«Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII – начало XX века - Владлен Измозик

Тридцатилетний А.И. Богданов решил поступить вольнослушателем в Петроградский университет1035. Действительный статский советник Л.Х. Гамберг устроился в Бюро для составления обзоров повременной печати, выходящей в России и за границей1036.

О том, что чувствовали бывшие цензоры, о непонимании ими предосудительности своей бывшей службы ярко говорят их обращения к новым властям. Статский советник В.Е. Лоренсон, пятидесяти трех лет, занимавшийся перлюстрацией тридцать пять лет, 5 мая 1917 года обратился к начальнику Главного управления почт и телеграфов:

Лишившись в порядке революции места, оставленный на произвол судьбы своим непосредственным начальством без распоряжений и без содержания, и прилагая при сем прошение об отставке, покорнейше прошу Вас обратить благосклонное внимание на следующее: прослужил я с 1 января 1882 г. на действительной службе, беспрекословно и добросовестно исполняя все требования начальства. <…> за все это время я пользовался отпуском три раза и работал во все дни недели, не исключая и праздников.

В конце рапорта он просил о выплате заштатного жалованья. Резолюция гласила: «Оставить за штатом».

Между тем положение Лоренсона значительно ухудшилось. 16 июня он писал председателю Временного правительства Г.Е. Львову:

К Вашей милости взывает голодающий! <…> Непосредственное начальство мое, в лице петроградского старшего цензора тайного советника М.Г. Мардарьева распорядилось лишь о том, чтобы прекратить работу, а затем о судьбе моей совершенно забыло, даже не отвечая на письма. В результате я, оставшись без заработка, вовсе неприспособленный к иному труду, стою на пороге к нищете. Остается только идти на церковную паперть с протянутой рукой и это за честную и беспорочную службу, во время которых [так в тексте] я не нажил палат каменных. <…> опозорен публично г. и. [сполняющим] д. [ела] прокурора Харьковской судебной палаты Пузыревским, не разобравшимся в моем политическом credo и приказавшим арестовать меня вопреки постановлению г. следователя… 24 дня и 8 часов провел я среди босяков, бывших каторжан и т. п. сброда, съедаемый вшами и клопами. Я в жизни своей (53 ½ года) ни в чем не провинившийся и не получавший даже никаких служебных замечаний, с кристаллически чистым формуляром, подвергся такому позору. За что?

Письмо было переслано министру почт и телеграфов. Оттуда последовало указание начальнику Харьковского почтово-телеграфного округа, что Лоренсон удовлетворению заштатным жалованьем не подлежит1037.

Дальнейшие события разметали этих людей, поглотили большинство из них в неведомые нам круговороты жизни. Известно, что М.Г. Мардарьев умер в 1918 году. Л.Х. Гамберг с июля того же года трудился в комиссариате Петроградского района Петрограда. С декабря – в Самаре: работал в губпродкоме, Союзе работников коммунального хозяйства. С октября 1920 года – счетовод на пожарных курсах при ЦК Союза работников коммунального хозяйства в Москве, с ноября 1921‐го – переводчик при ЦК того же союза1038. Барон Ф.Г. Тизенгаузен, мастер вскрытия пакетов и писем, с 1 марта 1923 года по 25 октября 1924‐го трудился у новых хозяев на привычном поприще – как контролер отдела политконтроля ОГПУ в Петрограде-Ленинграде. Был уволен в возрасте шестидесяти пяти лет по сокращению штатов. В 1929 году, семидесятилетним, служил сторожем Геологического комитета в Ленинграде1039. Младший цензор санкт-петербургской цензуры Р.В. Швейер с июля 1917 года трудился конторщиком в Коммерческом банке. С 1 марта 1923 года по 4 ноября 1924‐го, как и Тизенгаузен, работал контролером отдела политконтроля ОГПУ. В пятьдесят четыре года был уволен по сокращению штатов. В конце 1929 года – безработный1040. Делопроизводитель, машинист санкт-петербургского «черного кабинета» Л.П. Григорьев, увлекавшийся одновременно церковным пением и пожарным делом, с сентября 1921‐го до 1923 года служил дьяконом Спасо-Колтовской церкви и одновременно, до августа 1922 года, – брандмейстером Петровскоостровской пожарной части, а затем – заведующим пожарной частью Монетного двора1041.

Причастные к делам перлюстрации почтовые служащие в Петрограде-Ленинграде в большинстве продолжали служить в почтово-телеграфном ведомстве. Но 2 ноября 1929 года сотрудниками информационного отдела (отдела политконтроля) Секретно-оперативного управления Полномочного представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе было начато следствие по так называемому делу чернокабинетчиков. Оно закончилось вынесением приговора 28 января 1930 года. Информационный отдел ОГПУ СССР, получив отправленные 5 ноября материалы по данному делу, поставил задачу «в ходе следствия… особенно заострить внимание на выявлении непосредственных чиновников “черного кабинета”» и на установлении методов его работы1042.

Всего по делу было привлечено девятнадцать человек, причастных к делу перлюстрации на Петербургском почтамте в конце XIX – начале XX века, до 1917 года. Среди них было четыре цензора (Л.Х. Гамберг, М.М. Милевский, Ф.Г. Тизенгаузен, Р.В. Швейер), один технический работник цензуры (секретарь-машинист Л.П. Григорьев), десять почтово-телеграфных служащих (В.Т. Богачев, А.В. Богуславский, В.Я. Бурмистров, С.И. Грошкин, С.И. Карпов, И.И. Кудряшов, В.И. Мартынов, А.Ф. Смирнов, А.Т. Тимофеев, А.П. Фадеев) и четыре сторожа (А.Р. Гладков, Н.У. Спадар, В.А. Томкевич, Р.Ф. Федоров). К моменту ареста эти люди были в возрасте от сорока до семидесяти лет, находились или на пенсии, или (в большинстве) трудились вне почтово-телеграфного ведомства. Из девятнадцати обвиняемых под стражу были заключены восемь, а с одиннадцати была взята подписка о невыезде. Такое решение показывает, что сотрудники ОГПУ не рассматривали их как активных и опасных противников новой власти.

Обвинительное заключение ставило в вину этим лицам то, что они «состояли секретными сотрудниками “Черного кабинета”, являвшегося одним из отделов Департамента полиции», и квалифицировало их действия в соответствии с указанием информотдела ОГПУ по статье 58‐й, пункт 13 УК1043. Данная статья включала «активные действия или активную борьбу против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственной или секретной (агентура) должности при царском строе или у контрреволюционных правительств в период гражданской войны» и предусматривала наказание от расстрела до – при смягчающих обстоятельствах – лишения свободы «на срок не ниже трех лет, с конфискацией всего или части имущества»1044. Поскольку смягчающие обстоятельства были налицо (срок давности, низшие должности, которые занимали ряд обвиняемых, непродолжительное время работы одного из них и т. п.), решением «тройки» Полномочного представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе от 28 января 1930 года тринадцать человек – В.Т. Богачев, А.В. Богуславский, Л.Х. Гамберг, Л.П. Григорьев, С.И. Грошкин, С.И. Карпов, И.И. Кудряшов, В.И. Мартынов, М.М. Милевский, А.Ф. Смирнов, Ф.Г. Тизенгаузен, А.Т. Тимофеев, Р.В. Швейер – получили пятилетний срок заключения. Четыре человека (сторожа) – А.Р. Гладков, Н.У. Спадар, В.А. Томкевич, Р.Ф. Федоров – были осуждены на три года условно. Двоим – В.Я. Бурмистрову и А.П. Фадееву – было запрещено в течение трех лет проживание в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе, Ростове-на-Дону и в пограничных округах. Конфискация имущества не применялась1045.

22 февраля 1933 года Коллегия ОГПУ приняла решение о досрочном освобождении С.И. Карпова, запретив ему проживание в двенадцати городах1046. Л.П. Григорьев с 1933‐го по 1950 год служил инспектором и начальником пожарной охраны в различных организациях. К 1953 году он был инвалидом второй группы и пенсионером МВД, награжденным знаком «Отличный пожарник». Его сын Виктор работал в органах МГБ и был награжден орденом Красного Знамени. Но в просьбе Григорьева-старшего в январе 1953 года о снятии судимости ему 23 февраля того же года было отказано1047. Лишь 18 сентября 1989 года все проходившие по «делу чернокабинетчиков» были реабилитированы1048.

Глава 5

Роль «черных кабинетов» в политической и общественной жизни

Была ли действительно перлюстрация на протяжении более чем двух веков «непроницаемой тайной», или это была тайна Полишинеля?

Конечно, существовал определенный слой людей, знавших или догадывавшихся о просмотре их корреспонденции. Это иногда создавало своеобразную ситуацию. Дипломаты подчас составляли ложные донесения, а подлинную информацию зашифровывали или отправляли частным путем. Частные лица вставляли в свои письма суждения, которые, как они надеялись, дойдут до высшей власти путем перлюстрации. Один из московских масонов, будущий сенатор И.В. Лопухин вспоминал впоследствии: