Будни революции. 1917 год - Андрей Светенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, мало кто был в восторге от созыва Предпарламента. Павел Милюков, лидер кадетов, утверждал, что в кулуарах, «осматриваясь по сторонам, бывалые политики говорили друг другу: “Хорошо, если Учредительное собрание будет не хуже этого”».
Но вернемся к главной теме, объявлению Керенским столицы прифронтовым городом. Во-первых, это означало, что он готов как столица к немедленному перебазированию в Москву. Параллель с аналогичным решением, принятым Лениным, налицо. Единственное отличие, кроме того, что Керенский не успел осуществить задуманное, состояло в уточнении – немцы не в состоянии взять Петроград, а переезд нужен лишь для создания надлежащих условий управления страной. А это не что иное, как признание нарастающей угрозы вооруженного восстания в столице. Чем ответить? Перенести столицу в другое место. И это была отнюдь не шутка дня. Накануне декретом Временного правительства был запрещен свободный въезд и выезд из Москвы и одновременно объявлено о создании эвакуационной комиссии в Петрограде.
Итак, Александр Федорович, явно предчувствуя катастрофическое для себя и правительства развитие событий, решил переехать в Москву, где, как ему казалось, было спокойней и надежней. Это было логично. Москва, действительно, была настроена по-другому, возможно, сказывалось вековое соперничество с Питером, в том числе и по части общественных настроений. Сам факт, что установление советской власти в Москве, в отличие от Петрограда, станет конфликтным и кровопролитным, говорит в пользу такого предположения. Бои в городе продолжались неделю, что говорит как минимум в пользу разумности такого замысла Керенского. В любом случае, это был неожиданный ход. За отсутствием в Петрограде Временного правительства большевистское восстание в этом городе вообще теряло смысл. Не отсюда ли знаменитая ленинская фраза: «Завтра выступать будет поздно».
20.10
В этот день – 7 октября 1917 года по старому стилю – в Петрограде состоялась официальная церемония открытия Совета Российской республики. И то, что страна носит теперь такое название, и что в ней отныне действует некая парламентская ассамблея – все это были инициативы Керенского. Казалось бы, это показатель его активной работы, но и то и другое воспринималось многими как вмешательство в компетенцию Учредительного собрания, которое и должно было решать вопросы государственного устройства и формы правления в России. Однако вместо того, чтобы форсировать выборы в Учредительное собрание, сама идея которого была столь популярной, что даже большевики, захватив власть, вынуждены будут пойти на эти выборы и благополучно проиграть их и только потом разгоном Учредительного собрания утвердить свою монополию на власть силой вместо того, чтобы провести выборы в сентябре, Керенский держал паузу, занимаясь «обустройством» своей руководящей позиции. Он стал министром-председателем, занял пост Главнокомандующего армией, полномочия его были поистине диктаторскими. А репутация между тем таяла на глазах. И созыв Керенским Предпарламента, состоявшего из людей, не избранных народом, а назначенных, представителей Советов, общественных и профсоюзных организаций, назначенцев того же правительства, был той самой, как говаривал персонаж О'Генри, «плохой заменой овсу». Суррогатом. Впрочем, газета «Утро России» считала, что «широкая публика все-таки ожидала от открытия Совета, или Предпарламента, чего-то исключительно интересного. И только в политических кругах знали, что открытие не принесет собой ничего яркого. Дело ограничится официальной декларацией Керенского, не сулящей ничего экстраординарного. Все слова, которые могла сказать центральная власть, – уже неоднократно говорились, ожидать от господина Авксентьева, случайно оказавшегося председателем Совета, каких-либо государственных откровений не было никаких оснований». Да, обе названные фигуры говорили пространно, с надрывом. Но пафос заявлений не вызывал былого отклика. В самом деле, «Временное правительство не прибегало до сих пор к мерам, которые оскорбляли бы идеи свободы, равенства и братства. Но для того, чтобы донести русскую свободу, спасти нашу родину и войти в светлые двери Учредительного собрания, необходимо чрезвычайное напряжение сил…» Это Керенский. Весь его считавшийся диктаторским потенциал был выражен в тот день, в общем-то, в беспомощном сотрясении воздуха: «Временное правительство полагает себя вправе обратиться не только с просьбой, но и требованием от имени страны. Мы просим и требуем, чтобы все напряжение общественной энергии и самодеятельности было направлено к прекращению тех вопиющих явлений в общественной жизни, которые разрушают наше государство». В общем, церемония открытия и первый день работы, помимо знаменитой сцены избрания председателем «бабушки русской революции» Брешко-Брешковской, запомнились еще и так называемым пистолетным выстрелом большевиков. Лев Троцкий от имени фракции большевиков огласил декларацию о бойкоте Совета Республики. После чего делегация РСДРП(б) демонстративно покинула зал. И если правые кричали им вслед «скатертью дорога», то левые – эсеры, меньшевики, народные социалисты приуныли, понимая, что большевики уходят из Предпарламента не восвояси, а на баррикады. Бойкот заседаний Совета Республики фактически был открытым призывом к восстанию, он не просто осложнил работу этого форума, а по существу делал ненужной парламентские мирные процедуры решения кризиса. Потому что всем было понятно, что за спиной малочисленной фракции большевиков были «подавляющая часть пышущего классовой ненавистью пролетариата, массы истерзанной солдатчины, а также отчаявшиеся в революции крестьянские низы».
23.10
В этот день – 10 октября 1917 года по старому стилю – в центре внимания общественности вновь оказалось дело генерала Корнилова. События конца августа – начала сентября 17-го были не просто живы в памяти. Чрезвычайная следственная комиссия по делу генерала, обвиненного в попытке государственного переворота, работала активно. И накануне вызвала на допрос не кого-нибудь, а самого министра-председателя Александра Керенского. И хотя допрос проходил в Зимнем дворце, в кабинете премьера, факт остается фактом. Первое лицо в тогдашнем государстве не было за скобками правосудия. Допрос проходил в присутствии всех членов комиссии и продолжался пять часов. Показания были записаны стенографами. Следователи интересовались переговорами премьера с Владимиром Львовым, выступавшим в качестве медиатора, передаточного звена между Керенским и Корниловым в дни, когда войска с фронта шли на Петроград. Интересовались следователи и содержанием переговоров премьера с Главнокомандующим армией по телеграфу, характером взаимоотношений, обстоятельствами, при которых на должность верховного комиссара при Ставке был назначен некто Филоненко, спрашивали о роли Бориса Савинкова, в момент
