Мечников - Семен Резник

Словом, Эрлих распространил свою теорию боковых цепей на все случаи взаимодействия организма с чужеродными включениями.

Сам механизм взаимодействия Эрлих представлял себе как простую химическую реакцию наподобие взаимодействия кислоты с основанием. Точными опытами Бордэ эту точку зрения опроверг и выдвинул другую теорию. В основу взаимодействия он поставил физико-химические процессы. Механизм этот недостаточно выяснен и в наше время…

Во всех этих работах Мечников принимал самое деятельное участие. Он решил выяснить эволюционное значение способности организма вырабатывать антитела и прибегнул к своему излюбленному сравнительному методу.

Он начал с простейших.

Оказалось, что инфузории, а также другие микроорганизмы, посеянные в раствор дифтерийного и столбнячного ядов, отлично в них размножаются, но никогда не выделяют антител.

Выяснив это, Мечников шагнул на следующую ступеньку эволюционной лестницы и установил, что различные беспозвоночные животные тоже не способны вырабатывать антитела в заметных количествах.

А позвоночные?

Мечников ставит опыты с рыбами, амфибиями — результат такой же.

Только у пресмыкающихся — Мечников работал с крокодилами — ему удалось обнаружить антитела, но в полной мере способность их вырабатывать оказалась присущей лишь теплокровным животным.

Таков в общих чертах вывод Мечникова, и он в основном подтверждается современной наукой.

Итак, после долгой полемики было наконец выяснено: нет дилеммы — фагоциты или жидкости служат для защиты организма. И фагоциты и жидкости играют важную роль в иммунитете.

Теперь уже не оставалось препятствий к тому, чтобы обозреть все многообразие явлений иммунитета. В 1901 году Мечников выпускает главный труд своей жизни.

Мы уже имели случай заметить, что не в характере его было крыть крыши в зданиях истины, что он предпочитал закладывать фундаменты. Добавим еще, что в названия своих трудов он любил вносить мало подходящее к научному исследованию словечко «этюды». «Этюды о природе человека», «Этюды оптимизма», «Этюды о половом вопросе», «Этюд о естественной смерти», «Этюды о кишечной флоре», «Этюды по экспериментальному сифилису»… Словечко это должно было обозначать постановочный характер его работ, их незавершенность; Илья Ильич как бы призывал других ученых следовать по указанному им пути. И среди более чем полусотни его работ по иммунитету некоторые тоже названы этим «ненаучным» словечком.

Но главный труд его назван иначе — так, как приличествует солидной монографии — плоду исканий, растянувшихся на два десятилетия.

«Невосприимчивость в инфекционных болезнях».

Здесь Илья Ильич претендовал на законченность.

Правда, прочный мост между гуморальной и фагоцитарной теориями иммунитета был переброшен уже после выхода в свет его книги. В 1902 году ученик Ильи Ильича И. Г. Савченко обнаружил особые антитела, которые способствовали фагоцитозу. Еще через год независимо от Савченко и более полно это же явление описал английский ученый Райт, назвавший новый вид антител опсонинами. Из этого открытия вытекало, что антитела и фагоциты взаимодействуют между собой.

Впрочем, на такое взаимодействие, с несколько иных позиций, Мечников указывал и прежде. Он утверждал, что антитела вырабатываются клетками тех самых систем, которые «отвечают» и за фагоцитарную реакцию.

Его взгляды можно в общих чертах суммировать следующим образом. При проникновении в организм микробов или других чужеродных тел к ним устремляются фагоциты, захватывают и «переваривают» их при помощи аллексинов.[43] Если фагоциты не в состоянии захватить живых неослабленных микробов, то они начинают вырабатывать антитела, которые подготавливают микробов к фагоцитозу. И наконец, если бактерии успевают разрушить фагоцитов, то аллексины поступают в плазму крови и вместе с антителами уничтожают их.

Поскольку не было никаких возможностей экспериментально установить, какие именно системы «ответственны» за выработку антител, то можно было думать, что Мечников просто спасает свои старые взгляды. Однако, по воззрениям иммунологов нашего времени, например лауреата Нобелевской премии, австралийского ученого Ф. Бернета, антитела вырабатываются подвижными клетками зобной железы, селезенки, лимфатических желез, то есть теми же фагоцитами, если употребить терминологию Мечникова. «Началом и основой всех современных исследований в области иммунитета» назвал недавно работы Мечникова крупнейший французский вирусолог Пьер Лепин.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Пастеровский институт. Работы по старению

Внешне жизнь его текла однообразно.

Квартира находилась возле института, на улице Дюто, 18, и, бывало, в течение многих месяцев Илья Ильич не покидал квартала, двигаясь ежедневно по одному короткому маршруту. Утром: квартира — лаборатория; вечером: лаборатория — квартира.

Рядом шумел Париж. В большом городе рождались и умирали, любили и ненавидели, пили вино и просили милостыню. В нем громко смеялись и тихо плакали, молились и богохульствовали.

Франция восхваляла саму себя.

Франция заключила союз с Россией и мечтала вернуть отторгнутые провинции Эльзас и Лотарингию. Франция, как никогда прежде, славила национальных героев; как никогда прежде, преклонялась перед армейским мундиром.

Подспудно в этом мутном потоке пробивались другие течения. Уже томился на Чертовом острове ни в чем не повинный капитан Альфред Дрейфус; Метью Дрейфус уже вел сыскную работу, чтобы найти истинного автора «бардеро» — секретного документа, переданного якобы его братом представителю враждебной державы. Скоро Метью Дрейфус предъявит доказательства того, что «бардеро» написано капитаном Эстергази. Но Эстергази будет оправдан, и тогда Эмиль Золя выступит со смелой статьей «Я обвиняю!», и его осудят за «клевету». Разъяренная толпа заклеймит писателя как «изменника» и побьет стекла в его квартире. Но с этого момента в общественном мнении Франции наметится поворот. Вместе с другими передовыми деятелями в поддержку Золя и в защиту Дрейфуса выступит директор Пастеровского института Дюкло…

Но тщетно мы будем искать среди лиц, хоть как-то причастных к этим событиям, Илью Ильича Мечникова. Во Франции он всего лишь «независимый иностранец»; проблемы чужой страны не его проблемы.

Только в своей маленькой квартирке, стены которой были увешаны картинами Ольги Николаевны, и особенно в институтском кабинете — здесь стоял большой белый стол у окна; на нем батареи пробирок, трубочек, склянок с разноцветными жидкостями; на лабооаторном столе что-то булькало в колбах и ретортах; в стеклянных клетках вдоль стен тихо попискивали морские свинки, — он чувствовал себя дома.