Потаенный дворец - Дайна Джеффрис

отступила на шаг и попыталась закрыть дверь. Аддисон шагнул к ней, держа дверь открытой.

– Бобби… – прошептала она. – Только не Бобби… Пожалуйста… только не Бобби.

– Прямое попадание, – услышала она слова полицейского.

Рива бросилась за пальто:

– Я должна его видеть.

– Нет, Рива. Не надо, – остановил ее Аддисон.

Сами собой потекли слезы. Сам собой из горла вырвался стон. Аддисон о чем-то говорил с полицейским. Рива ушла внутрь. Это какая-то ошибка. Такого просто не могло произойти. Вслед за ней вошли Аддисон и полицейский.

– Когда? – вдруг ощутив ледяное спокойствие, спросила она.

– Около двух часов назад, – ответил полицейский.

– Что с телом?

Аддисон с болью посмотрел на нее:

– Ты знаешь, как это бывает.

Рива знала. После ожесточенных налетов она видела изуродованные тела погибших. Куски людей. Куски семей. Порой тела разрывало настолько, что из-под груды обломков торчала лишь рука или нога. Она видела эти ужасы, но, как и все, продолжала верить в скорое прекращение бомбардировок. Как могло такое произойти? Бобби. Ее Бобби. Разум отказывался воспринимать случившееся.

Когда полицейский ушел, Рива повалилась на ковер. Аддисон не стал пытаться ее поднимать. Он сел на диван, сложил руки на коленях и склонил голову. Взглянув на него, Рива увидела слезы, катящиеся по щекам старика. Она подошла к нему и тоже села. Оба дрожали, отказываясь верить в произошедшее.

Дни и ночи ее разрывало от горя. Их брак не продлился и восьми месяцев. Прежде ей казалось, что она уже испила чашу горя, когда Бобби бросил ее ради той американки. Ничего подобного. Пока он был жив и здоров, это даже не называлось горем. Утрата – да, предательство – да. И гнев. Но не горе, не это разъедающее чувство, когда случается невозможное и ты сознаёшь: самого любимого, самого дорогого для тебя человека больше нет. Этот человек лишился тела. Он уже не может ходить, говорить, дышать, есть и дарить тебе радости в постели. Рива кружила по квартире, не в силах остановиться. Она молила о чуде: вот сейчас она обернется и увидит, как он сидит и улыбается. Она жаждала его прикосновения. Телесно. Ментально. Эмоционально. Всего лишь легкое прикосновение его руки к ее щеке, когда он проходил мимо, а она сидела, погруженная в книгу. Этого было бы достаточно.

– Но почему Бобби? – кричала она, обращаясь к стенам, его стулу, их кровати. – Почему?

В ответ – молчание. Для смерти не существовало правил. Не было формулы, позволяющей пережить боль, когда время скользило между днем и ночью. Без передышки.

Как-то утром к ней заглянул Аддисон:

– Я организовал похороны. Надеюсь, все пройдет как нужно.

Риву передернуло. Ей была ненавистна сама мысль о похоронах.

– Вряд ли я буду присутствовать. Поймите меня. О том, что мы женаты, знали не многие. Я не смогу удержаться от слез. Люди начнут глазеть. Бобби это не понравилось бы.

– Понимаю тебя. Я уже сообщил его матери. Ее на похоронах тоже не будет… по вполне понятным причинам. О надгробном камне мы поговорим потом.

Рива кивнула. Аддисон ушел.

Надгробный камень! Ей не хотелось никаких надгробий. Смерть Бобби не была и не могла быть реальной. Под биение сердца, под пульсацию крови перед ней замелькали воспоминания, сопровождаемые сбивчивым дыханием. Ей не спалось, она не знала, заснет ли вообще. Ее потянуло даже на воспоминания о своей давней жизни в Париже. Вернется ли она туда когда-нибудь? Рива сомневалась. Ее дом здесь, на Мальте. Там, где Бобби присутствует везде и нигде.

Она вела мысленные разговоры с ним и ловила себя на совершенно странном ощущении, словно заранее знала, что это случится. Каким-то образом. В гибели Бобби была какая-то необъяснимая неизбежность. Его возвращение. Их брак. Глубина их любви, глубина ее боли. Заплакав, Рива рухнула на колени. Мир и ее жизнь распадались на куски.

В какой-то момент появился адвокат по имени Саймон Уилсон-Браун. Аддисон провел его к себе в гостиную, где адвокат и огласил завещание. Рива сидела как изваяние, впившись ногтями в ладони, чтобы не заплакать.

– Миссис Бересфорд, сэр Роберт оставил вам почти все, – произнес Уилсон-Браун, после чего начал зачитывать пункты завещания.

Рива слышала слова, как будто они звучали из соседней комнаты и относились к ее двойнику, сидящему там.

– А как же его мать? – взглянув на Аддисона, спросила она.

– О ней он тоже позаботился, – ответил Аддисон. – На ее имя записан дом в Англии. К тому же у нее есть свой личный доход. Бобби это предусмотрел, когда стал летчиком.

– Рада слышать.

– Он еще тогда сознавал, что жизнь пилота истребителя может оказаться короткой, – добавил Аддисон. – Как, впрочем, и жизнь всех нас на земле.

Казалось, Аддисон чувствовал, что и его жизнь подходит к концу. Через несколько недель после визита адвоката Рива поднялась наверх. Сначала ей показалось, что Аддисон просто задремал в своем любимом кресле. Но, подойдя ближе, Рива не увидела признаков дыхания. Она взяла его за руку. Пульс не прощупывался, а сама рука была холодной. Рива села рядом в тишине гостиной, продолжая держать за руку умершего Аддисона и ждать, пока дворецкий вызовет врача.

– Аддисон, – шептала она, гладя его безжизненную руку, – теперь я совсем одна.

– Сердечный приступ, – констатировал пришедший врач.

«Разбитое сердце не выдержало», – подумала Рива.

Вторая неожиданная смерть за столь короткое время. Рива чувствовала, что не справится. Она замкнулась физически и эмоционально и обрела некоторое утешение в абсолютной тишине, в которой встречала самые темные часы самой темной ночи. Одна.

Война продолжалась, но Риве казалось, что она единственная, кто выжил на острове. Она не желала никого видеть, даже Отто. Когда эта война закончится, если закончится, Рива останется в Мдине, постоянно нося только черное.

В ее гардеробе было мало черных вещей, но их хватало среди вещей жены Аддисона: черных шалей, длинных юбок и шелковых блузок. Все они вышли из моды, но Риву это не смущало. Она надевала вещи Филомены, хотя они были ей великоваты и делали похожей на ведьму. Однажды она решилась открыть шкатулку с драгоценностями Филомены и надела серьги: тяжелые золотые серьги, украшенные рубинами, изумрудами и сапфирами.

Между тем Отто регулярно приезжал и стучался к ней в дверь.

Еще через несколько недель Рива сжалилась над ним, впустила, и они вместе пили вино.

– А у меня есть новости, – с улыбкой сообщил он. – Думаю, они тебя заинтересуют. Это касается Стэнли Лукаса.

– И что с ним?

– Его арестовали, судили, признали виновным и отправили в тюрьму на максимальный срок. Пять лет.

– За девушек?

– Нет. Тогда приговор был бы куда суровее. К