Начало - Юлия Фирсанова

— Что дело ясное, что дело темное, — пробормотала я, почесывая нос, и попросила: — Опиши, пожалуйста, как ты Парама видела, сколько раз, что он делал или говорил. А еще, когда именно умер твой муж.

— Четыре луны уж миновало, — кажется, баба сама удивилась тому, сколько времени прошло. — Не спалось мне ночами после того, как супруга схоронила. Сидела у окошка, в сад смотрела, тихо было, лишь кузнечики стрекотали, никого не было, а тут вдруг появился. Остановился у яблони нашей любимой, что, как сын родился, посадили. На голове картуз, какой всегда носил, с ним и в могилу положили, бороду гладит рукой и тяжко так стонет, но тихо: "Ярина! Ярина! Иди ко мне!".

— А ты вышла? — не выдержав, поинтересовался Герг то ли из чистого любопытства, то ли поэму ужасов сочинять вздумал, Шекспир наш, недопоротый, с отбитым задом.

— Нет, испужалась жуть, мрак накатил, а как очнулась, у окошка на дерюжке лежу, все тело занемело, петухи голосят, — жалобно пояснила Ярина и, собравшись с духом, пышная грудь заколыхалась от тяжкого вздоха, продолжила. — Потом он еще три раза приходил, каждое новолуние появляется и зовет, зовет, так что сердце заходится и от страха колотит, ноги отнимаются. Измучилась я, уж и детей к тетке услала, чтоб они часом сна не лишились! Фокма, дальний родич мой, говорит, с лица я совсем спала. У него хутор недалече, предлагал у него жить, а это место запродать, на добрую землю всегда сыщется охотник. Я уж думаю, согласиться стоит, уеду, туда-то Парам не придет, оставит меня в покое. Да все мешкаю, жду чего-то…

— А сегодня у нас какая фаза луны? — уточнила я, вертя в руках коричневую глиняную кружку, по дну которой перекатывалась белая капелька молока, как полночное светило на небосклоне.

— Новолуние и есть, — с философской обреченностью подсказал Кейр, сообразивший все-таки, что приключения ищут меня сами, и ожидать от магевы чинного поведения кроткой домашней барышни столь же бесполезно, как от душного козла молока.

— Великолепно! — оживилась я, потирая руки. — Значит так, Ярина, мы с вечера меняемся комнатами. С тобой на всякий случай Кейр побудет, а я и Лакс посторожим у окошка там, где Парам у яблони является. Кстати, обязательно покажешь нам, у какой именно!

— А я? — спросил Герг, подобравшись, как новобранец, в ожидании приказа от генерала. Даже встрепанные светлые волосы чуток распрямились.

— У тебя задача куда более сложная, — безапелляционно, как и следует вести себя с больными, поэтому еще более капризными, чем обычно, мужчинами, объявила я, используя опыт общения с простуженным отцом и разбитым радикулитом дедом, — постарайся поправиться за одну ночь настолько, чтобы завтра мог сесть на лошадь.

— Что ты хочешь делать? — спросил по существу телохранитель.

— Выяснить, кто или что смущает покой нашей хозяйки и устранить причину, — отчиталась я, ерзая зачесавшейся спиной по стенке.

— Как? — попытался прояснить наш великий план Кейр.

— Да чтоб я знала, — беспечно ухмыльнулась я, чувствую приятную сытую истому во всем теле. — Поживем, увидим! Пока ясно, что Парам не вампир и не упырь, поскольку люди в округе живы, здоровы.

— Про вампиров слышал, они кровь сосут, — признал Лакс, — а что за штука такая упырь?

— В принципе хрень та же, только в башке пусто, никаких мыслей, кроме как крови побольше выжрать нет, — просветила я приятеля, используя данные из массы виденных и читанных (еще одна моя маленькая слабость) ужастиков. — Что касается остальных версий, ничего не скажу, они по-прежнему требуют детальной проверки и фактического материала. А посему давайте действовать!

До наступления темноты я успела облазить весь сад позади дома, провела, так сказать, рекогносцировку местности, перебралась в комнату Ярины с большой семейной кроватью и проделала с помощью Лакса и работника с конюшни еще кое-какие необходимые приготовления. Герг не то умотавшись за день, не то обидевшись на отстранение от работы ушел на сеновал спать. Фаль, зевая так широко, что мне становилось страшно за целостность рта, лез в каждую щель, но под конец так притомился, что рухнул между подушками на просторной кровати и тоненько засопел. Поскольку ему в ночном бдении никакой роли не досталось, беспокойного сильфа будить не стали. Кейр ушел вместе с Яриной, пообещав подать сигнал в случае явления Парама у их окна и заручившись моим обещанием позвать его, буде понадобится. Мы же с вором сели на сложенные в углу у самого подоконника пестрые половички, маскируясь под горшками с развесистыми вьюнками, потушили свечи и принялись трепаться. Болтовня здорово помогает не уснуть!

— Оса, боишься? — первым делом спросил Лакс.

— Не-а, — отозвалась я и пересказала ему анекдот про то, как мертвец трусливую женщину через кладбище провожал. — Ну сам посуди, — когда Лакс отхихикал, продолжила я, — если бы Парам захотел навредить кому-то, он бы уже обязательно понатворил бед. А так он только Ярину пугает своими подвываниями у дерева.

— Но ведь пугает. У тебя есть заклинания против нежити? — все равно не слишком веря в безобидность потусторонних гостей, уточнил вор.

— Придумаю, не переживай, и вообще у меня на поясе, если ты помнишь, кинжал из этого, как его, серого пламени висит, им можно все что угодно зарэзать, значит и нежить, если она не пойдет на контакт и откажется от сотрудничества, тоже, — я хохмила и почему-то совершенно не беспокоилась по поводу ночного гостя хуторянки. Было лишь интересно, да и то не столько караулить ходока, сколько сидеть вот так запросто в темноте на теплом полу, бок о бок с Лаксом, слышать его дыхание, трепаться о пустяках, чувствовать пряди мягких волос парня на щеке. Было в этих посиделках что-то куда более интимное, чем в прозаичных обжиманиях в потемках на диване с очередным приглянувшимся кавалером. Хотелось положить Лаксу голову на плечо, потереться щекой о гладкую ткань рубашки, ощутить тепло его худощавого тела, через тонкую ткань. Но вместо этого я почти деловито спросила:

— Ты сам какую-нибудь нежить видел?

— Нет, только истории в тавернах слыхал, но в них, где правда, где три мешка вранья разве разберешь, — задумчиво протянул вор, потер длинный нос и поерзал, то ли принимая более удобную позу, то ли, что больше льстило девичьему самолюбию, пытаясь прижаться ко мне посильнее.

— А эльфийские легенды? — поинтересовалась я, не делая попыток отодвинуться.

— У них все трепетно, возвышенно и благородно до слез. Призраки являются в час великой нужды, дабы ободрить потомков или передать им реликвию, при помощи которой можно одолеть врага или спасти княжество от иной напасти, — Лакс старался говорить небрежно, однако, за этими ироничными словами мужчины я видела ребенка, млевшего некогда от сказок, рассказанных матерью.