своего штаба. Конечно, будь в Петрограде в начале бунта несколько кавалерийских гвардейских полков, события приняли бы иной оборот», – заключает П.Г. Курлов[849].

28 февраля на должность командующего войсками Петроградского округа был назначен генерал от инфантерии Н.И. Иванов. В его распоряжение предоставлен находившийся при Ставке Георгиевский батальон, усиленный двумя пулеметными ротами; кроме того, Северному и Западному фронтам предписывалось отправить в распоряжение Иванова в Петроград по два кавалерийских и два пехотных полка. Н.И. Иванов выехал из Могилева, где размещалась Ставка, около 13 ч. 28 февраля вместе с Георгиевским батальоном. Вечером 1 марта он прибыл в Царское Село. Однако в ночь на 2 марта Иванов получил телеграмму от Николая II: «Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать». Тогда же было приказано вернуть на фронт те части, которые выдвигались в Петроград для подавления восстания. 2 марта Николай II отрекся от престола.

За несколько часов до отречения император успел утвердить в должности нового, третьего за последние несколько дней главнокомандующего войсками Петроградского военного округа – генерал-лейтенанта А.Г. Корнилова. Назначение это было произведено по представлению нового правительственного органа – Временного комитета Государственной думы, ходатайствовавшего за Корнилова, как за «доблестного боевого генерала, имя которого было бы популярно и авторитетно в глазах населения». По мнению умеренных политиков и высшего генералитета, Л.Г. Корнилов был последней надеждой на успокоение столицы. Генерал Алексеев в связи с этим телеграфировал Николаю II: «Испрашиваю разрешения Вашего Императорского Величества исполнить ее во имя того, что в исполнении этого пожелания может заключаться начало успокоения столицы и водворения порядка в частях войск, составляющих гарнизон Петрограда и окрестных пунктов. Вместе с тем прошу разрешения отозвать генерал-адъютанта Иванова в Могилев. 2 марта 1917 г.». Царь наложил на телеграмме резолюцию: «Исполнить»[850]. Позднее Корнилов был утвержден в должности Временным правительством. Начальником штаба округа стал Генерального штаба генерал-лейтенант Ф.В. Рубец-Масальский, а его помощником Генерального штаба полковник Ф.И. Балабин.

Поскольку Петроград стал эпицентром революции, то и должность главнокомандующего войсками округа и после смены государственного строя оставалась исключительно важной. Л.Г. Корнилов стал фактически безальтернативной кандидатурой. В его назначении большую роль сыграла продемонстрированная им решимость немедленно присягнуть Временному правительству, в то время как весь высший генералитет пребывал в некоторой растерянности. Оправдывая доверие новой власти, Корнилов сразу сделал ряд популярных шагов, в частности, лично арестовал императрицу Александру Федоровну, наградил Георгиевским крестом унтер-офицера Т. Кирпичникова, бывшего инициатором восстания в Волынском полку и застрелившего офицера, и т. д.[851]

Однако с первых же дней двоевластия (возникло, как считается, 1–2 марта 1917 г.) задачи сохранения армии столкнули главнокомандующего округом с Петросоветом, который на тот момент, пожалуй, единственный имел влияние на солдатские массы. Его приказ № 1 нанес сильнейший удар по состоянию дисциплины в войсках Петроградского гарнизона. С этого момента, отмечал А.И. Деникин, «связь между офицерством и солдатами была уже в корне нарушена, дисциплина подорвана и с тех пор войска Петроградского округа до последних своих дней представляли опричнину, тяготевшую своей грубой и темной силой над Временным правительством»[852]. Уже 7 марта, на третий день своего пребывания в должности, на заседании Особой комиссии по реорганизации армии на демократических началах Корнилов потребовал немедленно отправить разложившиеся части Петроградского военного округа на фронт, заменив ими боевые части, требовавшие отдыха и доукомплектования. Однако Петросовет категорически запретил это делать. Следует отметить, что и командовавшие действующими войсками генералы старались отгородиться от пополнений из Петрограда. Уже 3 марта М.В. Алексеев телеграфировал военному и морскому министру А.И. Гучкову: «Теперешний Петроградский гарнизон, разложившийся нравственно, бесполезен для армии, вреден для государства, опасен для Петрограда; от этого нам нужно оградить все части действующей армии»[853].

Весть о возможной отправке на фронт вызвала в частях Петроградского гарнизона волну митингов, требовавших не допустить попыток «расстроить революционный гарнизон Петрограда и снять его с революционных постов»[854]. В дальнейшем последовали новые распоряжения генерал-лейтенанта Корнилова, неизменно воспринимавшиеся гарнизоном как «контрреволюционные»: приказ от 26 марта, регламентировавший состав и функции ротных комитетов, приказ от 22 марта (объявлен 3 апреля) с требованием к населению сдать все расхищенное во время революции оружие и т. д.[855]

Очень скоро выяснилось, что задача удержать в своих руках гарнизоны и не допустить их дальнейшего полевения оказалась для А.Г. Корнилова непосильной. «С войсками у него недоразумения, он ссорится с Советом, приказания его не выполняются. На днях в Финляндском полку у него с автомобиля сняли Георгиевский флажок и водрузили красный», – отмечал генерал-майор, позднее занявший пост главнокомандующего войсками округа, П.А. Половцов[856]. А встречавшийся с ним в марте А.И. Деникин так объяснял бессилие, казалось бы, популярного в войсках генерала: «То обаяние, которым он пользовался в армии, здесь – в нездоровой атмосфере столицы, среди деморализованных войск – поблекло. Они митинговали, дезертировали, торговали за прилавком и на улице, нанимались дворниками, телохранителями, участвовали в налетах и самочинных обысках, но не несли службы. Подойти к их психологии боевому генералу было трудно»[857].