Рабыня Гора - Джон Норман

Развернувшись, я бросилась обратно в зал. Еще двое! Наверняка те, кого я слышала за железной дверцей, – обшаривали, наверно, жилище рабынь и комнату, где девушки приводили себя в порядок, а потом вышли через ворота.

Попалась! Я вжалась в стену.

Подошли.

– Это Дина, – сказал один.

– Пусть идет, – бросил другой.

И они вчетвером, ведя с собой Тулу, пошли обратно к залу.

Едва переводя дух от ужаса, я припала спиной к стене. Не взяли.

Ничего не понимаю. Не хотят меня? Не подхожу? Оставят на свободе?

В противоположном конце зала со стороны ведущих в рабскую обитель ворот замаячила мужская фигура. Высокий, статный, могучий красавец, по повадке – предводитель горианских воинов.

Он. Тот, что назвался Раском из Тревы. Я повернулась и бросилась бежать.

Я застыла, скрючившись, в углу темного коридора. Вдали засветилась лампа. Все ближе, ближе. На меня надвинулись стены коридора.

За спиной – запертые решетчатые ворота.

Лампа еще ближе.

Сжимаются стены.

Поднял лампу. Свет упал на меня. Я встала на колени.

– Будь милосерден к несчастной рабыне, хозяин, – прошептала я.

– Животом и щекой к стене! – приказал он. – Руки за спину, скрестить запястья!

Я повиновалась. Он поставил лампу на выступ в стене, положил на пол меч, присел рядом. И вот руки мои опутаны веревкой. Стянув покрепче, он завязал ее. Я вздрогнула. Беспомощна. Взяв за руки, он повернул меня к себе. Теперь я сидела перед ним на полу, спиной опираясь на каменную стену, подтянув колени к подбородку.

– Будь милосерден к несчастной рабыне, хозяин, прошу тебя, – шептала я. Уж как я над ним издевалась, как потешалась! И вот теперь, связанная, в его руках. Мы одни в темном коридоре, глубоко под землей, под крепостью Турмусовых Камней.

Я замигала от света лампы.

Он вытащил что-то из сумки, поднес к моим глазам.

– Знаешь, что это?

Крошечный, испещренный прожилками узкий овальный металлический листочек. У широкого края в микроскопическое отверстие вдето колечко, на нем – изогнутая проволочка. На листке вырезана надпись и какой-то знак.

– Знаком тебе этот знак?

– Нет, хозяин, – прошептала я.

– Это символ Тревы.

– Да, хозяин.

– Можешь прочесть?

– Нет, хозяин.

Читать по-гориански я не умела. Не владела здешней грамотой. Не такая уж редкость. Многие хозяева предпочитают неграмотных рабынь – ими проще управлять, их легче держать в узде. Другим, наоборот, нравятся грамотные, и не просто грамотные, а высокообразованные, блещущие умом, одаренные. Такие девушки высоко ценятся. На рыночном помосте за них дают больше. Говорят, что и как рабыни они лучше. Если бы меня продавали на Земле, я бы тоже считалась такой, а на Горе я всего лишь безграмотная невежда.

– Это мое имя, – пояснил он, – Раек.

– Да, хозяин.

– Вот такими штучками, – он все держал листочек передо мной, – мы, воины Тревы, метим добытое во время набегов.

– Не надо, прошу тебя, хозяин! – отпрянув к стене, вскричала я.

Он оттянул мочку моего левого уха. Я забилась, закричала – проволочка вонзилась в кожу. Проколов насквозь, он скрутил концы проволоки. Получилась петелька. С нее, касаясь щеки, свисал серебряный листок.

«Приятно будет пометить тебе ушко», – сказал он тогда, в зале. Тогда я не поняла этих слов. Зато теперь понимала. Я в ужасе уставилась на него. Я помечена!

– Кажется, теперь ты не такая дерзкая, как раньше, – заметил он.

– Нет, хозяин, – ответила я плача.

Схватив за щиколотки, он оттащил меня от стены. Я со стоном откинула голову. Ухо проколото! Может, само по себе это ничего и не значит, но только не на Горе. Теперь почти наверняка когда-нибудь проколют и второе, и стану я девушкой с проколотыми ушами, ничтожнейшей из рабынь. Тот пронзительный, как от боли, вопль – это же девушке прокалывали ухо! Тогда я не поняла, что с ней делают. И не от боли кричала она так отчаянно – от горя и стыда! Ухо проколото!

Я с упреком взглянула на Раска иэ'Тревы. Он рассмеялся. Прекрасно понимал, что сотворил надо мною, и знал: понимаю это и я.

– Сладка ли тебе твоя месть, хозяин? – спросила я.

– Я еще и не начинал мстить, крошка, – ответил он и раскинул в сторону мои ноги.

Не поддамся! Я отвернулась. Коснувшись каменного пола, чуть слышно звякнул серебряный листочек. Но руки его действовали безошибочно.

– Нет! – молила я. – Не заставляй меня кончить!

А он не ведал снисхождения. Себя забыв, трепеща от малейшего прикосновения, я изогнулась, с исступленным криком припав к нему.

А потом я лежала у его ног, опустошенная, побежденная, сдавшаяся. Рабыня.

Он поднял голову.

– Дым!

Теперь и я почувствовала запах гари.

– Крепость горит. Вставай, рабыня!

Я кое-как поднялась. Ноги едва держали.

Миновав пылающие коридоры, вскарабкавшись по лестнице, спустя несколько энов мы выбрались на крышу, а потом – на перекинутый к крепостной стене узенький мостик. Там, на стене, ждало несколько тарнов – огромные могучие птицы, верхом на которых летают горианские воины.' Крышу одного из зданий уже лизали языки пламени. На стене людно. К седлам тарнов приторочены тюки с награбленным, с седельных лук свешиваются связки посуды. Рядом с крылатыми чудовищами – рабыни. Руки сцеплены над головами, наручники продеты в стремена. Тарны взлетят – и девушки повиснут на цепях, по две с каждого бока. Позади нескольких тарнов привязаны канатами огромные корзины. В них – тоже рабыни и всевозможные товары. А вот и Саша. Стоит у стремени, руки над головой. В глазах – страх. Мужчины поспешно вскакивали в седла. Внизу, во дворе, на цепи – Борчофф и его воины, прислуга с заставы. Вокруг – клубы дыма. По двору мечутся спущенные с привязи тарларионы. Мужчины шарахаются в стороны, чтобы не затоптали. Мой новый повелитель уже тянул меня за руку.

– Надо спешить, предводитель, – обратился к нему один из мужчин.

– Нужно двигаться под покровом темноты, – добавил помощник. – Мы должны успеть на встречу с тем купцом до рассвета.

– По седлам! – ухмыляясь, приказал ему Раек из Тревы.

Усмехнувшись в ответ, мужчина метнулся к подвешенной к седлу огромного тарна лесенке.

Я все смотрела вниз. Ворота крепости распахнулись, тарла-рионы бросились на волю.

Меня подтолкнули к воину, который отвел меня к корзине.

Томящийся во дворе Борчофф взглянул вверх. Раек из Тревы вскинул руку, приветствуя воинов. Ворота открыты. И Борчоффу, и его людям – пусть они и скованы цепью все вместе – ничто не мешает выйти из крепости, спастись от огня.

Раек из Тревы окинул быстрым взглядом своих воинов и тарнов, поклажу, добычу, рабынь.

Воин легко поднял меня и запихнул в огромную корзину с плоской крышкой, открывающейся сверху наподобие люка. Придавил голову, заталкивая между других девушек. Скорчившись, я примостилась у самой стенки. Теснота – не шевельнуться. Дверца над нашими головами захлопнулась. Ее крепко привязали снаружи. Я встала на колени. Туг не выпрямишься. В этой тюрьме нас восемь. Руки связаны за спинами. Сюда же, в корзину, напихали шелка и золото. Я огляделась. Как селедки в бочке! У других девушек, как и у меня, в ушах серебряные листочки – поймавшие их мужчины пометили свою добычу.