Костотряс - Чери Прист

Он перекатился на спину и удивленно моргнул.

На стуле у фальшивого окна сидел, сложив руки, мужчина в чудовищного вида противогазе и похлопывал себя по колену. На нем был роскошный красный халат, в котором мог бы щеголять какой-нибудь заморский король, начищенные черные сапоги и перчатки.

— Сэр? — с трудом выдавил Зик.

— Сэр. Ты назвал меня «сэр». Тебе знакомы элементарные манеры. Значит, внешность твоя обманывает. По-моему, это хороший признак.

Он еще разок моргнул, но странное видение никуда не исчезло — человек на стуле даже не шевельнулся.

— Признак чего?

— Того, что порода бывает иногда сильнее воспитания. Нет, — сказал мужчина, когда Зик попытался сесть. — Не вставай. Раз уж ты проснулся, я сейчас осмотрю раны у тебе на голове и ладони. Не хотел тревожить твой сон. — Он показал на свою маску. — Я знаю, как она выглядит со стороны.

— Тогда почему не снимете? Я ведь тут спокойно дышу.

— Я бы тоже мог, если бы захотел. — Он пересел со стула на край кровати. — Сойдемся на том, что у меня есть причины не снимать ее.

— У вас там что, шрамы?

— Повторяю, у меня есть причины. Не двигайся. — Прижав ладонь ко лбу мальчика, незнакомец другой рукой отодвинул слипшуюся прядь волос. Перчатки до того плотно прилегали к его коже и были такими теплыми, что на их месте могли бы быть голые пальцы. — Как ты получил ее?

— Вы доктор Миннерихт? — спросил он, не удосужившись ответить.

— Да, я доктор Миннерихт, — проронил мужчина, не меняя тона ни на йоту. Он прощупал пару мест, понажимал тут и там. — По крайней мере так меня здесь называют с некоторых пор. Надо бы наложить тебе швы, но полагаю, выживешь ты и без них. С момента получения травмы прошло слишком много времени, в рану набились волосы, но пока что она не кровоточит и не грозит воспалением. Тем не менее надо будет за ней посматривать. Теперь давай руку.

Если Зик и услышал что-то после слова «да», то никак не прореагировал.

— Яо-цзу сказал, вы знали моего отца.

Пытливые руки оставили его, и доктор сел прямо.

— В самом деле? Именно в таких выражениях?

Зик наморщил лоб, пытаясь вспомнить точные слова китайца. Нахмуренные брови потянули за собой пострадавшую кожу на макушке, заставив его вздрогнуть.

— Не помню. Что-то вроде того. Короче, он обещал, что вы сможете рассказать мне об отце.

— О да, это я могу, — кивнул доктор. — И все же… Что тебе рассказывала мать?

— Да не особенно много.

Зик со скрипом принял сидячее положение и чуть не ахнул, увидев доктора с нового угла. Он мог бы поклясться, что у лица в маске не было глаз: на месте зрачков ярко горели два синих огонька.

На миг они вспыхнули еще ярче, затем потускнели. Мальчик понятия не имел, как это понимать. Тем временем доктор взял его руку и принялся оборачивать тонкой легкой материей.

— Немного. Понимаю. Будет ли ошибкой предположить, что она вообще ничего тебе не рассказывала? И прав ли я буду, предположив, что немногие крупицы знания ты почерпнул из истории, а также из разговоров школьных товарищей и сплетен, гуляющих среди мужчин и женщин Окраины?

— Примерно так.

— Тогда ты не знаешь и половины. Даже толики не знаешь. — Огоньки замерцали, словно доктор моргал, и речь его полилась медленнее, спокойнее: — Они свалили на него неудачу с Костотрясом лишь из-за своего невежества, понимаешь? Они поставили ему в вину Гниль, ибо ничего не смыслят в геологии и других науках, в происходящих под земной корой явлениях. Им невдомек, что он всего-то хотел основать новую отрасль — разбавить чем-то лесную промышленность, кровавую и грязную забаву. Он мечтал ввести этот город и его жителей в новую эпоху. Только вот сами жители… — Миннерихт сделал паузу, чтобы перевести дыхание, и Зик тихонечко отполз подальше от него, вжавшись в подушки. — Они не представляют, как протекает исследовательский процесс, и не понимают, что здание успеха возводится на костях провалов.

Дальше пятиться было некуда, так что Зик решил отвлечь его какой-нибудь ерундой:

— То есть вы неплохо его знали?

Миннерихт встал и, скрестив руки, начал неторопливо прохаживаться между кроватью и умывальником.

— Это все твоя мать, — проговорил он, как бы переводя разговор на другую тему.

Однако продолжения не последовало, а злоба в его голосе вызвала у Зика дурноту.

— Наверное, она там вся испереживалась из-за меня.

Доктор встал спиной к нему.

— Надеюсь, тебя не сильно обидит, что мне плевать. Пускай себе побеспокоится — слишком много натворила. Тебя спрятала, а меня бросила одного в этих стенах, как будто я не дворец для нее выстроил, а тюрьму.

Зик оцепенел. Он и так сидел неподвижно и не видел для себя иного выхода, кроме как вконец закаменеть. Сердце выбивало о ребра тревожную дробь, в горле с каждой секундой все нарастал и нарастал комок.

Доктор — как его стали называть с некоторых пор — дал мальчику осмыслить услышанное и лишь тогда обернулся, эффектно взмахнув накидкой:

— Пойми, мне пришлось сделать выбор. Кое-чем пришлось поступиться. Оказавшись перед лицом этих людей, перед лицом их лишений и бедствий — в которых не было моей вины, — я был вынужден залечь на дно, чтобы хоть как-то восстановить силы. После случившегося, — продолжил он, чеканным голосом выводя симфонию невзгод, — я не мог так вот просто вернуться и заявить о своей невиновности. Я не мог восстать из праха и провозгласить, что не сделал ничего плохого и никому не причинил вреда. Кто бы стал меня слушать? Кто бы поверил моим словам? Надо признать, молодой человек, я и сам бы себе не поверил.

— Вы хотите сказать, что вы… вы…

Ровное течение монолога нарушилось. Бесцветным тоном Миннерихт произнес:

— Ты мальчик неглупый. А если и нет, то должен был вырасти таким. Но и здесь я до конца не уверен. Твоя мать… — Слово вновь прозвучало в его устах ядом. — Увы, я не могу поручиться за ее вклад.

— Эй, — возмутился Зик, разом позабыв все советы Анжелины, — не смейте так говорить о ней. Она работает не покладая рук, и ей очень тяжко приходится из-за… из-за вас, а как же иначе. Она мне сказала пару дней назад, что на Окраине ее никогда не простят из-за вас.

— Что ж, если горожане не могут ее простить, то с чего должен прощать я? — спросил доктор Миннерихт. Однако, встретив неповиновение со стороны подопечного, добавил: — Тогда случилось много всего. Я и не ожидал, что ты все поймешь. Но давай пока оставим эту тему. Обсудим ее потом. Ведь я только что обрел сына. Такое событие стоит отпраздновать, не находишь?