Быть Героем - Александр Николаевич Романчиков

пропустили беспрепятственно. Старый страж лишь глубже укутался в груду лохмотьев, которые, должно быть, собирал всю жизнь, и приставил копье к стене, тем самым пропуская путников. Улицы пустовали, складывалось ощущение, что все его жители куда-то уехали, оставив здесь лишь одинокого стражника, и несколько животных в хлевах.

Первых жителей Паша обнаружил в местной корчме. Наверняка, небритые мужчины, занявшие угловой столик, были местными завсегдатаями. Оружия они не носили, и совсем не походили на грозных викингов, о которых Павел был наслышан. Других гостей в корчме, а может и во всем городе, не было.

– Для согрева обязательно нужно отведать местной настойки. Кассар всегда так греется, – потирая руки, заявил гном и, свистнув служку, обратился к нему – Кабана нам и огненной воды. И чтобы хлеб был свежим!

Добавлять что-либо гости не стали, и служка поспешно удалился передать заказ. Паша удивился, что язык, на котором говорил гном со служкой, оказался понятен ему без обычной задержки. Ясмина так же знала местное наречие. Мигэлю же вновь предстояло играть роль немого.

Через несколько минут из глубин служебных комнат в зал вышел и хозяин заведения. Было видно, что он узнал Кассара, радостно разведя руками.

– Старина Кассар, неужто этот славный искатель вновь нашел сокровища, разя подземелья своей волшебной киркой? – улыбаясь, воскликнул хозяин, – Я впервые вижу Кассара в компании людей. Что же произошло?

Казалось, хозяин обращается к какому-то невидимому собеседнику, а не к самому гному. Очевидно, все особенности общения с одиноким рудокопом ему давно были известны.

– Кассар встретил этих путников в шахте, и они договорились дойти до Бьергуна вместе, – гном говорил непринужденно, будто виделся с хозяином еще вчера и абсолютно не понимает радости последнего.

Однако тот нисколько не обиделся, видимо, давно привыкнув к подобному поведению гнома. Сказав еще несколько дежурных фраз, он удалился.

– Городок совсем не большой, чем они кормятся? – спросил Паша, когда хозяин ушел.

– Чем? – хмыкнул гном, – Войнами, конечно. Кто мог, тот ушел в моря, остальные остались здесь. Беречь дома, пахать землю. Родит она бедно, но им хватает. Кассар часто бывает здесь и летом. Летом здесь много рыбы.

– Вот оно что. И далеко отсюда море? – как бы невзначай спросил Паша.

– Нет, недалеко, – ответил гном, – Только гномы не любят море.

Сказав это, он умолк и задумчиво опустил голову, будто эта нелюбовь к морю связана с какой-то старой, печальной историей, вроде той, что повествовала о слезах Карнах. Но тут наконец-то поднесли угощения, и голодным путникам стало не до разговоров о море.

Настойка оказалась очень крепкой. Настолько крепкой, что Мигэль принялся неустанно кашлять, едва отпив глоток, а Ясмина мигом утеряла всю свою красоту, сморщив лицо. Паша лишь одобрительно крякнул, но это было бахвальством. На самом деле ему обожгло горло и рот не меньше остальных, и никаких приятных ощущений у него это не вызвало, однако ему не хотелось пасть в глазах гнома, который ехидно улыбался, наблюдая за реакцией неопытных пьяниц.

Зато жареное кабанье мясо и свежий хлеб пришлись по вкусу всем четверым, разговоры возобновились лишь тогда, когда последняя обглоданная кость легла на поднос. В процессе гном постоянно подливал настойку в кружки, поднимая собственную в пригласительном жесте. Незаметно для себя, Паша сильно захмелел. Захотелось пива, так как от настойки ему становилось дурно. Мало того, что ее привкус плохо отбивался даже поедаемым мясом, так и ноги предательски косели, а взгляд блуждал по всей комнате, пытаясь зацепиться хоть за что-то и остановить плавающую картинку. Конечно, самым нелепым выходом из ситуации было бы выпить кружку пива, но Паша привык принимать подобные решения.

После первых же глотков память оборвалась, оставив лишь смутные отрывки, состоящие по большей части из ощущений, разгоряченных выкриков и бессмысленных движений. Сознание его потухло, оставив за собой лишь непроницаемую тьму.

***

«Вот чего я делать точно не планировал, так это напиваться»: это было первой мыслью, посетившей хмельную голову, очнувшегося Павла. Обнаружил он себя в уютной постели с мягкой перьевой подушкой и толстым одеялом.

Странный запах мигом вскружил Паше голову, будто ворвавшись из далекого прошлого, из самых его глубин. Он на миг забыл о боли в голове и подступающей тошноте, так пахло только в одном доме – доме Еремея.

Сердце заколотилось, и Паша сам не понимал, от страха или от радости. Нет, не так он себе представлял эту встречу. Он хотел предстать перед учителем окрепшим воином, а не сопливым пьяницей, каким и был при первой их встрече.

Собравшись, он справился с накатившим страхом, и подумал, что запах – это вовсе не гарантия того, что он оказался в доме нужного волхва. Более того, запахи в его состоянии он мог чувствовать искаженными, не соответствующими реальности.

Хоть Паше и отшибло память, но выпил он явно меньше, чем имел в обыкновении раньше. Похмелье, изначально показавшееся ему ужасным, было скорее легким. Стоило ему выползти из кровати и облачиться в оставленные рядом одежды, как все неприятные ощущения превратились в едва различимые отголоски. Может быть, настойка была действительно хорошей, хоть и отвратной на вкус, а может виной потере памяти была усталость, но чувствовал себя Павел достаточно бодро.

Наскоро застелив кровать и проверив сохранность своих вещей, Паша сделал вывод, что его никто не грабил, он ни с кем не сражался и, наверняка, попросту отключился, позволив занести себя в эту комнату уже бесчувственным. Тогда он вышел из своей светлой комнатки в темный узкий коридор. Его часы показывали полдень. «Давно я не просыпался так поздно»: улыбнулся Паша и вышел в просторную, залитую светом комнату.

–Кто пожаловал, посмотрите на нашего героя! – проскрипел до боли знакомый голос, с укором, но несерьезным, будто обращенным к маленькому ребенку.

– Еремей! – будто вмиг ослепнув, Паша чуть ли не прошептал это имя.

Из окон лился свет, будто скапливаясь за несколько ссутулившейся фигурой волхва, выглядевшей сейчас, как нечто волшебное. Весь окутанный солнечным сиянием, он восседал на простеньком треногом табурете. Под стать сиянию, облачен он был в белое одеяние с росчерками золотистого орнамента. Паша застыл на месте с открытым ртом, старик почти не изменился, разве что казался чуть ниже, да борода доставала, пожалуй, до колен.

Но вот волхв встал с табурета и сказочное наваждение пропало, он вновь стал обычным, хоть и долго искомым, старым Пашиным другом и учителем.

– Я ждал тебя, – волхв сделал шаг навстречу, – А ты все такой же пропойца.

– Это случайность, – попытался было оправдаться Паша, и виновато потупился, так и оставшись стоять на месте.

Тогда