Потерявший солнце. Том 1 - FebruaryKr

Несколько десятков человек неумело подстригали кусты, женщины спешно высаживали новые цветы в истоптанную землю. Отлынивающих от работы тоже было немало: за такой толпой не уследишь, а еды всем выдавали поровну, нужно было только успеть при виде гвардейцев сделать измученный вид и встать у ближайшего куста.

Некоторые пренебрегали и этим – патрульные гоняли бесцельно слоняющихся в надежде поживиться. Одного из таких бесполезных бродяг заприметили в самом безлюдном углу: он брел, едва переставляя ноги, и нож для резки веток с сильно изогнутым лезвием готов был выскользнуть из грязных пальцев. Он не выглядел слишком уж шустрым и сильно горбился, и патруль неспешно двинулся в его сторону. Однако некоторое время спустя мужчина словно в воду канул, растворившись среди зарослей и беседок.

Неподалеку находился сильно разрушенный пожаром и нападением Восточный дворец, закрытый на время восстановления. Тем не менее там осталось достаточно дорогих вещей, и двое гвардейцев принялись методично обшаривать каждый укромный закуток. Они молчали, опасаясь спугнуть затаившегося оборванца, поэтому не сразу поняли, что разделились; обернувшись, идущий первым солдат спутника не обнаружил.

Насторожившись, он медленно двинулся в сторону ближайшего патруля, с напряжением прислушиваясь. Вокруг царила тишина, только шорох листвы да далекий, едва слышный гомон остальных работников достигал ушей. Ни подозрительного звука, ни движения в сплошной стене зелени…

Холодок прошелся по ногам будто сквозняком. Вслед за порывом ветра обожгла боль – яркая и оглушающая. Ноги разом подломились, но гвардеец не успел даже рухнуть на землю. Смазанная тень взметнулась снизу и сбоку, и последним, что увидел солдат, были длинные янтарные глаза в обводке потемневших век.

Вокруг деревянного помоста деревьев и кустарника не было: казни собирали множество зрителей, и любые посадки безжалостно вытаптывались. За последний месяц столько людей лишилось здесь жизни, что слуги опасались даже смотреть в эту сторону. Подавить восстание можно только решительными мерами, заливая разгоревшееся пламя реками крови его зачинщиков. Теперь же и вовсе никому дела не было до места казни: с трудом устоявшая столица готовилась к свадьбе императора и возведению его супруги на малый трон. И пусть этот праздник пройдет среди пожарищ, со скрипом пепла на зубах и брызгами крови под ногами, у людей больше не было сил воевать. Одним свадьба казалась насмешкой и плевком в лицо, другим – надеждой вернуться к нормальной жизни, но дел было по горло и у тех и у других.

Месячный траур подходил к концу, и река жизни, пусть и изменившая свое русло, потекла дальше.

В этом безлюдном месте ничей взгляд не побеспокоил высокого человека в истрепанных одеждах. Недвижный, он замер в нескольких шагах от деревянных досок. С небольшого ножа мерно капала кровь, впитываясь в плотно утрамбованный песок.

Он знал, куда направлялся. С той самой секунды, как вошел в город, с того проклятого мига, когда услышал о казни. Никаких других путей у него больше не было – разом растаяли в тумане, только тонкая нитка обвила сердце, сдавила до крови и потащила сюда, в место последнего прощания. Сколько людей глазело на эту смерть? Сколько лиц смеялись, удерживали маску безразличия, обдумывали ужин или последние сплетни?

О чем ты думал в свои последние минуты? Ненавидел ли ты меня? Я надеюсь, что ненавидел.

Короткий шаг вперед. Под грязными подошвами захрустели сухие ветки и едва слышно скрипнул песок.

Юкай коснулся нагретого солнцем дерева. Доски шершавые, но на них давно нет заноз и неровностей.

Сколькие из тех, кого ты считал своими друзьями, наблюдали здесь за твоей гибелью?

Поднявшись по лестнице, Юкай сел на помост. Древесина щедро делилась успокаивающим теплом, и юноша лег на спину, широко раскинув руки.

Где-то здесь.

Где-то здесь стекала кровь.

Каждой мыслью, каждым видением Юкай забивал в собственную душу гвозди, прибивая ее к позорному столбу и почти наслаждаясь безмолвным криком.

Жизнь неопределенна, и невозможно заранее знать, сколько страданий принесет тебе судьба; смерть же не несет в себе боли. Она окончательна, огромна и в то же время так мала, что может пройти незамеченной. Смерть становится оборванной дорогой, каплей туши в конце страницы, но только не для того, кто остался жить.

Если бы в сердце нашлось немного места, то Юкай бы позавидовал Ши Мину. Ши Мин наверняка боялся смерти, но снова и снова на одну чашу весов складывал свою жизнь и страхи, а на другую – жизнь Юкая. Почему первая чаша ни разу не перевесила? Он знал, чем все это закончится, и предупреждал, но все-таки не смог отвернуться. Ши Мин был бесконечно прав, и теперь его нет – остались воспоминания да груз, рухнувший на плечи Юкая; груз, который не снять уже никогда. Неужели наставник уже тогда понимал, что все, что ждет их в будущем, – вот такая уродливая алая точка, за которой больше не будет ничего? Непомерная цена уплачена.

Если бы в сердце оставалось чуть больше места между болью и ненавистью к себе, то там уместилось бы немного смелости. Немного – ровно столько, сколько нужно на один удар. Один удар, который закончил бы все прямо здесь. И не придется собирать куски разбитой жизни, складывая острыми изломами и ежедневно осознавая, что самой главной части уже нет. Складывать и наблюдать, как вся эта груда осколков, больше ничем не скрепленных, будет со звоном рассыпаться снова и снова, дробясь в сверкающую пыль.

Он так боялся ненароком обидеть, навредить, напугать, но больше переживать не о чем. Чьими бы руками ни был нанесен удар, одного не изменить – Ши Мин годами растил и оберегал свою собственную кару, свою личную смерть.

В узор судьбы закралась ошибка – нить была слишком затянута или, может, завязалась узелком, и вся жизнь пошла волнами. Стянулась, сошлась в одной точке, которой стал Ши Мин. Только вот ткани с изъяном никогда не стать ровной и гладкой, и теперь она расползалась уродливыми дырами вокруг вырванного куска с окровавленными краями.

Так и изуродованной душе уже не стать такой, какой она была задумана богами.

Зачем винить судьбу, если ослепленный, запутавшийся Юкай сам уничтожил самого дорогого человека? Сколько ненависти скопилось в Цзыяне, раз он позабыл всю помощь и добро, отплатив казнью, и разве не сам Юкай снова и снова подкладывал хворост в этот костер наивными обвинениями, своим страхом?

Зачем обвинять кого-то еще, если можно покарать предателя и убийцу прямо сейчас одним взмахом руки? Пусть нож уже затупился, но так будет даже лучше: можно будет прочувствовать, как утекает жизнь.

Ши Мин все еще должен быть здесь. Раньше Юкаю приходилось