Мечников - Семен Резник

«Толстой настолько заинтересовался этими сведениями, — вспоминал Мечников, — что просил меня прислать ему подробные данные об этом вопросе и еще при прощании сказал моей жене, чтобы она мне напомнила сделать это».

(И потом, когда он получит от Мечникова книгу французского путешественника Эдуарда Фоа об аборигенах Конго, внимательно будет ее читать и попросит Гольденвейзера наиграть приведенные в книге мелодии туземных песен.)

На обратный путь в шарабан с Мечниковым сел Лев Львович, а Лев Николаевич поскакал верхом. Мечников залюбовался, как лихо вскочил он в седло, как перемахнул через ров и умчался молодцом, точно сбросил с плеч несколько десятилетий.

Говорить с гостем один на один ему уже было не о чем…

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Пастеровский институт. Иммунитет

Очередной международный конгресс должен был состояться в 1894 году в Будапеште. Обозревая работы последних лет по иммунитету, Мечников мог с удовлетворением отметить, что произошли большие сдвиги в умах его противников.

Замолкла школа Баумгартена.

Эммерих и Флюгге тоже против фагоцитоза выступать перестали. Бухнер занял примиренческую позицию: он продолжал отстаивать свои аллексины, но считал теперь, что их выделяют в плазму крови лейкоциты.

Даже Беринг сделал некоторые уступки клеточной теории.

И вдруг Мечников прочитал статью одного из ближайших сотрудников Коха, Пфейффера, который поставил простой и убедительный опыт. Он вводил холерных вибрионов в брюшную полость многократно вакцинированных (гипервакцинированных) свинок и через несколько минут извлекал небольшое количество жидкости. И видел под микроскопом, что лейкоцитов в жидкости очень мало, а свободные вибрионы совершенно переродились: они превратились в неподвижные шарики…

Мечников бросился повторять опыты Пфейффера и убедился в их безукоризненной точности… Рушилась вся изощренно построенная аргументация, которой он до сих пор отбивался от «гуморалистов». Значение в иммунитете аллексинов Бухнера можно было отрицать, ибо их действие на бактерии было обнаружено в пробирке, а не в живом организме. Антитоксины Беринга нейтрализовали микробные яды, но самих микробов не уничтожали, — значение этих веществ можно было ограничивать; но бактерицидные вещества Пфейффера убивали микробов, и не в пробирке, а в иммунизированном организме!

Так что же? Неужели правы те, кто с иронией называл фагоцитоз беспочвенной фантазией?..

С большим трудом, но все же ему удалось взять себя в руки. Слишком уж выделялся «феномен Пфейффера» из всего, что так хорошо было ему известно. В этом надо разобраться, и немедленно, чтобы дать бой Пфейфферу на предстоящем конгрессе…

Холерные вибрионы превращаются в неподвижные шарики вне фагоцитов — это бесспорно. Но без всякого ли участия с их стороны?

Мечников целыми днями не выходит из лаборатории. Он возбужден и не может спать; по ночам продумывает эксперименты следующего дня.

Пфейффер извлекал жидкость через десять минут после введения вибрионов и уже находил их разрушенными. А каков процесс разрушения? Как будет выглядеть жидкость через 5 минут или даже через 1 минуту? Задавшись таким вопросом, Мечников устанавливает, что в первые минуты в жидкости много лейкоцитов, но они очень быстро растворяются… Не следует ли из этого, что введение в иммунизированный организм вибрионов ведет к разрушению фагоцитов; они изливают свое содержание в окружающую среду, которая и убивает микробов!

А что, если вместе с вибрионами ввести вещества, предотвращающие разрушение лейкоцитов? Поставив такой опыт, Мечников увидел, что «запятые» поглощаются белыми кровяными тельцами. Ярко выраженный фагоцитоз!

Но в таком случае ему есть что сказать на конгрессе! Придется, правда, сделать небольшую уступку: признать в отдельных случаях не внутриклеточное, а внеклеточное действие фагоцитов, что до сих пор Илья Ильич всячески отрицал. Но уступить придется и Пфейфферу!

На конгрессе он выступил с блеском. Сила его доводов была неотразимой, и аудитория рукоплескала ему. Он походил на «демона науки», и всем так запомнилась его пламенная речь, что Ру через многие годы с необычайной яркостью описал это выступление Мечникова.

Из Будапешта он поехал в Россию. Это был второй приезд Ильи Ильича на родину. Первый раз — в 1891 году — он тихо пожил в Поповке. Теперь он тоже намеревался отдохнуть после бурных недель «войны» с «пфейфферовским эффектом», но о приезде его сообщили газеты. Киевский университет пригласил Мечникова выступить, и он прочитал лекцию о холере, которая как раз появилась на юге России. Лекцию запомнили многие.

«Призывая молодежь к служению науке, — писал Д. К. Заболотный, — Илья Ильич вызвал необыкновенный энтузиазм среди учащихся, которые провожали его на вокзал с цветами и речами».

На этой лекции присутствовал и Борис Ильич Клейн. Борис Ильич и сейчас с волнением рассказывает о том глубоком впечатлении, какое произвела на него, тогда студента, лекция маститого ученого.

Поселившись за границей, Мечников стал пророком в своем отечестве…

Но «феномен Пфейффера» не давал ему покоя. На обратном пути он остановился в Берлине, чтобы обсудить свои разногласия с автором этого открытия.

Пфейффер принял его любезно и, едва начав разговор, торжественно сообщил:

— А знаете, тайный советник теперь здесь!

Мечников живо вспомнил прием, оказанный ему Кохом семь лет назад, и не выразил большого желания видеть «тайного советника».

Но Пфейффер вышел и тотчас вернулся с Кохом, который чуть ли не в объятия заключил гостя. Любезности эксцеленце не было предела. Он водил Мечникова по лабораториям, знакомил с сотрудниками, показывал клинику, а в заключение сказал, что хочет познакомить его со своей супругой и приглашает на обед.

Что произошло с этим удивительным человеком?

То ли жестокий удар, вызванный провалом туберкулина, сделал его мягче; то ли героические опыты, которыми Мечников «защитил» его «запятую», вызвали в нем нечто вроде чувства благодарности; то ли молодая супруга (Кох развелся с первой женой и женился на актрисе Гедвиге Фрейберг) благотворно влияла на него?..

Вернувшись в Париж, Мечников увидел, что свершилось наконец то, о чем давно мечтали все сотрудники института.

Газеты писали о новом успехе науки, о величии французского гения; «Фигаро» объявила подписку в пользу Пастеровского института для приготовления противодифтерийной сыворотки, и деньги уже начали поступать.