Белое танго - Дмитрий Вересов

— Нет человека — нет проблемы, — задумчиво произнесла Лада. — Ну, и зачем дело стало, раз никаких следов?

— Да я уж сколько раз собиралась! Неделями не спала, все переживала, представляла себе, как я его… Ампулу нужную раздобыла, раз даже в шприц закачала. Но не могу… понимаешь, не могу своей рукой, вот так вот, хладнокровно. Сколько себя ни заставляла — не могу, и все!

Она резко повела рукой и смахнула со стола тарелку с остатками сыра. Упав на мягкий линолеум, тарелка не разбилась. Поднимать ее никто не стал.

— Одним я теперь желанием живу, и грежу им, и брежу… Вот если бы только кто-нибудь… Я бы все отдала…

Она замолчала и, закрыв лицо руками, расплакалась. Лада не шелохнулась.

Отрыдавшись, Марина подняла голову и робко, выжидательно посмотрела на подругу.

Та молчала. Пауза была мучительной. И когда Марина почувствовала, что сейчас сойдет с ума. Лада тихо, отчетливо выговаривая каждый слог, произнесла:

— Все — это что конкретно?

— Я бы… я бы… и тысячи не пожалела, — задыхаясь, прохрипела Марина.

Лада поднялась, медленно подошла к Марине, придвинула табуретку и села рядом, положив ей руку на плечо. Марина закрыла глаза.

— Тысячи? — ласково переспросила Лада. — Тысячи рублей, я правильно поняла?

— Марина чуть наклонила голову. И тут Ладины железные пальчики впились ей в плечо, попав в какую-то болезненную точку. Марина вскрикнула, но хватка не ослабла. — Нет, дорогуша, тысячу ты мне за один этот разговор наш заплатишь, потому что за пустой базар отвечать надо.

Марина закивала, как китайский болванчик. В это мгновение она готова была согласиться на все, лишь бы ушла боль. Но боль уменьшилась лишь на чуть-чуть.

— Жду три дня. Если во вторник к вечеру вот на этом столе кусок лежать не будет, без ушей останешься. Я не шучу.

— Да, — пролепетала Марина побелевшими губами.

Беспощадные пальцы разжались еще на миллиметр, и Марина смогла глотнуть немного воздуха.

— Больно, отпусти, — прохрипела она еле слышно. — Сколько ты хочешь?

— Это если на твою мокруху подпишусь? — Пальцы отпустили плечо, но ладонь придавила Марину неожиданной тяжестью. — Я, конечно, не знаю, что ты там за картинки эти огребешь, в этом не сильна, но кое-что из беседы дяди твоего с гостями я усекла. Получается так — картинок у него там штук полтораста. Ну, сто двадцать. На круг каждая уйдет минимум за тысячу. Значит, сто двадцать тысяч.

Половина твоя, половина моя.

— Но…

— Это самый маленький счет, смешной даже. Армяшка тот усатый за свои цитрусовые пятьдесят кусков просил или на два Ге соглашался. Выходит, одно Ге уже на двадцать пять тянет, прикинь. А оно там не одно такое. Если ты, родственничка схоронив, с Секретаренком тем же грамотно переговоришь, он тебе на другой же день миллиона два в зубах принесет, и себе столько же наварит. А про настоящую цену я вообще не говорю… Так что лови момент, хорошая моя. Или ко вторнику тысячу добудь, а потом сиди в дерьме, не высовывайся и жди, кого раньше кондратий хватит — дядю Родю твоего или тебя.

— Я понимаю, но… но шестьдесят тысяч сразу…

— Можно и не сразу, но тогда больше. Через месяц после дела — семьдесят…

Или постой, еще вариант имеется. Родион твой ведь не только меняется, но и покупает-продает.Стало быть, должен наличность держать, и немаленькую. Хранит, конечно, дома. В сберкассу не сдает, из рук не выпускает. Не доверяет, так?

— Так…

— Ну и где дома? Не в матрасе же… Думай, родная за хорошую мысль скидку сделаю.

Лада наконец убрала руку с Марининого плеча, отодвинулась и, словно не было никакого напряженного разговора, дружески предложила:

— Добьем для просветления мозгов? И расплескала остатки водки по стаканам, в которых прежде был лимонад для запивки. Марина, резко запрокинув голову, залпом осушила свой стакан. Лада лишь пригубила, поставила на стол и при-щурясь посмотрела на собеседницу.

— Давай рожай, что ли. Чую, есть догадки. Марина сокрушенно вздохнула.

— Сейф у него в стене. Как раз напротив окна. Под портретом графини какой-то на коне. Раньше на этом месте другая картина висела…

— Найдем. Замок цифровой или какой?

— И цифры, и ключ нужны. Мне про сейф тетя рассказала, а я потом проверила, когда его с язвой прободной в больницу увезли, прямо на стол. У меня только один вечер был: ночью, как наркоз отошел, он там на все отделение скандал закатил, меня через медсестру высвистал, чтоб срочно ему ключи от квартиры сдала. Вот так… А в сейфе, между прочим, деньги были немалые. Много пачек. Так взять хоть одну хотелось, но он бы меня убил потом…

— И даже не пересчитала?

— Ты что, заглянула только… Страшно!

— Страшно… — повторила Лада, чуть заметно искривив губы. — Ну, и какая, говоришь, там комбинация? Ключик где?

Марина метнула на нее затравленный взгляд. На закушенной губе проступила капелька крови, но Марина не заметила. Ей хотелось выть от безысходности. Ну с чего, с чего, спрашивается, ляпнула этой душегубке про сейф? Ах, как лопухнулась, как лопухнулась!

— Ключ он под конторкой держит, там на дне ящичек плоский, специальный.

Фанерку на себя потянешь, он и вывалится.

— У-гу… А цифры?

— Один-девять-ноль-пять. По его году рождения. Выпалив эти слова на одном дыхании, Марина опустила голову.

— Оригинально… Даю минуту: если соврала, можешь поправиться. Наказывать не буду. А потом пеняй на себя. — Лада вновь обняла Марину за плечи. Та вздрогнула и сжалась в комок. — Ну?

— Что ты, что ты, все точно… — залепетала Марина. — Не сомневайся…

— Проверю, — многозначительно сказала Лада и убрала руку. — Что там найду, то мое. Если меньше шестидесяти получится, разницу взыщу. Сколько и когда — дам знать заблаговременно.

— А… а если больше будет? — дурея от собственной смелости, прошептала Марина. Лада усмехнулась:

— Чужого недополучить боишься, Валерьяновна? А ты не боись, тебе всяко останется. За три жизни не прохаваешь. — Ее пальцы сгребли волосы на Ма-ринином затылке, потянули вниз. Лицо Марины невольно поднялось, повернулось к Ладе. В глазах стояли слезы. — Слушай меня, тварь, и запоминай. Я таких гнид, как дядя твой, давила и давить буду, и деньги тут ни при чем. Деньги что? Грязь… Ты моргалами-то не лупай, лучше вспомни, кто первый про них запел, кто на тыщу сраную купить меня собирался? То-то. Другой бы расклад дала, душевный — так я б тебе его безвозмездно в клочья порвала, за дружбу и за правду. А теперь у нас совсем другой шансон играет. И тут уж я на дешевку не клюну, хватит, наклевалась. За простоту свою кровью заплатила, своей и чужой, душой изувеченной, месяцами госпиталей и психушек, детьми, что не родила и не рожу уж никогда. Родину, блин, защищать рванула — туда, где этой Родины век бы не знали!