Пламенем испепеленные сердца - Гиви Карбелашвили

Елисей проводил посланцев русской церкви. За ним последовал и дьякон.

На следующий день католикос принял четверых русских священников. Из грузин на этой встрече присутствовал только батюшка Елисей.

— Я доложил о вашем прибытии царице Мариам, которая в силу различных обстоятельств во дворец нас пригласить не может, приносит свои извинения. В Тбилиси много вражеских глаз и ушей. Царица пожелала явиться к нам сюда, чтобы приветствовать вас и побеседовать с вами.

Не успел католикос договорить, как в келью ступила сама царица Мариам, поразившая гостей красотой и благочестивым видом. Почтительно склонились перед повелительницей хозяева и гости.

Мариам скромно села в предложенное Елисеем кресло и торопливо приступила к делу:

— Католикос, должно быть, рассказал вам, что происходит в Тбилиси и при дворе. Простите, что не смогла оказать вам достойного приема, но мы не свободны в своих действиях! Даже царь не знает о моем приходе сюда, — мягко улыбнулась Мариам. — Но это ничего, — если и узнает — простит… христианку, выполнившую свой долг. Прошу прощения за скромные дары, вы достойны большего в ответ на ваши милости. Мой скромный дар католикос передаст вам перед отъездом.

— Мы доложим о твоей преданности Христу святейшему патриарху всея Руси Никону и будем молиться в московском соборе о возвышении твоего духа.

Мариам поблагодарила гостей едва заметным кивком и продолжала смиренно:

— Правда, мой супруг — мусульманин, но он был и остается грузином… Я не спрашивала его… Но говорю от себя — если московский государь пожелает вступить в Грузию, повторяю, это мое мнение, только мое, царь Ростом, мой супруг, не будет умышлять против него зла… Теймураз, кахетинский царь, который сейчас находится в Имерети, очень притеснен кизилбашами… Сыновей его убили, мать, царицу Кетеван, казнили, ныне она объявлена святой всей православной церкви…

— Вечный покой ее душе! — воскликнул католикос, еще раз восхищенный великодушием и набожностью царицы.

— Аминь! — заключили единогласно все присутствующие.

Мариам, воздев руки, продолжала:

— Да услышит нас отец небесный, дарующий благо! Пусть дни жизни, отнятые у блаженной мученицы и ее внуков, удлинят жизнь юного Ираклия, дабы он мог объединить Грузию нашу христианскую!

— Аминь! — снова произнесли остальные.

— Передайте русской царице Марии — моей тезке — мою нижайшую просьбу: пусть не жалеет она любви и ласки для осиротевшего царевича… Я же буду горячо молиться за царицу и ее детей. Передайте патриарху Никону просьбу бездетной матери: пусть молится и заботится о грузинском царевиче, пусть и меня считает матерью наследника престола вместе с его матушкой, по справедливости достойно принятою Московским двором.

Мы хорошо знаем, что Исфаган до сих пор не может пережить отъезд царевича в Россию, ибо с его отъездом кизилбаши лишились еще одной возможности свести с пути Христа Грузию. Поэтому молю я всех русских: будьте братьями для грузин и берегите царевича — как драгоценную икону в алтаре братства Грузии с Россией.

Мариам извлекла из-за выреза платья свиток и передала его Арсению Суханову.

Грамота была нарочно не запечатана, чтобы русские могли ее прочесть.

— Это послание к Хосров-хану отправляет царь Ростом. Вы беспрепятственно доберетесь до первых русских крепостей, а там уже сами проторите путь к своей родной Москве.

Ростом писал Хосров-хану, что податели сего письма — враги Теймураза и сторонники шахиншаха, поэтому он просил пропустить их незамедлительно как друзей Исфагана.

…Русских с почестями проводили до крепости Терки. Письмо Ростома отправили в Исфаган — таковы были волчьи повадки всех шахов.

Ростом это знал хорошо, потому-то ответ был у него наготове.

Прошли еще годы, миновало время…

В историю Грузии слезами и кровью были вписаны еще несколько страниц.

Не будем говорить о проклятиях, но если бы христианские молитвы и благословения имели силу, то разве были бы замучены кизилбашами царица Кетеван, Леван и Александр, разве был бы убит Датуна — душа кахетинцев, надежда тушинов, пшавов и хевсуров, отрада ингилойцев, разве пришлось бы царю Теймуразу искать убежище в Имерети?!

Не будем говорить о проклятиях, но человеческое добро и благо все-таки делают свое дело, пусть небольшое, а злу все же кладут предел, каждому воздают по заслугам. Так и вера в добро была вознаграждена, неверие наказано. Судьба того пожелала, и на чашу весов брошены были деяния Левана Дадиани.

Случилось ожидаемое, но представить его трудно, страшно, свершился суд, которым были наказаны и виновные и невиновные.

Неизлечимый недуг сразил единственного сына правителя Одиши, три дня юноша горел словно в огне, три дня мучился, пока не испепелилась единственная надежда отчаявшегося отца.

Онемел Дадиани, семь дней оплакивал сына. На восьмой день пал на труп его и захрипел, словно бык, запряженный в тяжело груженную арбу… Потом, собрав последние силы, князь поднялся, снял со стены лахти и безжалостно, изо всех сил ударил себя по голове; правитель Одиши замертво упал на своего непогребенного сына, без причастия и покаяния.

Александр, в первый же день прослышав о несчастье, постигшем Дадиани, ждал, когда тот похоронит сына, но, узнав, что за одной смертью последовала другая, медлить не стал, не спросясь у Теймураза, находившегося в Раче, напал на Одиши с войском, которое держал наготове. Горя жаждой мщения за брата и отца, Александр разорил владения усопших, уничтожил верных слуг и азнауров Левана, всех истребил, кто был участником или свидетелем набега Дадиани на Имерети, мучений Георгия и Мамуки, вернул все, что было отобрано и похищено из Кутаисского дворца, а заодно и много его богатств увез тяжело груженными караванами. Знатных женщин, овдовевших или оставшихся без хозяина, как наложниц раздарил прибывшим вместе с ним тавадам и азнаурам.

Дареджан поспешила к мужу, стоявшему лагерем во владениях Дадиани, говорила с ним резко, поступка его не одобрила, горячо убеждала, призвала на помощь женское тепло и сердечные слова. Остановись, упрашивала, удовлетворись тем, что уже совершил, негоже жестокостью отвечать на жестокость.

Успокоился Александр — Дареджан, предварительно наслушавшись благих наставлений отца, сумела умиротворить мужа.

Царь Имерети велел похоронить отца и сына, как повелевает христианский обычай. Мегрелию своими владениями не объявлял, Вамеха Дадиани посадил правителем.

Дареджан уговорила мужа позволить Мариам, не допущенной на погребение, оплакать брата и племянника.

И большего добилась имеретинская царица: все фамильные драгоценности, без единой потери, вернула возвращавшейся в Тбилиси Мариам.

Срочно прибывший из Рачи Теймураз сказал Александру:

— Ни шах, ни Ростом не простят нам захвата верной им Мегрелии.

— Я не захватывал Мегрелии! — сказал Александр.

— Это так, но силой ты взял верх над верным слугой шаха.

— Слуга шаха сам покончил с собой.

— Это известно тебе и мне, а в глазах народа ты вышел победителем в этом поединке.

Александр нахмурился, потом взглянул на тестя и спросил:

— Что ты задумал, в чем выход из создавшегося положения?

— Я должен прибегнуть к последнему средству. Должен ехать к московскому государю, чтобы он помог мне вернуть Картли и Кахети.

— Дальше что?

— Дальше, может, бог нам поможет…

— Ростом не пропустит тебя.

— Я написал в Москву, прошу, чтобы меня встречали в крепости Терки. До Терки как-нибудь доберусь, а оттуда до Астрахани меня проводят; русские войска.

Александру не понравилось, что Теймураз без его ведома отправил письмо в Москву, но он смолчал.

Теймураз понял недовольство зятя.

— Это письмо я написал, когда ты был в Зварети на охоте. Спешно передал его с купцами, ехавшими из Турции в Москву, да и позабыл тебе сказать о том.

Понял Александр, что Теймураз, говоря об охоте, намекал на поход в Одиши, который Александр готовил втайне от всех… в том числе и от Теймураза… Понял, что Теймураз догадывался о его планах. Понял свою ошибку царь Имерети и предпочел промолчать, ибо знал и не раз слышал от Теймураза, что даже между отцом и сыном случаются и обиды, и распри — без этого не обходится, таковы законы человеческих отношений.

Встревоженный опасностью, грозившей зятю, Теймураз отобрал верных тушинов, пшавов, хевсуров и рачинцев.

Тайными тропами добрался он до крепости Терки, где воеводы ждали его с хорошо вооруженной свитой.

Спешил Теймураз, болело сердце при мысли, что может лишиться последней надежды.

Предчувствие не обмануло воина, закаленного в борьбе с кизилбашами…

Ратники Ростома явились в Мегрелию защищать интересы Липарита Дадиани. Не замедлил объявить карательный поход против разорившего Одиши Александра и ахалцихский паша, явившийся через Зекарский перевал. Не мешкал и наспех перебравшийся через Риони Кайхосро Гуриели вместе с подстрекаемыми Ростомом князьями Месхети, тут же оказались и враждебно настроенные против Имеретинского двора князья Чиладзе и Микеладзе.