Север и Юг - Элизабет Гаскелл

В тот же самый апрельский вечер мистера Хейла тоже не отпускали тревожные мысли о Маргарет. Встречи со старыми друзьями и знакомыми местами утомили его. Он преувеличивал, полагая, что из-за его переменившихся убеждений друзья отвергнут его. И хотя некоторые из них, возможно, были потрясены, огорчены или возмущены переменами в нем, но стоило им увидеть человека, когда-то любимого ими, как они забывали о его убеждениях или вспоминали о них только для того, чтобы вести себя с ним особенно деликатно и предупредительно. Мистер Хейл был знаком не со всеми — он принадлежал к одному из небольших колледжей и всегда был стеснительным и замкнутым. Но те, кто в молодости смог оценить утонченность мыслей и чувств, скрытых за его молчаливостью и нерешительностью, полюбили его всем сердцем и относились к нему с какой-то бережной нежностью, с какой относились бы к женщине. Возрождение этой любви после стольких лет и перемен потрясло его больше, чем проявление грубости или выражение неодобрения.

— Боюсь, мы переусердствовали, — сказал мистер Белл. — Сейчас вы страдаете оттого, что слишком долго дышали милтонским воздухом.

— Я устал, — ответил мистер Хейл. — Но не из-за милтонского климата. Мне уже пятьдесят пять, и этот сам по себе незначительный факт объясняет потерю сил.

— Чепуха! Мне уже хорошо за шестьдесят, а я не ощущаю потери сил, ни физических, ни душевных. Не говорите так. Пятьдесят пять! Вы еще достаточно молоды.

Мистер Хейл покачал головой:

— Эти последние несколько лет! — Минуту помолчав, он приподнялся в роскошном кресле мистера Белла и произнес с трепетной серьезностью. — Белл! Вы не должны думать, что если бы я смог предвидеть все, что последует из-за перемены убеждений и моего отказа от должности… нет! Даже если бы я знал, как она будет страдать… я бы не отказался от этого… поступка, я все равно открыто признал бы, что я больше не разделяю догматы Церкви, в которой я был священником. Если бы я даже смог предвидеть эту жесточайшую муку, знать, что обрекаю на страдания ту, которую любил, я бы сделал то же самое и открыто оставил Церковь. Я мог бы поступить иначе, действовать более мудро, заботясь о своей семье. Но я не думаю, что Бог наделил меня сверх меры силой или мудростью, — добавил он, снова погружаясь в кресло.

Мистер Белл нарочито высморкался, прежде чем ответить. Затем он сказал:

— Он дал вам силу поступить так, как подсказывала ваша совесть. И я не считаю, что мы нуждаемся в более высокой и праведной силе или особой мудрости. Я знаю, что во мне мало мудрости, и все же люди называют меня в своих дурацких книжках мудрым человеком, независимой личностью и тому подобное. Сущий дурак, который соблюдает собственный простейший закон, даже если это всего лишь вытирание ботинок о коврик перед дверью, мудрее и сильнее меня. Но люди такие простаки!

Повисло молчание. Мистер Хейл заговорил первым, развивая свою мысль:

— Да, и о Маргарет.

— Так! И о Маргарет. Так что же?

— Если я умру…

— Чепуха!

— Что с ней будет… я часто думаю? Я надеюсь, Ленноксы пригласят ее жить с ними. Я убеждаю себя, что пригласят. Тетя Шоу любила ее по-своему. Но она легко забывает тех, кого нет рядом.

— Очень распространенный недостаток. Что за люди Ленноксы?

— Он — красивый, речистый и приятный человек. Эдит — очаровательная, немного взбалмошная красавица. Маргарет любит ее всем сердцем, а Эдит — ее, насколько она вообще способна любить.

— Так вот, Хейл. Вы знаете, что ваша девочка покорила мое сердце. Я вам уже говорил. Конечно, ваша дочь, моя крестница, заинтересовала меня задолго до нашей последней встречи. Но когда я навестил вас в Милтоне, я стал ее рабом. Я, добровольная старая жертва, последовал за колесницей победителя. Действительно, она выглядит так величественно и невозмутимо, как тот, кто боролся или все еще борется, но все же безоговорочно побеждает. Да, несмотря на все, что ей пришлось пережить, таким был ее взгляд. И поэтому все, чем я владею, в ее распоряжении, если ей понадобится, и, когда я умру, перейдет к ней, захочет она того или нет. Более того, я сам буду ее preux chevalier, несмотря на мои шестьдесят лет и подагру. Говоря серьезно, мой старый друг, твоя дочь станет главной заботой в моей жизни, и я помогу ей всем, чем смогу, сделаю все, что подскажет мне моя мудрость. Но вы намного переживете меня. Вы худой, а худые всегда искушают — и всегда надувают смерть! Это такие, как я, — плотные и румяные — уходят первыми.

Если бы мистер Белл мог предсказывать будущее, он бы увидел, что факел уже потушен и ангел с печальным и невозмутимым лицом стоит очень близко и манит его друга. Этой ночью мистер Хейл положил голову на подушку и больше не поднялся. Слуга, который утром вошел к нему в комнату, не получил от него ответа. Он подошел к кровати и увидел прекрасное, спокойное лицо, бледное и похолодевшее, отмеченное несмываемой печатью смерти. Поза умершего была совершенно естественной: не было ни боли, ни борьбы. Сердце, должно быть, перестало биться, пока он спал.

Мистер Белл был потрясен и пришел в себя, только рассердившись на слугу с его неуместными предположениями.

— Провести следствие? Вздор! Не думаешь ли ты, что я отравил его! Доктор Форбс говорит, что это естественная смерть при сердечных заболеваниях. Бедный Хейл! Ты раньше времени износил свое нежное сердце. Бедный друг! Как он говорил о своей… Уоллис, собери для меня саквояж через пять минут. Я принял решение. Собери, я сказал. Я должен отправиться в Милтон ближайшим поездом.

Саквояж был собран, кеб заказан, и мистер Белл прибыл на железнодорожную станцию через двадцать минут. Лондонский поезд подошел с шумом и грохотом, отъехал назад на несколько ярдов, и нетерпеливый проводник поторопил мистера Белла занять место. Он откинулся на сиденье и попытался, закрыв глаза, понять, как живой человек, с которым он еще вчера разговаривал, сегодня оказался мертвым. И вскоре слезы появились на его седеющих ресницах, и, почувствовав их, он открыл глаза с твердой решимостью держать себя в руках. Он не намерен рыдать перед толпой незнакомцев. Кто угодно, только не он!

В вагоне не было толпы незнакомцев, только один человек сидел в другом конце вагона. Мистер Белл пригляделся к нему, чтобы узнать, кто мог стать случайным свидетелем его слабости. И за огромным листом раскрытой «Таймс» он узнал мистера Торнтона.

— Торнтон! Это вы? — спросил он, поспешно пересев к нему поближе.

Он с чувством пожимал руку мистеру Торнтону, пока внезапно не ослабил пожатие, потому что рука ему понадобилась, чтобы утереть слезы. Последний раз мистер Белл видел мистера Торнтона в компании своего друга Хейла.

— Я еду в Милтон по грустному поводу. Собираюсь сообщить дочери Хейла новость о его внезапной смерти!

— Смерти! Мистер Хейл умер?!

— Да. Я твержу себе: «Хейл умер!» — но никак не могу в это поверить. И тем не менее Хейл умер. Прошлой ночью он лег спать вполне здоровым на вид, а сегодня утром, когда мой слуга пришел разбудить его, он был уже мертв.

— Где? Я не понимаю!

— В Оксфорде. Он приехал погостить у меня. Он не был в Оксфорде семнадцать лет… и вот наконец приехал.

Почти четверть часа никто из них не произнес ни слова. Потом мистер Торнтон сказал:

— А как же она?! — и внезапно замолчал.

— Маргарет, вы имеете в виду? Да. Я собираюсь рассказать ей. Бедняжка! Он неотступно думал о ней в свой последний вечер. Боже мой! Только прошлым вечером! И как безмерно далек он сейчас! Но ради него я позабочусь о Маргарет, как о собственной дочери. Я обещал ему прошлым вечером, что буду заботиться о ней ради нее самой. Значит, я позабочусь о ней ради них обоих.

Мистер Торнтон несколько раз тщетно попытался заговорить, прежде чем смог произнести:

— Что с ней будет?

— Ее могут взять к себе два человека. Я — первый. Я бы взял к себе в компаньонки живого дракона, если бы, устроив таким образом личную жизнь, я бы смог счастливо прожить остаток лет рядом с такой дочерью, как Маргарет. Но есть еще и Ленноксы.

— Кто они? — спросил мистер Торнтон с трепетным интересом.

— О, достойные люди из Лондона, которые, похоже, посчитают, что имеют на нее большее право. Капитан Леннокс женат на ее кузине — девушке, с которой она вместе выросла. Смею сказать, они очень хорошие люди. Есть еще ее тетя, миссис Шоу. Здесь, возможно, дорога открыта, если бы я предложил этой достойной даме выйти замуж. Но это было бы a pis aller.[51] И есть еще этот брат!

— Какой брат? Брат ее тети?

— Нет, нет. Талантливый Леннокс — капитан глуповат, как вы, должно быть, понимаете, — молодой адвокат, который не прочь жениться на Маргарет. Я знаю, он влюблен в нее уже лет пять или больше: один из его приятелей мне так сказал. И его удерживает от этого шага только то, что она недостаточно богата. Но теперь это будет улажено.