Нашествие - Юлия Юрьевна Яковлева

Бурмин сунул ему кулаком в лицо. Схватил за руку, потащил за собой.

Заметил сочный олений запах-куст.

Бросился к нему. Корнем запах упирался в свежую кучу. Бурмин схватил мягкие шарики. Обтёр ими лицо. Подмышки. Пах. Иван поспешно делал то же. Оба потоптались в остатках, чтобы покрыть подошвы.

Бросились прочь.

Слышно было, как волкодавы нашли разорённую оленью кучу. Окружили. Обсудили. Согласились. Нашли верное направление — отделив от того, куда умчался, облегчившись от страха, сам олень. Буф. Буф. Буф. Буф.

Это выиграло беглецам горстку времени.

В горле у обоих пересохло. Перед глазами прыгало. Воздух горел. Но с краю был прихвачен холодком. Туда. Стволы деревьев едва успели отскакивать с пути. А вслед — буф-буф, буф-буф: сюда, здесь.

Край превратился в ленту. Ноги заплюхали по воде. Обоих гнал вперёд слепой инстинкт жизни.

Запах волкодавов остался позади, сбился, закружился на месте. Они потеряли след.

Бурмин потащил Ивана сквозь пустые комнаты. Тот висел на руке, упирался, грёб обеими ногами. Махал руками. Извивался. Хрипел. Норовил садануть кулаком.

Бурмин толкнул его на пол. Прыгнул сверху, схватил за грудки:

— Молчать! — встряхнул. — Ну?

Иван весь съёжился, моргал. Дрожь колотила его. Ноздри раздувались. От него разило страхом и мочой.

Бурмин не разжал рук. Но постарался убедить лицом и голосом — спокойным, твёрдым:

— Я не причиню тебе зла.

Иван тяжело дышал, трясся, всхлипывал.

— Хотел бы тебя убить, уже убил бы. Верно? Бросил бы там, в лесу. Собакам. Сам посуди. Зачем бы я тебя в свой дом привёл?

Иван косился по сторонам, сопел, наконец заговорил:

— Кто тебя знает.

Но весь как-то опал. То ли поверил, то ли просто сдался.

— Тебе здесь не причинят вреда.

Иван глянул исподлобья. Бурмин поймал его взгляд, не отпустил:

— Я такой же, как ты.

В глазах Ивана блеснуло удивление. Недоверчиво погасло. Взгляд стал враждебным:

— Мужик — как я? Свисти тоже… барин.

Бурмин сунул к его ноздрям запястье:

— Сам гляди.

Иван, не отводя глаз, всё же наклонил лицо. Бурмин ощутил, как по коже запястья движутся тёплые струйки воздуха. Вдруг дыхание Ивана оборвалось. Удар в грудь застал Бурмина врасплох. Иван отполз спиной, бешено суча ногами и руками.

— Ы… ы… — только и вырывалось из глотки. Глаза остекленели.

Бурмин бросился за ним. Тот перевернулся, вскочил. Бурмин успел схватить его за лодыжки. Иван полетел лицом в пол. От удара на миг окоченел, а потом стал извиваться, пытаясь высвободить хоть одну ногу и лягнуть Бурмина в лицо. В углах рта вскипала пена. Глаза чуть не вылезали из орбит.

— Иван! — пытался докричаться сквозь его ужас Бурмин. — Иван! Это я. Я то же, что ты!

— Ты! Ты! Ты не то! — Иван затрясся в судорогах.

Бурмин схватил его за грудки. Отвесил оплеуху, заорал в лицо:

— Иван!

Безумные от ужаса глаза встретились с его, взгляд Ивана прояснился, но был полон ужаса:

— Ты не то! Не то.

— Что я?

— Ты — другое!

Дурное чувство охватило Бурмина — он видел, что Иван не лгал, он был напуган больше, чем в лесу. Бурмина он боялся больше, чем стаи волкодавов. Опять стал завывать: «Ы-ы-ы». Бурмин встряхнул его:

— Что ж я, по-твоему?

— Не знаю что.

Бурмин, опешив, разжал хватку. Иван вскочил, метнулся в одну сторону, опрокинул стул. Бросился в другую — въехал в стол. Как убедить его, что он среди своих? Что здесь — помогут?

— Клим! — крикнул Бурмин, отчаявшись. — Детей!

Иван ослеп и оглох от ужаса, натыкался на мебель. Ударился плечом в дверь. На запоре. Начал биться в неё всем телом.

В проёме двери напротив показался Клим.

— Папаня! — зазвенело.

Грохот оборвался. Иван обмер, где был. Резко обернулся.

«Боже, он что — не рад?» — не понял его странную гримасу Бурмин. Иван побелел так, что виски казались серыми.

— Папанюшка! — Все трое детей, не помня себя от радости, бросились к отцу. Короткие ножки младшего не поспевали за братом и сестрой.

Первым достиг цели старший мальчик. Обхватил отца за ногу. Прижался щекой, всем телом.

Иван застыл, обмяк. Сполз по двери. Старший тут же припал к его груди. Потом девочка. Последним впечатал тельце малыш.

— Папаня… Милый…

Маленькие руки гладили Ивана по лицу. Крошечные, как лепестки, губы целовали.

Руки Ивана поднялись, погладили детей. Но сам он глядел на Бурмина так, точно тонул. Тонул, и некому было спасти. «Он что же — не рад? — недоумевал Бурмин. — Но… почему?»

— Иван, — шагнул к ним.

— Папаня! — удивлённо вскрикнула девочка, когда Иван завалился на пол.

Глаза его закатились, видны были только белые лунки. Изо рта повисла нить слюны. По телу Ивана прошла судорога. Другая.