Поиски счастья - Николай Максимов

В их байдаре лежали лахтак и нерпа.

— «Все равно заберу Энмину», — сказал мне Ранаургин. А я ответил: «Убью». Кочак говорит: «Ты нарушил правила жизни». Теперь всегда Энмина со мной, — закончил Пеляйме и задумался.

— Молодец, Пеляйме! Правильно поступил, — одобрил Василий, выслушав его рассказ.

Женщины молчали, а мужчины все говорили. Иногда, правда, Василий вставлял какое-либо английское слово, но тогда Пеляйме хмурил лоб, слегка поворачивал голову, и Устюгов повторял это слово уже на понятном другу языке — чукотском или русском.

А берег все приближался. И там, в Уэноме, уже знали новость.

Кочак хмурился. Не нравилось ему, что Пеляйме водится с этим таньгом. Уж не таньг ли виноват, что Ранаургин, сын его, остался без жены, а Пеляйме и Энмина нарушили правила жизни?

Ранаургин ходил злой. Он вспомнил, как Устюгов помешал ему унести Энмину в свой шатер.

Бот и байдары еще не причалили, а в пологе шамана уже слышались удары бубна.

— А где Ройс? — вопомнил Василий. «Как-то живется бедняге?» — подумал он.

— Ко-о. В Энурмино, однако, — ответил кто-то из уэномцев.

Глава 27

В БУХТЕ СТРОГОЙ

Все лето у берегов Чукотки сновали «Морской волк», «Китти», «Бобер» и множество других шхун. Русский торговый пароход подошел лишь в сентябре.

Опасаясь неприятностей с властями, капитан наотрез отказался взять на борт беспаспортную семью русского американца. Он посоветовал Василию отправиться за разрешением в бухту Строгую, где находился чукотский уездный начальник — барон Клейст, подготавливая перенесение туда своей постоянной резиденции из Славянска.

В закрытой бухте среди гор стояли шхуна уездного начальника и «Морской волк», знакомый Василию еще по Аляске.

Через несколько дней Устюгов поднимался на крыльцо дома, где временно поместился барон.

В приемной сидело на лавках несколько человек. Один из них — в черной косоворотке — обратил на себя внимание Устюгова своим быстрым и пытливым взглядом, которым он, казалось, хотел проникнуть в самые мысли Василия.

Василий поздоровался и присел на край скамьи. Он был прямо с дороги: в руках винчестер, за спиной котомка.

Из кабинета важно вышел высокий худосочный чиновник в зеленом мундире с металлическими пуговицами, неся под мышкой папку. Он оглядел сидящих.

— А ты что? Вызван? Фамилия?

Устюгов назвал себя, рассказал, кто он и зачем явился.

— Барон занят, — секретарь небрежно отвернулся и сбросил с носа пенсне. Оно блеснуло на солнце и, удержанное шнурочком, повисло на уровне живота.

Человек в черной косоворотке подсел к Василию.

— Будем знакомы, — он протянул руку. — Фельдшер Иван Кочнев.

Секретарь нараспев пробрюзжал из-за своего стола:

— Присутствие — не ярмарка. Его превосходительство терпеть не может… да и мне мешаете.

— Извините, — Иван Лукьянович стал говорить полушепотом.

За дверью слышался восторженный голос «его превосходительства».

— Как это любезно со стороны мистера Роузена! — Барон держал в руках иллюстрированные журналы, которые только что получил от капитана «Морского волка». — Передайте, пожалуйста, мою искреннюю признательность. Право, я теряюсь, чем мне благодарить его за такую заботу и щедрость, — Уездный начальник оглядел стол, где лежали подарки директора: золотой портсигар, блоки сигар, прекрасно изданные книги, А рядом, на полу, стояли круглые картонки с парижскими платьями для жены…

Чернобородый янки улыбался, дымя сигарой с золотым ободком. Он был в высоких сапогах и кожаной куртке, на ремешке висел бинокль.

— Вы, американцы, истинные джентльмены. О, я это высоко ценю! Право, так надоели эти ваши Иваны. Но служба, служба. — Холеное лицо сорокалетнего остзейского немца выразило понимание печальной необходимости.

— Мистер Роузен, — заговорил капитан, — будет рад, узнав, что вы решили перенести свою резиденцию из Славянска сюда.

— Дорогой мой, скука, скука заставляет. Ведь отсюда до Нома — рукой подать!

— Мне поручено передать вам, что акционеры-организаторы избрали вас почетным членом-акционером компании.

— Что вы говорите! — уездный начальник показал в улыбке крупные зубы. — Но чем я заслужил такое расположение?

— И, как почетному члену, вам полагаются акции.

— Да? — немец засопел, заерзал на стуле. Но лицо его быстро приняло прежнее радушное выражение, когда он узнал, что за пачку акций, которые достал из кожаных штанов янки, ему платить вовсе не нужно. — Да, кстати, запишите себе, будьте любезны, — изящно продолжал он разговор. — Мне хотелось бы иметь сочинения Спенсера, Броунинга и, знаете, как ни странно, Толстого в английском переводе, — Он знал английский лучше русского.

Убедившись в полном расположении к нему уездного начальника, чернобородый наконец коснулся главного поручения директора компании:

— Мистер Клейст, Эдвард Гарриман и все организаторы синдиката крайне обеспокоены затяжкой вопроса о концессии Транс-Аляска…

— Майн готт! — воскликнул барон. — Ведь я едва не забыл. Ну, как же! Я выполнил просьбу мистера Роузена. Перед самым отъездом сюда мною получено письмо из Петербурга. Передайте, пожалуйста, что… — Клейст секунду о чем-то подумал, потом спросил: — Вы когда отплываете?

— Спешу. Чукчи говорят, что близко льды.

— Да, да, конечно! Вот что! Знаете… Я сам напишу мистеру Роузену: вы не запомните все так, как это нужно. Да, да, так, как это нужно, — повторил он. — Только чем же займетесь в это время вы? Ну, хотя бы «Нивой», что ли, там иллюстрации.

— О-кэй, мистер Клейст, о-кэй! Не беспокойтесь обо мне, — и капитан «Морского волка» отошел к другому столу.

Уездный начальник писал по-английски:

Всего несколько дней назад мною получено из столицы радостное для края известие, и я спешу поделиться им с Вами. Я в восторге от настойчивости достопочтенных организаторов синдиката, направленной на прогресс человечества. Цивилизованный мир не забудет их неустанных трудов. Только такие деловые люди, как вы, американцы, могли найти в себе достаточно терпения годами не отступаться от начатого дела, получив трижды отказ от моих соотечественников. Я также счастлив, что и мои бдения о судьбе этого дикого края не напрасны. Министр двора барон Фредерикс пишет мне, что он поддержал ходатайство синдиката о ТрансАляска-Сибирской железной дороге перед государем и государь император высочайше повелеть соизволил ходатайство о концессии передать министру финансов для безотлагательного представления на рассмотрение совета министров. При этом государю императору благоугодно было повелеть, чтобы рассмотрение этого дела в совете министров происходило при участии августейшего председателя совета государственной обороны великого князя Николая Николаевича, который, как Вам известно, всецело нас поддерживает.