Рожденная революцией - Алексей Нагорный

– Ну, мне, мне, – влез в разговор Магницкий. – Я не мог предупредить – этот человек со мной. Я Магницкий, из Питера.

– Дайте записку, – сказала она, подозрительно взглядывая в лицо Коли.

«Боже мой, – думал Коля почти с отчаянием. – Как же это несправедливо получается: такая девчонка славная – и матерая хищница. Вот тебе и Ломброзо!» – Коля даже улыбнулся.

Девушка прочитала записку и хотела ее сжечь, но в тот момент, когда она подняла листок к вспыхнувшей спичке, Коля выхватил записку и спрятал в карман.

– У вас, может, инфаркт через десять секунд будет, – сказал он зло и безжалостно. – А кто же примет нас и кто нам поверит без этой бумажки?

Девушка вздрогнула, словно от удара, и Колю вдруг резанула острая жалость. «Не надо бы ей этого говорить, – подумал он. – А с другой стороны, – как иначе сохранить записку-улику? А-а. Сама, в конце концов, виновата».

Они вышли на улицу. На другой стороне Коля сразу же заметил нескольких оперативников из группы прикрытия. «Не очень-то незаметны, – с неудовольствием подумал он. – Не отработано у нас это дело».

Двинулись в сторону Петровских линий.

– Как вас зовут? – спросил Коля. – Или секрет?

– Нет, не секрет. Меня зовут Ниной, – невесело усмехнулась девушка. – А вы, судя по возрасту, битый-перебитый? Сидели? Или как это… чалились?

Коля перехватил насмешливый взгляд Магницкого и покраснел:

– Плохо вас папа учил. Сами за себя слов не говорим. За нас, кто надо, скажет. Студентка небось?

– Я помогаю отцу. Работаю с ним.

– В смысле – тружусь или в смысле дела делаю? – улыбнулся Коля. Хотелось понять девчонку до конца, и Коля решил, что такие вот, лобовые, грубые вопросы сейчас как нельзя более к месту.

– Во всех смыслах, – ответила она жестко. – Страшно мне чего-то. Боюсь я вас.

– Зря, – добродушно сказал Коля. Он оглянулся: по другой стороне улицы шагал Воронцов, за ним – Виктор. Невольно Коля заразился тревогой девушки – впереди была неизвестность, да и Магницкий, как заметил Коля, давно уже праздновал труса. – Ну-ка, милый, улыбнись, – Коля взял старика под руку. – Ты чего скис, родной?

– Имейте в виду, – обернулась Нина, – с папочкой шутки плохи. Чуть что – и в заоблачный плес.

– Хороший стих, я читал, – подхватил Магницкий. – «Не надо, не надо, не надо, друзья…» – с чувством продекламировал он. – Как нельзя кстати эти слова, не правда ли, Николай Федорович? Вы, я думаю, особенно должны любить поэта Светлова. В конце концов это же ваш, так сказать, пролетарский поэт.

Коля изо всех сил наступил Магницкому на ногу. Тот вскрикнул, девушка удивленно оглянулась:

– Что с вами?

– Какой-то негодяй отдавил мне мозоль! – Магницкий чуть не плакал. – Я не могу идти!

– Нашли время рассуждать о поэзии, – сказал Нина. – Лирик. Мы уже пришли.

Коля понял, что она не заметила ошибки Магницкого.

Молча поднялись по лестнице на второй этаж. Нина вынула из сумочки ключ, открыла дверь:

– Проходите.

Коля начал вытирать ноги. Когда девушка и Магницкий ушли в комнату, Коля поставил замок на собачку и закрыл дверь.

– Ну, где вы там? – послышался грубый голос.

Коля вошел в комнату. Она была хорошо и уютно обставлена – старинный гарнитур красного дерева в стиле ампир, картины на стенах, цветистый фарфор на полочках. В «красном» углу висела богородица «Нечаяныя радости», перед ней теплилась лампада. А за столом сидел мужчина лет пятидесяти с бульдожьими щеками и выразительными глазами, которые зыркали по вошедшим, ввинчиваясь в них, словно два буравчика.

– Слушаю вас, – сказал мужчина. – Хвылин моя фамилия.

– Я Магницкий, – Иван Карлович шаркнул ножкой и поклонился. – Сам я не располагаю достаточной суммой. Но есть крупный человек, Кондратьев Николай Федорович, прошу любить и жаловать. – И Магницкий сделал жест в сторону Коли. – Ручаюсь за него, как за самого себя. Он не только все у вас возьмет, но и заплатит наличными!

Хвылин смотрел в упор, не мигая, и молчал.

– Не гоже вот так гостей потчевать, – тихо обронил Коля. – Не тот обычай.

– И я смотрю – не тот, – развел руками Хвылин. – Вроде бы православные люди зашли в православный дом. Икона висит, лампадка теплится. Что сделать-то надобно?

Магницкий нервно улыбнулся и торопливо перекрестился.

– Справа налево крест творить надобно, – насмешливо сказал Хвылин. – А ты что? – обратился он к Коле. – Или ты слишком крупный, чтобы лоб перекрестить?

– Я неверующий, – сухо сказал Коля.

– Какой же тогда ты блатной? – Хвылин говорил ровным, тихим голосом, словно проповедь в церкви читал. – Все блатяки крест носят, в бога веруют, он наш последний на сей земле заступник и отец. А ты носишь ли крест?

– Нет, – резко ответил Коля. – Если я не нужен – уйду.

– Ха-ха, – протянул Хвылин. – Войти сюда просто. А вот выйти… Подозреваю я тебя.

Коля сел за стол, вытянул руки.

– Иди ты? – спросил он насмешливо. – Погляди-ка: у меня руки не дрожат?

– Нет, – сказал Хвылин. – К чему ты?

– К тому, что я тебя не боюсь, – все так же насмешливо сказал Коля. – Сократись, милый, а то неровен час…

– Не грози, – вздохнул Хвылин. – Все ведь под богом ходим, и никто из нас, грешных, не знает, когда умрет. – Он посмотрел на Колю долгим взглядом, и у Коли сжалось сердце. «Где-то прокол, – подумал он. – В чем-то ошибка. Где и в чем? Теперь надо идти напролом». Коля щелкнул замком портфеля и высыпал на стол все десять пачек. Глаза Хвылина округлились. Он протянул руку к деньгам, но Коля ударил его по руке:

– Спешишь? – Коля достал из бокового кармана и положил на стол свой «ТТ». – Как видишь, я тебе верю больше, чем ты мне. Давай товар – и по щелям.

– Ладненько, – Хвылин облизнул пересохшие губы. – Вижу, ты и впрямь крупный человек, жди здесь, приду с хозяином товара, с ним все решишь. Хоп?

– Пусть вам, Хвылин, стыдно будет, – укоризненно сказал Магницкий. – Такой человек, как я, вам, Хвылин, плохого не сделает. Вы меня еще поблагодарите за то, что я привел Николая Федоровича, вот увидите!

– Ладно, – прервал его Хвылин. – Я пошел.

– Выпить – закусить найдется? – весело спросил Коля.

– Нинка сообразит, – Хвылин напялил кепку и ушел.

Вошла Нина. Она посмотрела на Колю и Магницкого с таким презрением и ненавистью, что Коле стало неприятно. Он на мгновение почувствовал себя и в самом деле каином – скупщиком краденого.

– Чем барышня недовольна? – Коля пытался говорить весело, но получилось пошло, как будто он заигрывал с девушкой.

– Всем довольна, – отозвалась она насмешливо. – Водку жрать будете?

– Не любишь пьяных? – догадался Коля.

– Пьяных стрелять надо, – сказала она яростно. – Чтобы жизнь людям не портили.

– Понял, – кивнул Коля. – Тогда неси чай.

Она удивленно взглянула на него и ушла на кухню.

– Как настроение, Иван Карлович? – нарочито бодрым голосом спросил Коля. – По-моему, сделка завершается благополучно?

– А у меня сосет под ложечкой и хочется икать. Боюсь, что все эти эксперименты уже не для меня.

– Ничего, – успокоил его Коля. – Сейчас попьем крепкого чайку, и вы придете в себя. – Коля подошел к стене, на которой висели семенные фотографии. На одной из них была запечатлена группа юношей и девушек. Среди них Коля без труда отыскал Нину. Надпись гласила: «2-й курс, 32 группа». Вошла Нина, начала расставлять чайные чашки.

– Вы крепкий любите или послабее? – спросила она.

– Крепкий. Выходит, ты студентка? Забавно.

– Это почему же забавно? – угрюмо осведомилась девушка.

– Ну как же, – Коля пожал плечами. – Отец – профессиональный уголовник, а дочь учится в советском вузе. При этом помогает отцу во всем.

– А может, она оттого и помогает во всем, что больше не студентка, – горько сказала Нина. – Вы об этом не подумали? Хотя где вам. У вас одна забота: выпить-закусить. Лоб-то – два сантиметра.

– У меня? – удивился Коля и потрогал лоб. – Неправда! У меня высокий лоб!

– Узкий, – сказала она насмешливо. – У кого он высокий и широкий – тот высоко и широко живет. А ты – гад подколодный. Садись, хлебай свой чай.

– Не очень-то вы любезны, – проскрипел Магницкий.

– Ладно, молчи, – сказала она грубо. – Мне теперь на все наплевать. Из института вышибли. А разве я виновата, что отец у меня такой? Я что, отвечаю за него? Отвечаю, скажите? Всюду говорят: дети за родителей не ответчики! А на деле другое выходит… Вот и ладно. Вот и буду воровкой – все равно правды не было и нет!

– Оно конечно, – кивнул Коля. – Согласен. Ты, конечно, им с открытой душой все выложила: так, мол, и так. Судим отец, да я-то при чем? А они вместо понимания и сочувствия – тебя за борт. Ясное дело – правды нет.

– Странно вы как-то говорите, – тихо сказала Нина. – Не пойму я чего-то. Вроде бы вы и за меня, а получается…