Оливковое дерево - Люсинда Райли

и прости, что сорвалась тогда с катушек.

– Какие бы это ни были «катушки», я понимаю, почему ты с них сорвалась. Когда твоему ребенку больно или он в опасности – это хуже всего. Я знаю, – согласился он.

– Кофе, Алексис? – важно спросила Имми, поднимая кофейник.

– Да, Имми, с удовольствием.

– Я принесу тебе чистую чашку с кухни, – сказала она, слезая со стула.

– Я тоже пойду. – Фред ушел за ней в дом.

– Право, Хелена, твои дети восхитительны.

– Для разнообразия я согласна. Последние двадцать четыре часа они были настоящими ангелами.

– Вероятно, они знали, что надо помочь маме.

– Пожалуй, ты прав.

– Так когда возвращается Алекс?

– Не знаю. Я написала ему вчера вечером, спросила, хочет ли он, чтобы я прилетела домой. Он еще не ответил. Наверняка очень сердит на меня. Но, по крайней мере, я знаю, что он в безопасности.

– Значит, ты можешь уехать очень скоро?

– Если я нужна Алексу в Англии, то, конечно, уеду.

– Хелена, если ты уезжаешь, то мне надо кое-что тебе показать.

Она посмотрела на его серьезное лицо.

– Алексис, в чем дело?

– Я столько раз приходил сюда, чтобы сказать тебе, но… – Он пожал плечами. – Каждый раз момент оказывался неудачным. Ангелина здесь?

– Да, она застилает кровати наверху.

– Она присмотрит за детьми? Мне нужно кое-куда тебя отвести. Не беспокойся, это недалеко.

– Алексис, пожалуйста, только не дурные вести. Я правда не выдержу, – застонала она.

– Нет, – он, успокаивая, положил руку ей на плечо. – Ничего плохого. Просто кое-что, что ты должна знать. Поверь мне.

– Хорошо. Я поговорю с Ангелиной, и мы пойдем.

* * *

– Господи, куда ты меня ведешь? – спросила она несколько минут спустя, когда Алексис повел ее к бассейну.

– Увидишь. – Он прошел мимо бассейна и в дальнем конце отцепил крючок и открыл створку деревянного забора, отделявшего участок от окружающей Пандору оливковой рощи.

– Силы небесные, никогда раньше не замечала, что здесь калитка, – заметила она.

– Ты и не должна была. Это был секрет.

– Кто ее сделал? – спросила Хелена, идя за Алексисом среди деревьев.

– Терпение, Хелена, пожалуйста.

Они шли некоторое время под ветвями плотно засаженной рощи, пока не вышли на полянку. Они стояли бок о бок, глядя на окружающие их горы, оливковые деревья, сбегающие в долину внизу, и тонкую поблескивающую линию моря вдали.

– Ты хотел показать мне это, Алексис?

– Я хотел, чтобы ты увидела вот это, – он повернулся чуть правее.

Хелена посмотрела, куда он показывает пальцем, и подошла ближе.

– О, какая красота. Это статуя Афродиты, да? – спросила она.

– Нет. Не совсем.

Она посмотрела на него.

– Тогда кто это и почему она здесь?

– Посмотри на подножие статуи, Хелена. Посмотри на имя.

Она наклонилась.

– Надпись сильно потерта, я почти ничего не вижу.

– А ты постарайся.

Хелена очистила листья, накопившиеся вокруг маленького постамента, и потерла пальцем по надписи.

– Вот «И» и «E»… и «Н»… и первая буква «В», я… – она растерянно посмотрела на Алексиса. – Получается «Вивьен».

– Да.

– Но так звали мою мать.

– Совершенно верно.

– Что это значит? Это она? В виде Афродиты? – Хелена провела рукой по алебастровому лицу.

– Да.

– Но почему? И почему здесь?

– Ангус установил после ее смерти, – ответил он. – Это, как сказала мне бабушка Кристина, было любимое место твоей матери.

– Но… – Хелена прижала руку ко лбу. – Я знаю, что она часто ездила на Кипр и любила его, но… – Она посмотрела на Алексиса и внезапно поняла. – Ты говоришь, что Ангус любил мою мать? Да?

– Да, Хелена. Вивьен много раз гостила в Пандоре. Ее знали и здесь, в доме, и в деревне.

– Правда? Так… вот, значит, почему так много местных говорили, что я им кого-то напоминаю. Многие считают, что я похожа на нее.

– Похожа. Бабушка не могла поверить в сходство, когда пришла в Пандору в тот вечер.

– Я видела ее на старых фотографиях, которые мы раскопали в кладовке. Значит, – мысли Хелены метались, – все эти письма, которые нашел Алекс, предназначались ей? Она была той таинственной женщиной?

– Да.

– Но откуда ты все это знаешь?

– Хелена, Кристина проработала здесь почти тридцать лет. Она все видела. А эти письма… их вернул Ангусу твой отец.

– Так он знал?

– Наверняка, раз прислал письма.

– Н-да, – выдохнула Хелена, пытаясь осмыслить то, что рассказал Алексис. – Честно говоря, когда я была маленькой, родители никогда не казались очень близки. Мой отец, кажется, проводил все больше и больше времени в Кении. Я его редко видела.

– Возможно, такие отношения устраивали их обоих. В конце концов, все браки разные, – добавил Алексис.

– Может быть, но почему же Ангус и моя мать так и не сошлись? Из писем очевидно, что он обожал ее.

– Кто знает, Хелена? Мы оба знаем, что есть много причин, почему те, кто любит друг друга, проводят жизнь врозь, – тихо заметил он.

Хелена посмотрела на сухие листья, нападавшие с олив. Подняла один, ощутив пальцами его шершавость.

– Ангус оставил все мне.

– Да.

– Я была его крестницей.

– Да. И…

– Что, Алексис?

– Кристина всегда думала, не была ли ты чем-то бо́льшим.

– Что ты пытаешься сказать?

– Думаю, ты знаешь, Хелена.

– Да, – прошептала она.

– Эти письма вернулись вскоре после твоего рождения. Бабушка это отчетливо помнит. Она видела, как Ангус рыдал за письменным столом. Твоя мать больше никогда не приезжала.

– Но я приехала. И… – Хелена порылась в памяти. – Это было всего через несколько месяцев после того, как умер отец.

– Возможно, отправить тебя сюда стало для твоей матери способом показать свою любовь.

– Почему же она сама не поехала со мной?

– Хелена, я не знаю. Возможно, она считала, что лучше не разжигать пламя снова. Может быть, жизнь здесь не подходила ей, как не подошла бы тебе.

– Может быть… но теперь я уже не смогу спросить ее. Или узнать, кто на самом деле был моим отцом.

– Какая разница? Ангус любил тебя как дочь. Он подарил тебе Пандору. И теперь ты понимаешь, что секреты есть у всех, Хелена.

– Да, ты прав. А у тебя есть секрет? – спросила она с усмешкой.

– От тебя – никаких. Но от жены был. Она не знала, почему я не могу любить ее по-настоящему. Я до сих пор чувствую себя виноватым из-за этого. Идем, нам следует вернуться, – Алексис предложил Хелене руку.

– Спасибо, что показал мне памятник, – сказала она, когда они возвращались к дому.

– Вот уж настоящее возведение женщины на пьедестал! – хмыкнул он.

– И это, Алексис, – вздохнула Хелена, – очень опасное занятие.

* * *

Алексис уехал, а Хелена пошла на кухню и обнаружила Имми и Фреда за кухонным столом. Она села, внезапно почувствовав себя обессиленной после очередных откровений.

– Ты вернулась! Я сделала что-то очень липкое с медом и семечками улицы Сезам сверху! – сказала Имми.

– Я тоже помогаю их делать, Имми, – добавил Фред.

– Мамочка, ты выглядишь нехорошо. Тебе нехорошо? – Имми забралась на колени Хелены и обняла ее.

– Мамуся, ты глядишь нехорохо! – повторил за ней Фред, хихикая. Он попытался забраться следом, и Хелена усадила его рядом с Имми.

Она крепко прижала их к себе.

– Мы любим тебя, мамочка, – сказала Имми, целуя ее лицо. – Правда же, Фред?

– Ага, любим, – добавил он.

– И