Костотряс - Чери Прист

У Зика никак не получалось успокоиться. С тех пор как он очутился за стеной, в его жизни стало слишком много неразберихи и страха. Он и так подозревал, что ему угрожает опасность. А теперь еще этот человек оскорбляет его мать. Это было чересчур.

Настолько чересчур, что почти уже не играло роли, действительно ли доктор отец ему или нет. Зик и сам не знал, почему ему не верилось в слова Миннерихта. И тут в его памяти всплыли прощальные слова принцессы.

«Как бы он тебя ни уверял, что бы ни говорил, он здесь чужак и вовсе не тот, за кого выдает себя. Правды он тебе никогда не скажет, потому что ему выгодно лгать».

Но что, если он не лгал?

Что, если лгала Анжелина? Ведь сама она, хоть и расписала Миннерихта как монстра, которого боится весь мир, превосходно ладила с воздушными пиратами.

— Я принес тебе кое-какие вещи, — вымолвил доктор и показал ему матерчатую сумку — то ли чтобы отвлечь от внутренней борьбы, то ли просто на прощание. — Через час ужинаем. Яо-цзу зайдет за тобой и отведет ко мне. Вот там-то и поговорим обо всем, чего твоя душа желает. Я отвечу на твои вопросы — уверен, их накопилось немало. Я расскажу тебе все, что тебе хотелось бы знать, ибо, в отличие от твоей матери, я не держу ни от кого тайн — ни от тебя, ни от других. — Сделав шажок к двери, он добавил: — Возможно, тебе лучше оставаться в этой комнате. Если ты заметил, дверь запирается изнутри. Наверху у нас небольшая проблема. Судя по всему, у нашего оборонного периметра скапливаются трухляки.

— А это плохо?

— Конечно же плохо, но не ужасно. Шансов прорваться в здание у них практически никаких. И все же осторожность никогда не помешает.

С этими словами он вышел из комнаты. И снова Зик не услышал щелканья замка. Действительно, дверь можно было запереть изнутри на засов. Но опять-таки у него отняли маску. Далеко ли здесь уйдешь без нее?

— Не особо, — тоскливо заключил он вслух.

И тут же подумал, что за ним могли подсматривать или подслушивать. Захлопнув от греха подальше рот, мальчик направился к сумке с одеждой. Доктор оставил ее возле умывальника вместе с чашей чистой воды.

Не заботясь, как он при этом выглядит, и демонстрируя чудовищную невоспитанность, Зик приник к фарфоровой емкости и пил, пока не осушил полностью. Его поразило, насколько же ему хотелось пить и есть. Все остальное его тоже поражало — дирижабли, крушение, вокзал, доктор, — но он не знал, что из этого принимать на веру. А вот желудок… Ему можно было доверять. И желудок заявлял, что тоскует без пищи несколько дней.

Но сколько же? Сколько времени прошло? Он даже успел два раза поспать: в подвале башни, под обломками, и вот теперь здесь, на вокзале.

Зик подумал о матери. И о том, как чудесно все распланировал: быстренько сделать вылазку в город и вернуться домой, пока мать не начала сходить с ума от беспокойства. Он надеялся, что с ней все хорошо. Что она не наделала глупостей, не свихнулась от страха… но его не оставляло ощущение, что надежды эти напрасны.

В сумке мальчик обнаружил стираные брюки, рубашку и носки без единой прорехи. Он стащил с себя измаранные вещи и переоделся в чистые, непривычно ласкавшие кожу. Даже шерстяные носки оказались гладкими и ничуть не колючими. Только ноги чувствовали себя странно в старой обуви. Там, где в прежних носках красовались дырки, ботинки натерли мозоли. Теперь натирать было нечего.

На полочке над умывальником нашлось зеркало. С его помощью Зик изучил ссадину на голове и многочисленные синяки, которых так просто было не разглядеть.

Из-за зеркала на него глядел чумазый подросток, но все же не такой чумазый, как всегда. Ему это понравилось. Одежда хорошо смотрелась на нем, и даже толстая повязка на руке не портила впечатления.

Яо-цзу беззвучно отворил дверь. Зик чуть не выронил зеркало, когда заметил в уголке искаженное отражение китайца.

— Могли бы и постучать, — произнес он, обернувшись.

— Доктор пожелал, чтобы ты составил ему компанию за ужином. Он полагает, ты мог проголодаться.

— Ну еще бы не полагал! — сказал Зик… и почувствовал себя очень глупо. В уютном убранстве комнаты, в опрятной новой одежде ему отчего-то хотелось лучше себя вести, чище выглядеть и чище разговаривать. Но взять и в один миг измениться он не мог, так что невинно добавил: — Что будем есть?

— Если не ошибаюсь, жареную курицу. Возможно, с картофелем или лапшой.

У Зика потекли слюнки. Он уже и не помнил, когда в последний раз видел жареную курицу, не то что ел.

— Ведите, я за вами! — объявил мальчик с искренним воодушевлением, в котором разом потонули все страхи, копошившиеся на задворках его разума.

Вслед за китайцем он вышел в коридор, и увещевания Анжелины вместе с его личными тревогами сами собой забылись.

За очередной дверью без засовов, украшенной по углам резными фигурами драконов, их встретила комната, похожая на гостиную, только без окон. За ней находилась столовая, достойная какого-нибудь замка.

На всю длину помещения вытянулся узкий стол, накрытый хрустящей белой скатертью; вдоль него были равномерно расставлены стулья с высокими спинками. Сервировка была на двоих. Места располагались не друг напротив дружки — иначе товарища по трапезе было бы просто не разглядеть, — а рядышком, во главе стола.

Его уже поджидали. Доктор шептался о чем-то с причудливо одетым чернокожим мужчиной с бельмом на левом глазу, но Зик не расслышал, о чем шла речь. Наконец беседа закончилась, Миннерихт отпустил своего подручного и повернулся к Зику:

— Наверное, ты умираешь с голоду. Во всяком случае, вид у тебя истощенный.

— Угу, — буркнул Зик, плюхнувшись на стул.

Почему к ним не присоединился Яо-цзу, его совершенно не заботило. Его не волновало даже, что за тип сидит с ним рядом, — родной отец, прикрывшийся выдуманным именем, или какой-то самозванец. А волновала его одна-единственная вещь — разделанная птичья тушка под золотистой корочкой, истекавшая соком у него на тарелке.

Возле тарелки лежала тканевая салфетка, сложенная в форме лебедя. Не удостоив ее вниманием, мальчик потянулся за куриной ножкой.

Сам доктор вооружился вилкой, но осуждать застольные манеры Зика не стал.

— Матери стоило лучше тебя кормить. Понимаю, на Окраине сейчас непросто живется, но все же. Растущему мальчику необходимо хорошо питаться.

— Да кормит она меня, — отозвался тот, набив рот мясом.

И внезапно что-то в словах доктора смутило его, тонкой птичьей косточкой застряло в зубах. Он хотел попросить разъяснений, как Миннерихт проделал одну необычайную вещь.

Он снял маску.