Я вам любви не обещаю (СИ) - Юлия Леонова

- Господи, барин, живой, - утирая скупые слезы, улыбался во весь рот денщик. – Я ж вас, ещё вот таким мальцом помню, - опустил он руку на уровень своего колена.

- Сень… Арсений Семёнович, принеси-ка нам бренди, да самого лучшего, - смутился такой сентиментальности Вершинин, а при воспоминании о том, что его слуга ходил за ним с тех пор, как он приехал в кадетский корпус, совсем ещё мальчишкой, так язык и вовсе не повернулся назвать его Сенькой, как то бывало раньше.

Непривыкший к столь почтительному отношению от молодого барина, Арсений Семёнович поначалу замер на месте, а опомнившись, тотчас кинулся исполнять данное ему поручение.

Ланский снял шинель и, небрежно бросив её на спинку стула, уселся на диван, вытянув ноги. Вытащив из портсигара сигарету, граф прикурил.

- Ты всерьёз намерен сделать предложение mademoiselle Епифановой? – щурясь от табачного дыма, поинтересовался он.

- Какие уж тут шутки, - пожал плечами Вершинин. – Ты ведь сам всё слышал. Бахметьев разорвал помолвку. Спасти Олесю от унижения может только замужество.

- Благодарности ты вряд ли дождёшься, - вздохнул Серж и вновь затянулся табачным дымом.

Константин Григорьевич поморщился и, шагнув к окну, отворил одну створку.

- Не делай преждевременных выводов, - тихо заметил он, заметно подрастеряв былую уверенность.

- Я имел счастие или скорее несчастие слишком хорошо знать mademoiselle Епифанову. Ты можешь мне не верить, но я в жизни не встречал более себялюбивого и избалованного создания, - усмехнулся Ланский. – Поверь мне, Костя, и не торопись надеть хомут себе на шею.

В передней послышались шаги и вскоре, сияя ослепительной улыбкой, в комнату ввалился денщик Вершинина и водрузил на стол бутылку бренди.

- Вот, Константин Григорьевич, всё как вы просили, - повернулся он к Вершинину.

- Благодарю, - улыбнулся в ответ Константин.

- Я стаканы сейчас подам, - засуетился слуга и поспешил на крохотную кухоньку.

Откупорив бутылку, Константин Григорьевич разлил бренди по стаканам и поднял один из них.

- Mon cher amie, выпьем за моё будущее счастье.

- Охотно, - потянулся ко второму стакану Серж и, громко чокнувшись с Вершининым, пригубил крепкий напиток, тогда, как его друг залпом опрокинул в себя всё содержимое и закашлялся. – Это твоя первая дуэль? – поинтересовался Ланский.

Константин Григорьевич кивнул и, продышавшись, заговорил:

- Мне ещё никогда не было так страшно, никогда в жизни. Я лишь молился, чтобы Бахметьев не промахнулся, и мне не пришлось бы умирать в страшных мучениях.

Улыбка исчезла с лица Ланского. Появилась мысль признаться в том, что всё было заранее оговорено, дабы граф Бахметьев сохранил лицо, а поручик Вершинин жизнь, но Серж передумал и опустив глаза, уставился в свой бокал. Только сейчас ему пришла в голову мысль, что у Константина могли сдать нервы, и тогда всё пошло бы не так, как было задумано.

Друзья уже почти наполовину опорожнили бутылку, когда в двери настойчиво постучали. Лакей Епифановых принёс приглашение от Андрея Павловича посетить нынче дом на Пироговской набережной. Пробежав глазами строки, написанные крупным размашистым почерком, Вершинин усмехнулся. Сие приглашение более походило на приказ, но возмущаться тоном письма он не стал.

- Неужели поедешь? – недоверчиво покосился на него Ланский.

- Поеду, - снимая мундир с отстреленным эполетом и переодеваясь в тёмно-синий сюртук, отозвался Вершинин.

- Ну, тогда и я с тобой за компанию, - поднялся с дивана Ланский.

Вершинина ждали, едва только он ступил на мостовую с подножки экипажа, швейцар поспешил распахнуть перед ним высокие резные двери. В передней уже ожидал лакей, который даже глазом не моргнул, разглядев за спиной Константина графа Ланского. Молодых людей проводили в ту самую гостиную, из которой три дня назад вышел граф Бахметьев с намерением более никогда в этот дом не возвращаться.

Барышень Епифановых в гостиной не было, присутствовали только генерал и его супруга.

- Я думал вы не робкого десятка, Константин Григорьевич, а вы с подкреплением, - хмуро кивнул в сторону Ланского вместо приветствия Епифанов.

- И вам доброго дня, Андрей Павлович, - как ни в чём не бывало, улыбнулся Серж. – Моё почтение, Татьяна Михайловна, - склонился он над рукой генеральши. – Дело в том, что, когда Константин Григорьевич получил ваше любезное приглашение, я был у него в гостях, и потому напросился поехать с ним, - закончил Ланской с невозмутимой улыбкой.

Вершинин подтвердил его слова коротким кивком.

- Всё именно так, но коли вы желаете говорить со мной наедине, я к вашим услугам, Андрей Павлович.

- Да, что уж там, - махнул рукой генерал. – Натали рассказала мне, что вы просили Олесю стать вашей женой.

Скулы Константина окрасились ярким румянцем. При воспоминаниях о Наталье ему вдруг сделалось стыдно. Надо же, так обнадёжил девицу, а сам закрутил роман с её сестрой!

- Истинная правда, - опустил он взгляд, разглядывая ковёр у себя под ногами.

- Мне так же известно, что Олеся вам отказала, но в сложившихся обстоятельствах, её отказ не имеет никакого значения.

При этих словах генерала Ланский нахмурился.

- Сегодня утром, - медленно заговорил он, Константин Григорьевич едва не расстался с жизнью, а все по прихоти вашей дочери. Вы считаете, он недостаточно наказан за свою глупость?

- Серж! – одёрнул его Вершинин. – Позвольте мне ещё раз поговорить с Олесей Андревной, - обратился он уже к генералу.

- Стало быть, стрелялся все-таки, - усмехнулся в усы генерал, взглянув на будущего зятя с неким подобием одобрения во взгляде. – А что Бахметьев? Жив?

- Цел и невредим, - ответил Вершинин, - он мне эполет отстрелил, - покраснел поручик, - а я в воздух выстрелил, поскольку виноват во всём только я один.

Генерал не стал разубеждать его, хотя прекрасно понимал, что только одна Олеся виновата в том, что случилось, но Олеся как никак дочь, родная кровиночка.

- Татьяна Михайловна, - обратился он к супруге – вы не сходите за Олесей Андревной?

Генеральша послушно поднялась со своего места и величественно проследовала к выходу из гостиной. Проводив жену взглядом, Епифанов повернулся к молодым людям:

- Я вам, Константин Григорьевич, так скажу. Чтобы Олеся вам не говорила, это не имеет значения.

Ланский нервно улыбнулся:

- Что ж, тут все ясно. Нет у вас иного выхода, Андрей Павлович.

- Серж, помолчи, - сердито сверкнул глазами Вершинин. – Позволь, я сам буду решать, что мне делать.

Ланский покачал головой и уселся в кресло, проигнорировав хмурый взгляд Епифанова. У Сергея Егоровича не было причин любить своего бывшего командира. Взаимная неприязнь, возникшая за время службы Ланского в адъютантах у Епифанова, едва не стоила молодому графу карьеры, а то, можно сказать, и жизни. Ведь это благодаря хлопотам Андрея Павловича, Серж оказался на передовой во время последней кавказкой кампании. Надо отметить, что Ланский чудом остался жив и сего отрезка своей жизни Епифанову не забыл и не простил.