Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой - Бенгт Янгфельдт

Рабочая нагрузка была непосильной, а события развивались настолько драматично, что Валленберг был вынужден по-другому выстраивать приоритеты. Раньше он еще мог уделять время тому, чтобы пытаться помочь лицам из частных списков Коломана Лауэра и других. Многих из этих людей он взял в штат миссии. Но 8 декабря он объявил Лауэру, что по причине “экстремальных событий”, имевших место в последние дни, он настолько завален работой, что более не имеет возможности заниматься судьбами отдельных людей. Даже передвигаться по Будапешту стало очень опасно, “бандиты бродят по городу, избивают, расстреливают, пытают людей”.

Несмотря на все трудности и неудачи, Валленберг находил свою работу “невероятно интересной”. Вслед за сообщением о шатающихся по городу бандитах он писал: “В общем и целом мы в хорошем настроении и находим радость в борьбе”. В точности такую же формулировку он употребил в письме матери, отосланном с диппочтой в тот же день. Мы узнаем ту же психологическую закономерность – чем серьезнее вызов, тем большее удовольствие Рауль находит в работе.

Раньше он надеялся приехать домой к Рождеству, пишет Рауль матери, но не получится. Поэтому он просит мужа Нины, Гуннара, помочь сдать его квартиру в Стокгольме. Красная армия приближается к Будапешту, грохот русских пушек слышится днем и ночью, и он надеется, что “долгожданный мир уже не так далек”. Планы, однако, строить не приходится, и он не знает, когда приедет домой:

У меня такое чувство, что после окончания [русской] осады вернуться домой будет трудно. Поэтому думаю, что буду в Стокгольме лишь ближе к Пасхе. Однако все это музыка будущего. Никто пока не знает, как будет выглядеть этот приход. Во всяком случае, постараюсь вернуться домой как можно скорее.

Одна из фотографий Рауля Валленберга, сделанная в кабинете на улице Уллёй.

В приложении к письму Рауль посылает две новые фотографии. “Здесь я в кругу моих помощников и сотрудников за своим письменным столом”. В конце – написанный от руки постскриптум по-шведски: “Вероятно, я в любом случае пробуду здесь еще достаточно долго”.

Открытый террор

“Предполагаю, что мне больше не представится оказии написать тебе”, – писал Валленберг Коломану Лауэру 8 декабря. Так и было. Письма матери и Лауэру оказались последними, отправленными им из Будапешта. Почта, в том числе и диппочта, перестала действовать, из-за того что Будапешт был уже почти окружен. Девятого декабря Красная армия прорвала линию немецкой обороны и начала широкомасштабное наступление вдоль Дуная чуть севернее Будапешта. Осталась лишь одна возможность выбраться из города – с западной стороны, причем лишь тогда, когда железнодорожные линии и дороги не бомбили. Девятого декабря Салаши с большей частью своего правительства бежал в город Шопрон и другие города на западе Венгрии.

К этому моменту и в самой Швеции стали обращать внимание на шведскую акцию по спасению венгерских евреев. В газете “Дагенс нюхетер” за 11 ноября можно было прочитать, что миссия в Будапеште предотвратила депортацию “более чем 300 тыс. из оставшихся евреев Венгрии”. “То, что сделали для еврейского народа шведы и их король, навсегда займет место в истории нашего народа”, – подчеркнул посетивший Стокгольм Саломон Адлер-Рудель из Еврейского агентства. Под явно завышенными цифрами Адлер-Рудель имел в виду не число шведских подзащитных, а сдерживающее влияние, оказанное шведами – и представителями других нейтральных государств – на германские и венгерские власти самим фактом их присутствия в Будапеште.

Одобрение также выразили и те, по поручению которых Валленберг отправился в Будапешт. Тридцатого октября Хершель Джонсон, хорошо осведомленный о ходе шведской спасательной акции, попросил американского министра иностранных дел через Управление по делам военных беженцев выразить “официальное признание усилий Валленберга”. Признание последовало неделей позже, но не из Управления, а из самого американского МИДа. В письме, адресованном шведскому МИДу, правительство США выразило свою “по-настоящему высокую оценку… гуманитарной деятельности шведского правительства, а также находчивости и мужеству, проявленным господином Валленбергом при оказании помощи преследуемым евреям”.

Письмо, по всей видимости, не было переслано шведской миссии в Будапеште, хотя именно это имел в виду Хершель Джонсон, когда попросил своего шефа выразить благодарность от имени американского правительства. Не попало в Будапешт и другое письмо, которое 30 декабря Джонсон переслал в шведский МИД. Письмо, написанное 6 (!) декабря, было от Джона Пеле, руководителя Управления по делам военных беженцев, и адресовалось лично Валленбергу. “Буду очень благодарен, если Вы сможете способствовать доставке этого письма г-ну Валленбергу, когда появится возможность это сделать”, – писал Джонсон в сопроводительном письме. В самом письме говорилось:

Уважаемый г-н Валленберг!

Через американского посланника в Стокгольме и г-на Айвера Олсена Управление по делам военных беженцев подробно информировано о трудной и важной работе, которую Вы выполняете ради облегчения положения еврейского народа в Венгрии. С пристальным интересом мы следим за отчетами о тех шагах, которые Вы предпринимаете для выполнения своей миссии, отмечая Вашу глубокую личную заинтересованность в спасении и защите безвинных жертв нацистских преследований.

Думаю, что никто из участников этого великого дела не может избавиться от ощущения определенного разочарования по поводу того, что из-за неподвластных нам обстоятельств наши усилия не во всем увенчались полным успехом.

С другой стороны, учитывая препятствия, с которыми пришлось столкнуться, достижения были значительными, и мы убеждены, что Вы внесли огромный личный вклад в успех, достигнутый благодаря этим стараниям.

От имени Бюро по делам военных беженцев я хотел бы выразить Вам нашу глубокую признательность за замечательное сотрудничество и за энергию и изобретательность, внесенные Вами в наше общее гуманитарное дело.

Остается открытым вопрос, почему прошло столько времени, прежде чем Джонсон переслал письмо Пеле в МИД. Во всяком случае, 30 декабря уже не было уже никаких возможностей доставить его Валленбергу, поскольку все связи с будапештской миссией прервались. До миссии дошла лишь короткая телеграмма, посланная 12 декабря министром иностранных дел Кристианом Гюнтером Ивану Даниэльсону: “Сознавая исключительно трудные и напряженные условия, при которых Вы и Ваши сотрудники выполняете Вашу работу, столь важную для нашей страны и тысяч Ваших подзащитных, шлю всем вам мое искренне приветствие с пожеланием продолжения успешной работы”.