Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914) - Даниэль Бовуа

Опасность украинского национального движения была связана, как нам предстоит убедиться, с тем, что в русские школы на должности учителей в первый раз пришла часть интеллигенции – выходцы из духовенства и купечества. В 1844 г. в Киев приехал Н.И. Костомаров, который до этого времени служил учителем истории новой Ровенской гимназии в Волынской губернии. Такую же должность занимал в Луцкой гимназии П.А. Кулиш. Каждый из них стремился разбудить в своих учениках украинское национальное сознание.

В том же году, когда были приняты «Инвентарные правила», царская полиция разгромила в Киеве Кирилло-Мефодиевское братство, в которое входили студенты университета и молодые интеллектуалы, такие как, например, Тарас Шевченко, ставший известным после публикации в 1840 г. сборника стихов на украинском языке «Кобзарь» и считающийся основоположником национального возрождения украинцев. После окончания в Петербурге Академии художеств, он вместе с несколькими товарищами (Н.И. Гулаком, Н.И. Костомаровым) вернулся, чтобы создать упомянутое общество, которое достаточно наивно провозгласило идею всеславянской федерации. Основным программным документом общества стал «Закон Божий, или Книги бытия украинского народа», написанный под влиянием «Книг польского народа и польского пилигримства» Адама Мицкевича, изданных в Париже в 1832 г. Члены братства по-разному смотрели на будущее своего края – одни связывали его с Россией (как раз в 1846 г. в Москве была издана «История русов», основополагающая книга, создавшая отдельное украинское историографическое течение), другие мечтали о создании республики, но всех их вскоре ждал арест. Шевченко забрали в солдаты, из армии он вернулся лишь в 1860 г., а через год его уже не стало.

Несмотря на кратковременное существование, Кирилло-Мефодиевскому братству удалось оказать определенное влияние на крестьянство. С крестьянами работали и связанные со Славянским комитетом в Праге (повлиявшим, как известно, на начало «Весны народов») польские пропагандисты, прибывшие из австрийской Галиции. Николая I беспокоила эта волна, угрожавшая патерналистской гармонии – модели, которую ему только удалось создать в форме «Инвентарных правил».

Начиная с марта 1848 г. царь в связи с событиями в Париже и Вене еженедельно лично просматривал полицейские доклады о политической ситуации в неблагонадежных западных губерниях, которые находились, как тогда говорилось, под пагубным влиянием «польской интриги». В целом в докладах не было упоминаний о каких-то беспорядках, однако полиция сигнализировала об отдельных тревожных фактах, связанных с крестьянским вопросом502.

Подольский гражданский губернатор сообщал из Каменца о перехваченной на таможне брошюре, написанной «малороссийским наречием» и напечатанной кириллицей во Львове, которая призывала к введению польского языка в школах и судах, к назначению на должности людей местного и нерусского происхождения, к освобождению политических заключенных, созданию национальной польской армии с офицерами из Галиции и к отмене крепостничества. 13 июня в Летичевском костеле были расклеены воззвания Славянского комитета на польском и русском языках. Это сделали замеченные утром киевские студенты Станислав Беньковский и Людвик Чайковский. 20 июня в Каменце были найдены стихи на русском и польском языках с призывами к восстанию.

Крестьяне путали эти воззвания с провозглашенными «Инвентарными правилами», и это часто приводило к волнениям. Например, волынский губернатор сообщает, что в 37 имениях новость об инвентарях вызвала беспорядки, которые пришлось подавлять оружием503. Поэтому документ, направленный на «защиту мужиков», не выполнил намеченных его авторами целей: царская власть, опасаясь крупных социальных волнений, вновь была вынуждена обратиться к тем же помещикам, от которых хотела отделить крестьян. Когда речь шла об отдельных преследованиях крестьян, российские власти были на их стороне, однако они незамедлительно принимали сторону польских помещиков, как только видели признаки пробуждения социального сознания украинского крестьянства.

Приведем несколько примеров той поспешности, с которой было решено обновить российско-польский союз в условиях возникновения серьезной угрозы социальному строю. 6 июня 1848 г. ольгопольский предводитель дворянства Стажинский попросил Бибикова прислать подмогу против крестьян своего уезда. Генерал-губернатор исполнил просьбу уже 10 июня. Как после многолетней борьбы с польскими землевладельцами дело могло дойти до столь парадоксальной ситуации?

Приведенные Стажинским факты хорошо характеризовали нависшую угрозу. Речь шла вновь, как и в 1832 г., о крестьянах в имениях Собанского, где положение дел осложнила смерть владельца. Крепостные, воспользовавшись этим, отказались от исполнения барщины. Свыше трех тысяч крестьян отказывались верить в то, что инвентари сохраняют барщину, и выказали в церкви неуважение к священнику, обвинив в укрывательстве «настоящего» закона. Предводитель дворянства просил прислать военную силу. Из его письма к генерал-губернатору видно, что поляки были напуганы начавшимися волнениями не меньше русских. Крестьянам было достаточно проявить неповиновение, как польские помещики поспешили искать защиты под российским крылом: «Его Величеству благоугодно, чтобы при малейшем нарушении повиновения крестьян обращено было на то строгое внимание и принимались без упущения необходимые меры. По моему мнению, меры эти должны быть если не крутая жестокость, то не менее того радикальные, в состоянии доказать силу Правительственной [подчеркнуто в оригинале. – Д.Б.] власти и поселить в умах простолюдинов страх… Меры эти я нахожу единственно в том, чтобы мне дозволено было, разумеется в случае нужды, пригласить военную команду и в ее присутствии, под ее прикрытием увещать крестьян и виновных или зачинщиков наказывать»504.

Когда троны европейских монархов зашатались, даже антагонистические силы объединились против крестьян.

12 июня 1848 г. предводитель дворянства Литинского уезда сообщил Бибикову о новом подобном происшествии. Теперь речь шла о крепостных землевладельца Юстина Корнеловского, которые «отказываются от барщины, но ещё на всяком шагу оказывают грубость, дерзость и упрямство». Благодаря присутствию исправника ему удалось противостоять толпе, которая по-своему понимала суть инвентарных правил, и навести порядок при помощи зуботычин зачинщикам, которых было приказано схватить и при всем народе высечь505.

В этот страшный для землевладельцев год генерал-губернатор был вынужден отложить реформу, смирившись с фактами, которым в другое время нашел бы иное применение. Столкнувшись, к примеру, в феврале 1848 г. в отчете сквирского исправника с таким же отказом от барщины крестьян землевладельца Теодора Рыльского в Сквирском уезде, он в октябре дал согласие на освобождение эконома Глинского, посаженного в тюрьму по обвинению в неоднократных издевательствах над крепостными. Глинский был уже ранее известен тем, что принуждал крестьян к непосильному труду и предлагал сослать в Сибирь 26 человек. Несмотря на это, он был оправдан, т.к. были услышаны его жалобы на то, что он – человек бедный, не может должным образом питаться в тюрьме, а потому ослаблен!506

Горькое завершение царствования Николая I

Вряд ли можно утверждать, что введение «Инвентарных правил» дало позитивные результаты. Конечно, когда рассеялся призрак мятежного 1848 года, царские власти вновь вернулись к прежнему намерению проявить заботу о крестьянах, однако это приносило плоды лишь в исключительных случаях, в целом же жестокой эксплуатации крепостных был положен предел лишь в результате реформ Александра II. Август Иванский, человек либеральных взглядов, писал с сожалением: «Унизительным для нас было также то, что даже киевский сатрап Бибиков должен был ограничивать и нормировать барщину, исполнения которой требовали землевладельцы, и ограничить иные их злоупотребления, издав в 1848 г. обязательные для обеих сторон так называемые Инвентари. С грустью следует признать, что описанные Шайнохой отношения, господствовавшие между шляхтой и крестьянами в руських землях в середине XVII в., никоим образом не претерпели изменений к лучшему на протяжении последующих двух веков»507.

Архивные материалы говорят о том, что все-таки благодаря «Инвентарным правилам» положение крестьян кое-где удавалось улучшить. К примеру, 30 декабря 1850 г. князь Радзивилл дал согласие отстранить своего арендатора Франковского в связи с недоразумениями, возникшими между ним и крестьянами Сквирского уезда во главе с неким Косяньчуком. Жалоба уездного предводителя дворянства на крепостных не была принята, полиция же установила, что арендатор принуждал крестьян платить значительно больше налогов, чем сам отдавал в казну (в целом 1460 серебряных рублей вместо 960)508. В августе 1850 г. исправник Таращанского уезда получил жалобу крестьян на помещика А. Бекерского: тот, пренебрегая инвентарем, требовал выполнения крайне завышенной дневной нормы во время жатвы, заставлял женщин нести тяжелую барщину через две-три недели после родов, приказывал «наверстывать» праздничные дни. 14 мая 1851 г. уездный предводитель дворянства выслал Бекерскому на подпись обязательство придерживаться «Инвентарных правил» на официальном бланке Министерства внутренних дел509. В свою очередь, в ответ на жалобу исправника из Липовца от 15 сентября 1850 г. на графа Юлиуша Красицкого, выделившего крайне мало земли в крестьянское пользование и принуждавшего крепостных к непосильному труду, Киевская комиссия инвентаризации рекомендовала провести передел земли510.